Через мгновение телепортер вернулась вместе с Азраил, и Рёко смогла начать свою телепортацию. Она закрыла глаза, чтобы помочь себе сосредоточиться чуть лучше…
Выплеск магии, произошедший, когда она снова открыла глаза, был ослепительно быстр даже по меркам повидавших так много телепортационных проникновений, что массивные потоки света начали казаться немного чрезмерными.
Краеугольным камнем нелетального захвата целевой группы «Рамнузия» была Габриэль Сигел, отличительным навыком которой было поле площадного эффекта, замедляющего время для всех, кроме заранее ею исключенных. Это мгновенно дополнилось массивным потоком, казалось, падающего с неба, липкого, магически усиленного паучьего шелка, еще одного набора нитей Марианны, залпа эффектов контроля разума, вспышки света, предназначенного ослепить всех в области, множества барьеров и набора зеркальных копий Кёко, в качестве одного лишь отвлечения появившихся на другой стороне помещения.
«Я ничего не чувствую», — подумала Асами.
«Самоцвет души выглядит нормально», — откликнулась Рёко.
Нана потратила мгновение на оценку ситуации, после чего обстреляла весь район ярко-фиолетовым мерцанием отключающей технологию и магию силы. С истинным изяществом опыта, магия остальной команды осталась нетронута.
Только тогда стало возможным хорошенько взглянуть на окружение. Помещение облепила лавина светящихся белых нитей, охватив как стены, так и ряд за рядом занятых кроватей. Их покрыло столь толстым слоем, что под всем этим можно было лишь смутно определить человеческие формы, хотя по размерам тел и прежним наблюдениям ясновидящих было тривиально вывести, что это почти наверняка пропавшие дети.
— Они все еще живы, просто без сознания, — сказала Грация, мягко перехватив руку Кёко. Возможно, ненужный комментарий, но на лице Древней появилось знакомое выражение, и не было очевидно, вспомнит ли Кёко предбоевые наблюдения ясновидящих.
Внутри замедляющего время поля Габриэль у них была роскошь избытка времени на сканирование периметра, поиск угроз, ловушек и даже замедленной ударной волны надвигающегося взрыва. Ничего этого не было.
— Оставь поле поднятым, Габриэль, — сказала Кёко. — Полагаю, у нас назначена встреча с мистером Девиттом.
В конце одного из рядов кроватей стоял на коленях мужчина, вероятно, молящийся, хотя теперь пойманный почти гротескной карикатурой, медленно вырываясь из опутавших его белых нитей.
Кёко не стала ждать, пока он закончит, проложив себе путь по полу с осторожно следующей за ней остальной командой, два назначенных члена отделились проверить бессознательных детей.
Она схватила Григория Девитта за воротник, приподняв мужчину в воздух. Связывающие его белые нити исчезли, оставив крупного мужчину почти абсурдно болтаться, удивленно дергая ногами, когда теперь он был свободен от поля замедленного времени.
Кёко поставила его обратно, потянув его за накрахмаленный воротник черно-белого наряда священника вниз на уровень своего лица, как если бы он абсолютно ничего не весил, проволочив по полу его ноги.
— Шах и мат, мистер Девитт, — прорычала она ему в лицо, обратив его имя в ругательство. — Позволь мне выразиться по-настоящему откровенно. Ты скажешь мне, о чем, черт возьми, ты только думал с этой колонией, и если мне понравится, что я услышу, я могу просто оставить тебя в живых. Хотя не гарантирую.
«Напоминаю, по возможности берем его живым, — строго подумала Марианна. — Если и будут какие-либо убийства, ими захочет заняться Управление».
Лидер культа перестал бесцельно дергаться в хватке Кёко и взглянул на крышу.
— Ах, Сакура Кёко, — отстраненным и без признаков паники голосом сказал мужчина. — Я знаю о тебе. Бедная потерянная душа. Ты не представляешь, чем ты могла бы стать.
