— Петрович, погоди. Ты что, кому-то обещал, что японцы придут именно 22-го?
— Не помню... Кажется, нет, но что это меняет? Я весь город гнал, как лошадь, чтобы поставить мины и быть готовыми стрелять именно 22-го! Где этот Камимура? И Макарова я, получается, просто обманул, когда отказался к 22-му быть в Харбине. И сволочь какая-нибудь уж точно настучит, что я был с похмелюги, и что...
— Уймись! Ну, что ты психуешь? У Камимуры сейчас по сравнению с нашим миром проблем добавилось, броненосных крейсеров стало на один меньше, а у нас на два больше. Может, он бункеруется, может, ему надо больше времени, чтобы собрать корабли. Ведь если его крейсера посылали ловить "Варяга", а больше посылать некого, то они были в разгоне по одному-два. Небось, пока все собрались в Сасэбо, забункеровались, пока дойдут сюда — вот тебе и денька два-три задержки.
А может, они вообще операцию отменили, и тогда я точно тебе не завидую, когда пред очи Степана Осиповича предстанешь... Или наоборот — возьмут, да и усилят Камимуру парой броненосцев. И попробуют утопить "Гарибальдей" прямо в гавани. Это будет тебе урок, Петрович.
— На какую тему урок? — не въехал Петрович.
— Не полагайся больше на свои знания той истории войны. Ты ее уже переписал. Непонятно только, в какую сторону... Думай головой, теперь тут все точно пойдет не так, как у нас. Так что все даты по ходу боевых действий можешь смело забыть. Ты мне лучше скажи, почему у меня на телеграфе отказались принять телеграмму в Питер Вадику, сослались на твой приказ? Это ты из-за того прикола нашего дражайшего юного графа Нирода?
— Не. Это уже замяли. Телеграммы ни у кого не принимают. Я запретил отправлять все, что не имеет моей визы. В городе полно японских шпионов, кроме как по телеграфу, они о минной постановке никак сообщить не успеют. Так чем думать — кто и каким кодом чего передает, я решил, что проще заблокировать всю связь на пару дней. Потерпят.
— Ну вот. Это я и называю — думать своей головой! Ведь можешь же! Только мою телеграмму завизируй, да? Я хочу, чтобы Вадик мне из Питера кое-что подогнал. И еще, если у нас задержка на пару дней, я, наверное, успею еще один сюрприз Камимурушке устроить — выдели мне с полсотни гильз от шестидюймовых выстрелов с бездымным порохом и столько же картузов с бурым, да роту солдат гарнизона.
— Фигня вопрос. А если Гаупт вздумает опять хорохориться, я ему...
— Стоп! Петрович, тормози шашкой махать. Сегодня у нас с тобой 24 февраля. Так? Да, конечно, уже 25-е... Как явствует из вчерашней невнятной писульки нашего засланца, в Питере свершилось нечто почти невероятное. А именно — Вадик с самодержцем познакомился и теперь до тела, то есть до ушей и мозгов, допущен. Так? А сочетание этих двух фактов есть очень положительная вещь, потому как имелись у меня на счет второго момента определенные сомнения. Весьма серьезные, кстати.
Давай-ка мы пожуем, наконец, самую главную тему. Потому как без понимания куда рулить в стратегии войны, можем запросто налажать в тактике, нажить смертельных врагов, что похлеще Того и Оямы окажутся и запросто скрутят наши шейки. А Вадику в первую очередь, ибо попал он сейчас в форменный гадючник... Не возражаешь против такой логики?
— Валяй. Только у тебя, что, досье или рецепты для него имеются?
— Поймешь, если перебивать не будешь. Ну-ка, напомни лучше: когда в нашем мире японцы вломили Засуличу в первый раз на Ялу?
— 18 апреля, вроде...
— Так... Итого, если учесть весь тот гимор, который ты им в Чемульпо вкатил, до этого события еще ДВА месяца. Минимум!
