Моя Святая Земля

Воистину, нынче был день неожиданностей. Получив такой внезапный удар, Марбелл целую минуту глотал воздух, не зная, что сказать. К чему демон точно не был склонен, так это к внезапным прозрениям.

В ответ на неожиданную правду очень тяжело соврать.

— Не умеешь или не хочешь? — спросил демон безнадёжно.

— Да если бы я и умел, ни в коем случае не посоветовал бы вам, драгоценнейший государь! — Марбелл взял себя в руки. — Вы — счастливчик, поверьте. Весь ваш двор обременён своими душами сверх меры, каждый радостно поменялся бы с вами местами — а вы... — и наткнулся на взгляд демона, злой и печальный.

— Вы все треплетесь о том, чего не понимаете, — сказано это было не словами, а чистым презрением. — И ты, хоть и строишь из себя владыку тьмы. Святое дерьмо...

— Это благой, да? — вырвалось у Марбелла. — Прекрасный государь, как же вы поверили первому встречному, а не мне, который уже несколько лет вам верой и правдой...

— Он понимает, а ты — нет, — отрезал демон. — Буди однорукого.

— Но я не могу... он... Серебряный Туман — средство одурманивающее, теперь он долго...

— Мне не важно, что это за отрава, — ледяным тоном процедил демон. — Или ты его будишь, и он просыпается — или это твой последний день при дворе.

Марбелл вздохнул. Деваться было совершенно некуда.

* * *

Сэдрик обнимал Нельгу, чьё невесомое тело-тень обрело почти настоящую человеческую плоть, и вдыхал чудесный лунный запах её волос. Нельга хихикала: "Что вы, тёмный мессир!" — но её щека, бархатистая в призрачном свете, как лепесток розы, была у самых губ Сэдрика, и он думал, можно ли поцеловать вампира, раз уж нынче творятся такие дивные вещи.

Кругом был летний парк, весь в лунном сиянии и мерцающих каплях росы. На росистой траве, на куртке из волшебной непромокаемой ткани, сидели государь и рыжая принцесса и над чем-то хохотали — может, Лео сказал какую-нибудь уморительную глупость? И Сэдрик ждал, когда вернётся Тёмная Мать — он тогда спросит, не обожжёт ли Нельгу его Дар, если её поцеловать...

Острая боль была — как удар. Сэдрик осознал, что лето, парк, роса и неумершая девушка — только сон, но где он находится наяву, понять не мог: в голове всё смешалось и спуталось. Он попытался открыть глаза, с третьей попытки удалось, но перед глазами всё плыло, качались цветные пятна, рот пересох, на языке остался привкус падали, а левое плечо болело так, будто его проткнули раскалённым клинком.

— Очнись! — рявкнул кто-то незнакомым голосом, отдавшимся болью в голове. — Слышишь?

— Пошёл... в задницу... — пробормотал Сэдрик еле повинующимся языком.

В лицо хлынула ледяная вода — так, что Сэдрик на миг захлебнулся и задохнулся. Холод был острым, как боль, но туман перед глазами рассеялся, а мысли мало-помалу обрели связность.

Сэдрик понял, где он и кто перед ним. Марбелл, мерзкая рожа — все вампиры знали эту лицемерную мину. Застенок. А Дар заперт внутри заговорённым серебром.

Ох, как паршиво-то...

— Проснулся, гадёныш? — спросил Марбелл с ласковостью, которая не обманула бы и слабоумного.

— А, холуй ада, — еле выговорил Сэдрик сквозь боль, холод и тошноту. — Сплю ещё, кошмар снится...

Марбелл ухмыльнулся, но скрыть ярость у него не получилось. Сейчас врежет, подумал Сэдрик, но откуда-то сбоку ледяной голос сказал:

— Не смей его трогать, отравитель.

Сэдрик повернул голову, насколько позволял серебряный ошейник, но не разглядел — снизу вверх было неудобно.

— Ваше прекрасное величество, — сказал Марбелл заискивающе, — вы можете разговаривать с ним, если вам угодно, но...

— Отойди, — приказал ледяной голос. — Мешаешь.

— О! — удивился Сэдрик. — Узурпатор собственной персоной! Так?

Марбелл не ударил даже — толкнул, но пинок отдался в простреленном плече, и от боли потемнело в глазах.