Лицо Кёко исказилось, и ее кулак сжался на его воротнике, настолько выразительно, что Рёко представилось, как тонкая шея Девитта ломается как веточка.
Хотя такого не произошло, и мужчина даже продолжал говорить, Кёко продемонстрировала замечательную выдержку — или просто безмолвную ярость — но не прервала его.
— Она показала путь, но она тоже была потеряна. Я видел ее — хотя она считала себя скрытой, я знал. Я думал, что был один, но ко мне пришли помочь. Все, как запланировано, сложилось вместе.
— Хватит умничать, — предупредила Кёко. — Ты знаешь, что при необходимости мы силой прочтем твой разум. Мы можем сделать гораздо хуже любых пыток.
— О, я знаю, — сказал Девитт. — Есть многое, на что вы, девушки, способны. Больше, чем вы думаете. Что-то блокирует вашу трансцендентность. Нужно было найти, что именно.
— Так значит эксперименты? — резко спросила Кёко.
— Это было необходимо, — спокойно сказал Девитт. — Лучше клоны, чем кто-то из настоящих детей. Думаете, я монстр, но взгляните, я увел с собой детей колонии, подальше от боев, подальше от вашего отравленного мира.
Он театрально указал — или попытался — на устроенных вокруг него детей.
Двери помещения размером со склад распахнулись, показалась часть войск специального назначения, сформировавших остаток их оперативной силы, появившись помочь с защитой заложников. Настоящие профессионалы, они рассыпались среди детей, проверяя их и готовясь переместить их из зоны, игнорируя действия Кёко.
— Клоны были разочарованием, — сказал Девитт. — Лишь одна из них вообще заключила контракт. До этого я даже не был уверен, есть ли у них истинные души.
Кёко заметно стиснула зубы.
— Ты монстр, — сказала она. — Твой культ должен был быть против использования волшебниц в бою, и при этом ты отправил одну заманить нас в ловушку?
— Возможно, я монстр, но не больше, чем ты, — сказал он. — И она была всего лишь клоном.
Кёко заметно находилась на грани сдержанности, и остальные девушки вокруг напряглись, готовясь попытаться вмешаться, если Кёко совершит что-то опрометчивое.
Но Кёко не отреагировала.
— Впечатляет, — покровительственно сказал лидер культа. — Ты должна была убить меня на месте. Еще какие-то вопросы, прежде чем ты попробуешь на мне ваше кощунственное мыслечтение?
— Нет, — прорычала Кёко. — Я здесь закончила. Я лишь хотела увидеть твое лицо.
— А я хотел увидеть твое. Прощай.
Глаза Девитта причудливо закатились в голову, и, в свою очередь, глаза Кёко округлились.
Если остальная команда и правда верила, что им успешно удастся помешать Кёко казнить лидера культа, они быстро потеряли это заблуждение. Рёко показалось, что в одно мгновение Кёко была там, шокировано всматривалась в глаза лидера культа, а в следующее Кёко была уже на середине рубящего удара копьем, кончик которого покрылся кровью, а голова Григория Девитта оказалась в воздухе, с открытыми глазами, падающая к полу.
Она не могла двигаться достаточно быстро, чтобы избежать восприятия Рёко, но она с этим справилась.
В следующее мгновение Габриэль и одна из телепортеров схватили Кёко за руки, слишком поздно удерживая ее, и звук рвущегося от удара Кёко воздуха, наконец, достиг ушей Рёко.
— Какого черта ты… — начала Марианна.
«Хватай его голову! — подумала в ответ Кёко. — Стабилизируй ее! У него имплантаты самоубийства!»
После кратчайших колебаний Марианна выстрелила своими нитями в голову Девитта, почти невидимые провода цепко вонзились в основание отделенного позвоночника.
Габриэль прыгнула вперед, набрасывая на голову поле замедления времени, в то время как целительница группы, несущая также аварийное устройство жизнеобеспечения, кинулась вперед.