Петрович. Два месяца — это или пшик для одних, или целая вечность для других. Ты себя к какой категории относишь? Ко второй? Здорово, а то я как кислую рожу твою часов пять назад увидел, подумал, что к первой! Хорош карандашами кидаться! У них грифель от этого трещит, не фламастеры же... Короче, хочешь узнать, что я обо всем этом думаю?
— Валяй.
— Но сначала мне очень хотелось бы понять, что Вы, господин контр-адмирал, знаете о внутриполитической и экономической обстановке на российском Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Корее накануне этой войны в свете нашей бывшей истории? Что такое "Желтороссия", "безобразовская шайка", кто такой Безобразов, на чем полаялись адмиралы Алексеев и Абаза, почему Куропаткин слал отчеты о своей "работе" Коковцову и Витте, причем тут великий князь Александр Михайлович, и как помазанник божий рассчитывал отдаивать и "безобразовцев" и "франкобанкиров", но в итоге не стал, выбрав одну из сторон?
Предупреждаю сразу, от лишних вопросов: до того как меня профессор с его ассистентом в свой саркофаг уложили, эти темы я изучал особо тщательно. Потому как... Потому, что так положено, Петрович. Так нас учили. Сначала разбираться кому и что выгодно, а уж потом делать выводы, как в этой системе координат действовать.
А кроме того еще и персональный интерес с молодых ногтей присутствует: "Двадцать три ступени вниз", Пикуль... И зря ухмыляешься, не все он знал, что-то просто приврал, конечно, но для меня интерес к истории российской именно с его романов начинался. И не для меня одного, кстати. Или ты полагаешь, что при совке в военные училища подавались только троечники от безысходности с институтом?
Так. Понятно. То есть, ты у нас "все больше по флоту"... Хотя, что я тебя спрашиваю: потому и отобрал из четырех кандидатов, что узость вашего горизонта, господин контр-адмирал, в глаза бросается сразу. Причем, что радует, в сочетании с патриотизмом и общей гражданской сознательностью.
Поэтому, за полночь глядя, от долгих рассказов на сегодня я тебя избавлю. Но, будь добр, вот это вот — прочти в свободное время. Конспектировал на "Варяге", пока из Чемульпо шлепали. Если замечания, вопросы будут — спрашивай, не стесняйся. Потом это нужно быстро переправить Вадику. Причем секретно. Чтоб никому в руки не попало. Кстати — неожиданный вариант. С нашим отцом Михаилом. Все равно за иконой в Питер собирается...
Балк, хитро прищурившись, вытащил из-за пазухи несколько сложенных пополам листов бумаги, исписанных аккуратным, мелким почерком, и протянул Рудневу.
— И смотри, Петрович, СЕКРЕТНО. За утрату... Не обессудь, короче.
— Это что, Вась?
— Если не понял еще, то это мое видение причин возникновения этой войны, и роли некоторых личностей в сей печальной истории. На истину в последней инстанции я не претендую, не великий я аналитик. Но Вадиму должно пригодится однозначно. Да и тебе. Для уяснения общего расклада... Все. Ушел. Спокойной ночи.
Вверху первой странички было лаконично написано: "Информация к размышлению: Самодержец и русско-японская война. По прочтении — сжечь".
Петрович, пробежав первые несколько абзацев, не удержался, и прочел текст до конца. Ко сну он отошел только в начале 4-го утра, пробурчав себе под нос:
— Складно поешь, касатик... Только, что мы с этим делать-то теперь будем, а? Как там в анекдоте про Сталина и Рокоссовского... завидовать будем? Или валить из этого серпентария подобру-поздорову?
* * *
На следующий день за ворохом текущих дел, руганью с командирами "рюриковичей" по поводу демонтажа грот-мачт и поспевших к вечеру артурских новостей об очередном набеге японских миноносцев, попытавшихся добить стоящий на мели у Тигровки "Ретвизан", Петрович не смог переговорить с Василием тет-а-тет, дабы обсудить прочитанное. Он решил сделать это завтра, за завтраком. Но сбыться этим планам было не суждено.
