Звезда, которая никогда не заходит

Красная площадь в этот день была действительно красной — сотни знамен Советского суперсектора украшали и ее, и прилегающие улицы, колыхаясь на ветру, словно волны алого моря. Открывала парад Красная Гвардия Звездного десанта, представленная самими операторами боевых роботов. Под музыку старого гимна, чеканя шаг, по старинной брусчатке площади тяжелой поступью шли ряды солдат, закованных в силовую броню защитного цвета, с гербом Core со сверкающей двойной спиралью на груди, красной пятиконечной звездой с вписанными в нее скрещенными серпом и молотом на правом наплечнике и обозначениями подразделений — на левом. На алом штандарте с пятиконечной звездой, который нес знаменосец впереди первой роты, был начертан девиз: "Мы в битвах решаем судьбу поколений". В руках — ракетные автоматы, на поясе у координаторов взводов и рот — длинные прямые мечи.

За Звездным десантом появилась техника. Прошли шагающие автономные боевые роботы, трехногие, приземистые, ростом не выше человека, со встроенным вооружением. Прокатились по площади бронированные транспортные машины Звездного десанта, ведущие свою родословную от боевых машин XX века. За ними следовали автономные самоходные ракетно-зенитные комплексы, потом — телеуправляемые танки, сгустки огневой мощи, брони и моторов, способные "гремя огнем, сверкая блеском стали" действовать в любой местности, стойкие к радиации и электромагнитным помехам. После появились тяжелые атомные танки, способные действовать как с экипажем, так и управляться на расстоянии. Их гусеницы были обтянуты резиной, чтобы машины, весившие больше сотни тонн, не покрошили диабазовую брусчатку.

Под звуки "Авиамарша" в небе над Москвой появилась авиация. С грохотом пронеслись сверхзвуковые телеуправляемые истребители — способности машин к маневрированию давно превзошли возможности людей и истребители даже не имели кабин для пилотов. Вслед за ними в небе показалась эскадрилья штурмовиков, вооруженных пушками и ракетами "воздух-земля", а за ней — целая армада бомбардировщиков-ракетоносцев, меньших по размеру, чем "Багровый сумрак", но столь многочисленных, что их крылья буквально закрывали небо. Рев десятков машин не успел стихнуть, как с глубоким, раскатистым рокотом в небе появился уже виденный друзьями воочию "Багровый сумрак", отбрасывавший огромную тень на площадь внизу и завершающий авиапарад.

Вслед за техникой на площади появилась рота солдат в той же силовой броне, но цвет ее был черным, как ночь. На черном штандарте были изображены красная звезда, щит и меч с угольного цвета клинком, обозначенным тонкой багровой линией. Под эмблемой красными буквами было написано лишь одно слово — "мщение".

— Черный легион, — прокомментировала Алиса, — боевое подразделение Департамента секретных операций. Первая рота, ветераны, многие из них сражались в Битве Битв.

— С "Несущим бурю" на знамени? — догадался Роберт.

— Да.

Шествие тяжеловооруженных воинов — в руках у них были и ракетные автоматы, и крупнокалиберные пулеметы, и огнеметы — завершилось под слова, явно подходившие тем, кто поклялся не складывать оружия до тех пор, пока на планете остается хоть один классовый враг:

Смерть беспощадная всем супостатам!

Всем паразитам трудящихся масс!

Мщенье и смерть всем царям-плутократам!

Близок победы торжественный час.

Замыкал наземный парад еще один отряд, в броне красного цвета. На фоне предыдущих их вооружение казалось скромным — короткие облегченные ракетные автоматы. Роберт сразу же узнал и символику на алом штандарте — звезда, раскрытая книга и меч, и мелодию, под которую шли Стражи прогресса, известную многим миллионам еще с конца XIX века.

— Стражи прогресса, — произнес он, — я смотрю, у них немного оружия — но ведь они и не солдаты?

— Да, Стражам очень редко приходится стрелять, и в первую очередь для защиты, — ответила Алиса, — их главное оружие нападения сильнее автоматов, орудий и ракет. Они несут знания, прогресс и новую реальность — вместо той, которая должна умереть.

И творцы будущего проходили под звуки "Интернационала" перед старинным мавзолеем, на фоне возвышающегося над центром города грандиозного Дворца Советов, с вершины которого, в четырех сотнях метров над землей, основатель первой Страны Советов простирал свою руку над рядами защитников новой реальности, окончательно воплотившей в жизнь великие мечты.

— Теперь у нас есть еще час до трансляции морского парада на Балтике, — сказала Алиса.

— Призрак участвует? — спросил Роберт.