— Слишком поздно, — затаила дыхание Марианна. — Она была права, но уже слишком поздно. Его мозг растекся. Расплавлен специальными имплантатами. Неудивительно, что он готов был поболтать. Мне интересно было, почему он первым делом не покончил просто с собой. Я думала, может быть, ему не удалось переопределить управление антисуицидом, или Нане удалось что-то отключить. Не стоило его недооценивать.
Плечи Кёко опустились, после чего она сердито выдернула руки из хватки телепортера.
— Для записи, — выплюнула она. — Не все засовывают имплантаты самоубийства прямо в мозг. Я посчитала, что стоит попробовать отрубить ему голову.
— По крайней мере дети живы, — оглянулась через плечо Кёко. — Хотя нам придется проверить, все ли с ними в порядке. Хотелось бы знать, что здесь происходит. Вместо этого нам придется сидеть и просеивать свидетельства, повторяя все сказанное этим типом — что за трата времени. Уверена, все им сказанное было пустой болтовней.
Асами и Рёко просто стояли с отвисшими челюстями, не в состоянии отреагировать на только что увиденное. В симуляциях они видели достаточно крови, чтобы попривыкнуть к обезглавливанию, но все только что произошедшее было просто…
«Думаю, самое время дать объяснение», — подумал прозвучавший в их головах веселый, почти мальчишеский голос.
Это явно был инкубатор, беспечно появившийся из ниоткуда прямо перед Кёко.
Рёко потребовалось некоторое время, но она поняла, что это не просто какой-то инкубатор — это был Кьюбей, заключивший контракт с ней митакихарский инкубатор.
— Ну, тогда объясняй, — с едва сдерживаемой яростью уставилась на инкубатора Кёко. — «Начни с того, что ты здесь делаешь».
«Я отправился вместе с вами в вашем путешествии, чтобы проследить за событиями. Также было сочтено, что ты будешь более восприимчива к рассказанному мной, а не каким-либо другим инкубатором».
Инкубатор почти по-человечески взглянул на остальных девушек в команде.
«Мы уже некоторое время наблюдали за этой нелогичной группой людей, с тех пор как обнаружили их здесь. У их лидера были некоторые интересные теории о волшебницах, которые он хотел проверить».
Инкубатор потер одно из ушей лапой, выглядя почти довольным собой.
«Создание новых волшебниц проходит через нас. Мы не заключаем с девушками контракта, если это противоречит нашим интересам. Единственная девушка, с которой мы заключили контракт, была та, которая, как мы знали, вызовет сюда помощь. Я рад, что мы смогли точно предсказать, что желание Саснитэ приведет вас сюда, хотя мы не предсказали в точности, как именно это произойдет».
— Почему вы раньше ничего нам не сказали? — потребовала ответа Кёко.
«Не в нашей политике настолько прямо вмешиваться в дела людей. Мы позволили Саснитэ связаться с вами, так как таким было ее желание, но в остальном…»
— Чушь! — перебила Кёко, почти прорычав это слово.
Она наклонилась вперед, глядя почти прямо в глаза инкубатору.
— Вы кучу раз вмешивались в наши дела. Я видела, как ты так делаешь! И не притворяйся, что ты не кидаешь людей! Если бы вы по-настоящему хотели показать нам эту колонию, могли бы просто рассказать нам!
Остальные стояли вокруг нее, распахнув от мягкого шока глаза. Большинство из них никогда не видело, чтобы инкубатора так отчитывали.
Инкубатор слегка наклонил голову, ничего не говоря, и Кёко продолжила:
— Эта колония так долго была здесь, потому что вы позволили ей быть здесь, потому что это как-то совпадало с вашими целями.
«Тебе стоит быть благодарной, — покачал головой инкубатор. — Тем не менее, я подумал, что тебе может быть интересно узнать кое-что из того, что мы здесь заметили».
Инкубатор выразительно оглядел помещение вокруг.