— Думай, с кем говоришь, — прошипел Марбелл, но демон пришёл в неожиданную ярость:

— Ещё раз его тронешь — выгоню тебя к бесу! — и нагнулся к Сэдрику. — Это правда, что твой отец помогал моему заключать сделку с Теми?

Сэдрик взглянул на тварь без души с профессиональным интересом. Серебро мешало делать точные выводы, от какого-то дурманящего пойла притупилась интуиция, но даже сейчас было понятно: демон болен, встревожен и именно к Сэдрику настоящей вражды по неведомым причинам не питает, несмотря на то, что Сэдрик не церемонится в речах.

Удивляться не было времени.

— Было дело, — ответил Сэдрик кратко. — И?

— Расторгнуть её можешь? — спросил демон с неожиданной надеждой.

Мгновение Сэдрику казалось, что он ослышался. Потом пришло понимание: нет, просто государь и впрямь с ним поговорил. Велика сила Света...

— Не вопрос — расторгнуть. Ломать — не строить...

— Сделаешь? — спросил демон почти умоляющим тоном.

— Скажи своему холую, пусть снимет эту серебряную сбрую, — сказал Сэдрик. — Никто из нас в серебре работать не может.

— Марбелл, — голос демона снова стал ледяным, — ты слышал?

— Ваше прекрасное величество, — возмутился Марбелл, — снять серебро — значит, дать ему возможность использовать Дар...

— Так мне и нужен его Дар, — здраво возразил узурпатор.

Сэдрик с удивлением понял, что его яростная ненависть к адской твари поутихла: адская тварь рассуждала разумно и желала дельных вещей.

— Алвин, — сказал он, — не слушай этого придурка. Мой Дар тебе безопасен. Государь тебя убивать запретил — и мне, и всем, кто со мной. А против его воли я не пойду.

— А Марбелла Эральд тоже запретил убивать? — спросил демон со смешком.

— Марбелла? Нет, Марбелла — нет. Даже разговора такого не было, — ответил Сэдрик демону в тон.

Узурпатор неожиданно расхохотался.

— Марбелл, — всхлипнул он, — чрево ада, если бы ты видел свою рожу! Отпусти его сию минуту!

Марбелл принялся отмыкать замки на цепях. Он пытался выглядеть спокойно, но судорогу ярости скрыть тяжело. Снимая цепь с увечной руки, Марбелл дёрнул так, что перед глазами Сэдрика распустились сияющие багровые розы, а в горло поднялся горький ком тошноты. Но, закончив с цепями, Марбелл снял ошейник — сразу стало легче дышать, а в душу вернулся покой.

— Другое дело, — пробормотал Сэдрик хрипло. — Я сделаю, Алвин. Государю бы понравилось.

— Делай, — приказал узурпатор.

— Здесь не выйдет, — Сэдрика снова замутило, но он взял себя в руки. Какого беса! Боль — наш товарищ, боль — подруга смерти, боль — инструмент некромантии, нечего раскисать. — Надо на то место, где обряд совершили. В Малый Замок. Знаешь Малый Замок?

— Ненавижу этот замок, будь он проклят, — сказал Алвин.

— Скорее всего, это ложь, — вставил Марбелл.

— Марбеллу будешь рассказывать, что ты ненавидишь, — буркнул Сэдрик. — А я говорю, что надо в Малый Замок. Там покажу, где точно. Будешь делать, что скажу, иначе — ни пса ты не получишь. Ясно?

— Ладно, — сказал узурпатор, чуть поколебавшись. — Вставай, поехали.

Сэдрик сделал отчаянное усилие, оперся на здоровый локоть — и сел. В голове снова мутилось, стены пыточной Марбелла качались и плыли.

— Он вам наработает, ваше прекрасное величество, — заметил Марбелл. — Ведь полудохлый же.

— Заткни пасть башмаком, Марбелл, — выдохнул Сэдрик и встал. Дар работал безукоризненно — злость придавала сил.

Алвин снова коротко, зло хохотнул. Сэдрик взглянул ему в лицо.

Алвин, говоря откровенно, здорово напоминал государя внешне — и было сразу ясно, насколько вино важнее кубка: ни тени истинной силы и тепла в его лице не виднелось. Пустышка. Но Сэдрик увидел в этой лощёной пустоте кое-что совершенно неожиданное: привычную боль.

В этот момент он начал понимать государя: с убогого без души — какой спрос? Как с больного или безумного. Виноваты те, у кого душа на месте — благо таких вполне достаточно.