Утром 26-го февраля, когда владивостокское морское начальство смаковало свежую телеграмму из Артура, где многострадального "Ретвизана" смогли-таки затащить в гавань в аккурат к прибытию адмирала Макарова, Камимура все же появился возле Владивостока.
Балк, в принципе, угадал верно. Задержка была вызвана необходимостью собрать разосланные за "Варягом" броненосные крейсера в кучу, добавить к ним пару наиболее быстроходных броненосцев Того и забункероваться. Сейчас к Владику подошли не только броненосные крейсера "Идзумо", "Ивате", "Якумо", "Адзума", но и броненосцы — "Сикисима" со своим систершипом "Хацусе". Последняя парочка входила в число сильнейших броненосцев мира, и пока она была в море и сохраняла боеспособность, выход крейсеров Владивостокского отряда из Босфора Восточного был равноценен самоубийству. Силам Камимуры были приданы бронепалубные крейсера "Касаги" и "Иосино".
Как и предполагалось, японцы, справедливо опасаясь русских минных полей, о координатах которых им было примерно известно, и плавучего льда, не рискнули войти в Амурский залив. Вместо этого они направились в Уссурийский и, несмотря на небольшие помехи в виде отдельных льдин, любезно вышли прямо на недавно установленное минное поле. Дав несколько залпов по фортам сухопутной линии обороны "Суворов" и "Линевич", на втором галсе японцы перенесли огонь по гавани, с расстояния примерно в пять с половиной миль.
Руднев успел к этому моменту прибыть на свой тщательно замаскированный командный пункт, развернутый на сопке, метрах в семистах от ограды форта "Линевич". Откуда он и планировал осуществлять общее руководство боем. Подождав для верности еще пяток минут, чтобы на минное поле втянулась вся японская кильватерная колонна, он приказал замкнуть цепь заграждения и открыть огонь.
Японцы кидали снаряды практически без корректировки. Конечно, по плану их легкие крейсера должны были давать информацию о местонахождении русских кораблей и падении снарядов. Но на практике из этой затеи ничего не вышло. От острова Скрыплева, где поначалу "собачки" сделали пару галсов, расстояние было слишком велеко, а ветер нес в сторону моря клочья сизого дыма от выстрелов русских пушек, еще больше ухудшая видимость.
Когда же "Иосино" с "Касаги" дерзко направились дальше в Босфор, вступив в перестрелку с Новосильцевской батареей с острова Русский, что вообще-то этим слабо бронированным крейсерам было категорически противопоказано, из Золотого рога несмотря на битый лед выдвинулся "Богатырь", и с сорока пяти кабельтов так же открыл огонь по незваным гостям. С ним следом шли три номерных миноносца.
Получив информацию о том, что русские зашевелились, и предполагая, что из бухты собирается выходить весь владивостокский отряд, Камимура не желая больше рисковать своими "тонкокожими" бронепалубными крейсерами отозвал их. Как и Руднев "Богатыря".
Отсутствие корректировки самым печальным для японцев образом сказывалось на стрельбе их броненосцев и броненосных крейсеров. В подавляющем своем большинстве их снаряды глушили рыбу в гавани, крушили портовые постройки и жилища обывателей на берегу, но от кораблей пока падали на солидном расстоянии.
Ответный русский огонь был организован не в пример лучше. Определив местоположение японской эскадры, лейтенант Нирод передал на изготовившиеся к бою корабли всего четыре цифры — номер квадрата, в котором та находилась. Артиллеристы на крейсерах сами определили дистанцию и курсовой угол. Конечно, такая стрельба не могла быть столь же эффективной, как по непосредственно наблюдаемой с корабля цели. Но первый же залп русских очень неприятно удивил Камимуру: снаряды легли вокруг его трех головных крейсеров, и их было много. Практически — накрытие!