«Во-первых, этот объект не был построен вашими культистами. Это достаточно просто понять, но мы можем вдобавок сказать, что его построила другая группа, поддерживающая культистов, предоставляя им оружие и ресурсы для строительства их базы, пока они оставались здесь, скрытые на этой базе. Они давали советы Григорию Девитту. Как только стало ясно, что вы найдете эту базу, они с его согласия бросили его здесь и отбыли на замаскированном корабле».
Кьюбей слегка опустил голову, как будто кивнув самому себе.
«Во-вторых, нас весьма заинтересовало, что у них внутри главного здания была статуя Акеми Хомуры. Григорий верил, что видел Хомуру на Оптатуме после ее предполагаемой гибели, и основал большую часть своих безумных верований на том, чего она достигла. Он был искренен в этой вере, но это, конечно, неудивительно для кого-то столь безумного. В конце концов, в то время на Оптатуме у нас было много инкубаторов, и абсурдно предполагать, что он мог увидеть ее, в то время как мы нет».
Кьюбей поднял взгляд на Кёко.
— Ну? — после долгого взаимного взгляда спросила Кёко. — Это далеко не полное объяснение.
«Мы бы предпочли больше ничего не говорить».
Кёко моргнула, затем зарычала, ударив копьем в место, где стоял инкубатор — но его там больше не было. Полированный серый пол треснул, осколки искусственного камня разлетелись от точки удара.
«Ну правда, — появился на плече Кёко Кьюбей. — Так нелогично и жестоко. За столетия ни одной из вас ни разу не удалось убить ни одно из моих тел. Мы никогда не поймем, почему вы предпочитаете такие потери».
Кёко снова выпрямилась, вместе с Кьюбеем, тряхнув головой.
— Это просто снятие стресса. Не то чтобы ты понимал концепцию, крыса.
«Тебе стоит быть благодарной, — повторил инкубатор, его тело медленно растворилось. — Но хорошо было увидеть тебя, Кёко».
Через мгновение Кьюбей исчез, оставив Кёко стоять, держа наготове копье.
— Неужели он только что назвал меня по имени? — взглянула она на Марианну.
— Да, — сказала та.
— Странно, — сказала Кёко.
Она топнула по полу раз, другой, третий, после чего оглядела детей вокруг.
— Меня это бесит, мне нужно прерваться и подумать.
Она развернулась на каблуках и бодро зашагала к одному из выходов. Ясно было, что остальным не стоит следовать за ней.
Вся жизнь Кёко была сформирована религией и верой, как в положительном, так и отрицательном смысле. За долгие столетия, растянувшиеся между смертью ее семьи и демонстрацией Хомуры на Новых Афинах, они всегда были с ней, присутствуя в умышленном неиспользовании, как и обычно в ее церкви.
«Я знаю это, — думала она, топая по обезопасенным коридорам комплекса. — Я не лгу себе. Не как Мами. Не с самого начала».
Но было ли это настоящей правдой? Что насчет всех тех лет, что она потратила, отказываясь размышлять, отказываясь думать? Всех тех лет, что она потратила, пропивая свою жизнь в тысячах высококлассных барах, ночь за ночью проводя в чужих постелях?
«Это не ложь себе, черт возьми! — ответила она, подавляя желание врезать кулаком в ближайшую стену. — Я знаю, от каких демонов бегу».
В своей голове она видела образы, что всю ее жизнь мучали ее.
Ее отец посадил ее к себе не колени, улыбаясь ей.
Ее отец стоял перед алтарем, с лучащимся лицом, как будто через него говорил сам Господь.
И, наконец, безжизненные тела ее семьи, лежащая в луже крови сестра, растерзанное и сломанное тело, уже поглощенное пламенем.
Она знала, часть ее сгорела там вместе с остальной семьей. Эта ее часть болела, дыра в сердце, что чуть не бросила ее вместе с ними в пламя.