Алвин ждал.

— Скажи Марбеллу, пусть вернёт мою куртку, — сказал Сэдрик. — У меня там нож в кармане, нож отца, папаша, старый пёс, им обряд проводил. Если и я им сделаю — больше шансов.

Марбелл дёрнул лицом, как бы говоря, что Сэдрик до смешного самонадеян.

— Отдай, — приказал Алвин.

Марбелл швырнул куртку на стол, с видом: "На, подавись!" Сэдрик тут же сунул руку в карман — нож лежал там, и прикосновение к нему вызвало мгновенный экстаз. Хорошо. Папаша — старый пёс, конечно, но след его руки не помешает — всё-таки, завещанное, одухотворённое лезвие.

Вряд ли для такого дела подошёл бы новый клинок. А где теперь прекрасный нож, подаренный государем, идеальный для такого светлого дела, Сэдрик даже представить себе не мог.

Увечная рука больше совсем ни на что не годилась — острая боль протыкала насквозь, стоило двинуть ею хоть чуть-чуть. Марбелл вытащил пулю и остановил кровь, но Сэдрик чувствовал, как повязка присохла к ране, рубашка пропиталась кровью насквозь. Ни к чему Марбеллу было деликатничать; ясно, что он замышлял. Если претендуешь на чужой Дар, то сильная боль — вполне подходящий инструмент.

Впрочем, для хорошего обряда своя боль — инструмент не хуже.

Сэдрик одной рукой, неуклюже, накинул куртку на плечи. Тело просто скулило, сопротивляясь любому движению, но разум прояснился, пробудив интерес к окружающему миру. Пытаясь привести себя в порядок, Сэдрик, между делом, оценил логово Марбелла.

Высокий зал в подземелье, с окнами под самым сводом, алхимическая лаборатория и библиотека. Всё пропитано смертями на ладонь, смерти впитались в стены, как вода в песок — но никаких неприкаянных душ: Марбелл держал рабочее место в порядке. Умелый убийца не оставляет улик, подумал Сэдрик с омерзением.

— Ты получил свой нож? — спросил Алвин. — Доволен? Пойдём.

Сэдрик двинулся к двери. Ноги подкашивались, он держался за край стола, потом — за стену, и ужасно на себя досадовал. Марбелл отпер дверь и сдёрнул с крюка плащ, подбитый мехом бобра.

— Останься здесь, — приказал Алвин. — Ты мне там не нужен.

Лицо Марбелла побелело так, что пятно показалось почти чёрным.

— Я боюсь отпускать вас с чужаком, да ещё и проклятым, ваше прекрасное величество, — пробормотал он заискивающе. — Боюсь за вас, драгоценный государь! Как вы можете подвергать свою жизнь такой опасности?

— Можно подумать, с тобой безопаснее, отравитель, — бросил Алвин. — Я сказал: ты останешься. Или убирайся.

Марбелл поклонился, коснувшись пола кончиками пальцев, а когда выпрямился, у него дрожали губы. Алвин взглянул брезгливо и захлопнул дверь в лабораторию. Сэдрик почувствовал что-то, довольно близко напоминающее благодарность.

— Молодец, — сказал он. — Твой отравитель мог бы нам здорово напортить.

— Идём к лошадям, — приказал Алвин.

Сэдрик помедлил.

— Что такое? — обернулся узурпатор нетерпеливо.

— Слушай, такое дело... — Сэдрик не был уверен, что поступает правильно, но интуиция подсказывала именно такой ход. — Мне надо увидеть государя.

— Да почему ты его зовёшь государем?! — взорвался Алвин. — Я — король, тупица!

— Марбеллу расскажи, — огрызнулся Сэдрик. — Я знаю, кто государь, и ты знаешь, только придуриваешься. И все знают, только твоя кодла боится, что погонят их поганой метлой — вот и изображают идиотов. Мне ничего изображать не надо. Мне бы увидеть его — и поедем, куда скажешь.

Алвин некоторое время молчал. Потом хмуро спросил:

— Зачем?

Хочу убедиться, что он жив и вся эта затея имеет смысл, подумал Сэдрик и сказал:

— Затем, что королевское чудо. Не хочу сдохнуть по дороге. Тебе это ни к чему, конечно, но руки короля Святой Земли — руки целителя, а не убийцы, знаешь ли.