Он не ожидал, что русские откроют ответный огонь так скоро, он не ожидал, что в залпе могут поучаствовать с десяток крупнокалиберных орудий и два десятка шестидюймовок. И уж точно он не мог предположить, что первый же залп ляжет столь близко от его кораблей. Это не соответствовало ни известным принципам организации стрельбы корабельной артиллерии в начале века, ни недавней практике обстрела Порт-Артура. Второй и третий залпы русских показали, что удачное падение первых снарядов было не случайным...
Неожиданно заголосил сигнальщик на мостике флагманского "Идзумо":
— Наблюдаю залп береговой батареи, пушечная, шесть орудий, третья сопка к югу от цели номер 1, примерно на две трети от вершины!!!
"Береговые пушки в зоне прямой видимости? Почти по соседству с фортом "Линевич"? Это не мортиры с Уссурийской, которые до нас не достанут. Это серьезная опасность для кораблей!" — мгновенно пронеслось в голове Камимуры, который тоже, перебежав на край мостика, стал высматривать в бинокль, где именно находится батарея русских. "Это плохо — никакой информации о ней нет, по данным разведки, на этом направлении позиции еще не достроены. Ага! Точно, вот свежеповаленный лес, бревенчатые брустверы практически не замаскированы, видать, достраивали в спешке. Вот и залп, точно, шесть орудий. Судя по факелам выстрелов — шестидюймовки, порох бездымный, значит, 45-калиберные Канэ. Ну что ж, мы сюда и пришли, чтобы заодно выявить систему обороны Владивостока".
— Поднять приказ по эскадре: "Перенести огонь на обнаруженную батарею противника"! Обстреливать до полного подавления!
Четырех залпов японцам оказалось более чем достаточно для полного перемешивания с землей и деревьями нежданно открывшейся батареи. Уже после третьего из горящего леса упрямо отозвалось лишь одно орудие, но это была агония. Но уважительный кивок Камимуры неизвестные батарейцы заслужили. Пятый, контрольный залп поставил на батарее жирную точку: 12-дюймовый снаряд — это не только три центнера металла, но и полста кило шимозы.
Однако, стоило только японцем перенести огонь обратно на порт и город, как ожила еще одна батарея на соседнем склоне, чуть севернее, на этот раз, судя по дымным выстрелам, огонь вели старые шестидюймовки Бринка.
На подавление второй батареи понадобилось уже семь залпов главным калибром броненосцев и крейсеров. Вскоре на ее месте бушевал пожар, в котором то и дело что-то взрывалось, в честь чего над палубами японских кораблей проносилось многоголосое "Банзай". За время обстрела береговых батарей японцы получили два попадания шестидюймовыми снарядами.
Следующие полчаса после подавления береговых батарей взаимная перестрелка продолжалась без единого попадания как с той, так и с другой стороны. Японцы выпустили уже более двухсот снарядов, русские — порядка полутора сотен... А на командном пункте Руднев не мог понять, как могут шесть глубокосидящих броненосных кораблей полчаса крутиться на минном поле без единого подрыва? Посланный к минерам ординарец подтвердил, что все цепи замкнуты. Оставалось только ждать.
Неожиданно из дымной пелены, начинающей из-за пожаров затягивать побережье залива, на КП выскочил донельзя довольный собой Балк.
— Ну как, господин контр-адмирал, понравилось Вам мое пиротехническое шоу?
— Впечатляет. Если бы я сам не знал, что это ты хулиганишь с дистанционными подрывами зарядов, а пушки сделаны из бревен, то сейчас всплакнул бы о судьбе двух погибших батарей. Ведь до последнего отбивались, — сдержано улыбнулся Руднев, — наши гости по твоим обманкам вывалили примерно пятьдесят двенадцатидюймовых снарядов, под сотню восьмидюймовых и хрен знает сколько шестидюймовых... И я их понимаю — если бы я обнаружил в двадцати кабельтовых береговую батарею, которая по мне лупит, я бы тоже ее приказал сравнять с землей на максимальной скорострельности! В общем — чем больше они постреляют по сопкам, тем меньше снарядов упадет на город и порт. Спасибо за идею!