Глаза Алвина одновременно наполнились слезами и жаждой крови.

— Урод! — рявкнул он, и Сэдрик отчётливо ощутил вокруг него что-то вроде того свечения зла, какое бывает у адских тварей, призываемых в человеческий мир.

Очень напугал, подумал Сэдрик и хмыкнул:

— От урода слышу. Не хочешь делать то, что я говорю — ходи без души, какое моё дело. Ну, чего ты уставился на меня, как вошь на гребень? Тебе надо, мне — наплевать, вообще-то.

— Знаешь, как можно заставить людишек делать всё, что прикажут? — осведомился Алвин с безумной и яростной ухмылкой.

— Ага, пытками, — кивнул Сэдрик. — Ну, давай, рискни меня пытать. Мне-то что, пять минут — и я уже там, я и так еле на ногах держусь, если ты не заметил. А вот ты что будешь делать, когда я подохну, палач лядов? Марбелла пытать побежишь? Так его пытай, не пытай — не сможет он, кишка тонка.

Алвин мотнул головой, как оглушённый.

— Хватит ломаться, — сказал Сэдрик с досадой. — Хочешь что-то делать — давай решайся. Стоит тут, капризничает, мнётся, как девка...

Алвин шёл вразнос: Сэдрик видел, как узурпатору хочется убить упрямого некроманта на месте, но мыслил Алвин всё-таки здраво. А здравое размышление подсказывало: вот единственный шанс что-то изменить, другого не будет — и Алвин, видимо, собрав всё невеликое своё самообладание, взял-таки себя в руки и решил отложить страшную казнь Сэдрика до другого раза.

Он мотнул головой, жестом приказав Сэдрику себя сопровождать, и направился к выходу из подвала. Так-то лучше, подумал Сэдрик, заставляя себя идти как можно быстрее. Сейчас увидим государя, государь нам поможет, государь дотронется — и можно будет идти на край света или взламывать ад.

Потому что иногда очень важно почувствовать, что ты не один.

X

Джинера шла по восхитительной галерее, украшенной живыми цветущими деревьями, и пыталась хоть немного разобраться в сложившейся ситуации. Её бароны следовали за ней, как тени — охраняли принцессу, а по сути — собирались в критическом случае умереть вместе с ней.

Джинера шла и думала.

В храме ей показалось, что светловолосый парень, вышедший к алтарю с чудовищной по дерзости речью — безумен. Нет, в его словах слышались и резон, и искренность, и здравый смысл, но Джинера не могла себе представить настолько самоубийственной отваги и была сильно удивлена, когда юношу, объявившего себя королём, не убили на месте, а проклятого, заслонившего его от пули, не добили. Плохо скрытый ужас свиты Алвина казался таким же безумием, слова Алвина и канцлера казались невероятными; в довершение всего, как громом поражён, рухнул на пол Иерарх, о котором давным-давно говорили вполголоса, будто он возведён на Небесный Престол интригами двора Святой Земли и куплен людьми Алвина с потрохами.

Но, поразмыслив, Джинера решила, что безумие тут ни при чём. Безоглядно отважный человек, осмелившийся обвинить короля в глаза, в нестерпимо кошмарных вещах, вероятно, не просто сказал правду — он сказал правду всем известную, крайне опасную, всё меняющую. Обычные политические игры перед её лицом отошли на второй план. Другими словами, на престоле Святой Земли и впрямь нелюдь. Тварь. Двор это знает. Знал и Иерарх, короновавший тварь за церковную карьеру. Будущее — и Святой Земли, и Златолесья, и самой Джинеры — в один миг стало неочевидным.

Король без души.

Джинере хотелось в ужасе закричать: "Я сразу догадалась!" — но она заставила себя молчать и думать.

Порой кого-нибудь из владык прежних времён обвиняли в том, что за власть он продал душу Тем Самым Силам. О таких ритуалах ходили легенды. Молва лишала души Церла Прибережного и Дольфа Междугорского — но Церл был только чернокнижником, а Дольф был только проклятым, если для описания столь тёмных чар и деяний уместно слово "только". Считалось, что бездушная тварь не может быть коронована — Отец Небесный должен ощутить присутствие ада во время коронации. Считалось, что коронация бездушной твари отдаёт аду весь присягнувший народ. Что такое действо может повлечь за собой неисчислимые беды. И вот...