— Конечно. Мы увидим весь Второй флот Core, — ответила Алиса, — кстати, ИИ35 Призрака не слишком занят, так что, думаю, мы еще с ним поговорим.

Через некоторое время друзья снова устроились за столиком в кафе.

— Кстати, я несколько раз слышал, как слово "демократия" употребляется в явно отрицательном смысле — в отличие от "демократии Core". Речь шла о буржуазной демократии?

— Да, в России термин "демократия" приобрел крайне отрицательные ассоциации после Падения — ответил Призрак, — иногда в популярной литературе начала XXI века "тоталитаризмом" именовали прогрессивный советский социализм, а "демократией" — реакционный буржуазный парламентаризм.

— А что такое "тоталитаризм"?

— Первоначально это был термин, означающий буржуазное государство с открытой террористической диктатурой наиболее реакционных элементов — то есть, по сути дела, синоним фашизма, — ответил Призрак, — но затем он стал использоваться империалистическими пропагандистами, пытающимися обозначить им и нацистский режим гитлеровской Германии, и Советский Союз. Поскольку у этих двух систем не было и не могло быть ничего общего, данный термин стал бессмысленным, если, конечно, не пытаться обозначить им вообще любое государство.

— "Как два различных полюса, во всем враждебны мы", — процитировала Алиса.

— Именно. А после Падения некоторые сторонники коммунистических идей использовали его в положительном смысле, как обозначение государственного устройства СССР в противоположность буржуазной демократии — и в источниках, написанных перед Битвой Битв, он может встречаться именно в таком смысле. В любом случае, сейчас мы не используем его для обозначения государственного устройства в Core, хотя некоторые наши противники называют нас "тоталитарным режимом".

— С одной стороны, мы действительно тотально контролируем экономику, — добавила Алиса, — и, в значительной степени, идеологию, с другой — мы не вмешиваемся в те аспекты общественной и личной жизни, которые не нарушают Кодекса. А для врагов на деле важен только запрет на частную собственность, и ничего более — ведь по многим другим параметрам некоторые Неприсоединившиеся страны были и остаются намного менее свободными, чем Core.

— Свобода — это интересная и обширная тема, — сказал Призрак.

— Например, свобода распространения информации, — заметил Александр.

— Да, во времена до Битвы Битв на эту тему могли спорить бесконечно, при этом не понимая, что в рамках текущей общественно-экономической формации проблема вообще не имеет решения.

— Насколько я знаю, — сказала Алиса, — во времена до Битвы популярным "аргументом" в спорах против свободного распространения информации было предложение стороннику такого распространения обнародовать свои персональные данные, например пароли, хотя в Кодексе эта проблема решается элементарно, и автоматически.

— Как я понимаю, это было бы нарушением Первого принципа, а свободу информации гарантирует третий, — ответил Роберт.

— Естественно, но спорщики понятия не имели о таком различии. Или, чаще, они включали в требование непричинения вреда и защиту собственности. Так называемой "интеллектуальной собственности".

— А что это такое? — спросил Роберт.

— Насколько я поняла из словаря устаревших терминов, это была попытка превратить результат интеллектуальной деятельности в товар, — ответила Алиса, — заведомо провальная попытка, разумеется.

— Ты интересуешься устаревшими терминами? — спросил Роберт.

— Как ты знаешь, я вообще интересуюсь историей, в особенности историей XX века и начала XXI века. А после Падения на поверхность иногда всплывали такие дремучие представления, что в них без словаря разобраться невозможно. Например, свободное копирование информации почему-то именовалось "пиратством" и осуждалось. Странная тогда была мораль.

— Неудивительно, — заметил Призрак, — большинство написанного на русском после Падения и непосредственно перед ним — пропаганда формации, ставшей устаревшей еще в 1917-м.

— Но еще, как вы все тоже знаете, я интересуюсь работой Стражей прогресса. А пока на Земле существуют отсталые общества, ее неотъемлемая часть — пропаганда, для которой полезно знать мировоззрение тех, среди кого она ведется. Core — это авангард цивилизации. Мы не навязываем нашу волю людям — мы ведем массы вперед, в будущее, которое предвидим и которое строим, мы просвещаем. Наши враги противоположны нам — их взгляды устремлены в прошлое, они всегда реакционны и они всегда тянут общество назад.

— Убедительно рассуждать у тебя получается очень хорошо, — заметила Ирина.

— Я стараюсь.

— У меня есть неплохое задание для тренировки, — сказал Призрак, — попробуйте сформулировать логическую цепочку рассуждений о неизбежности создания Core — или общества, подобного Core — уместив ее в один абзац текста.

— Пожалуй, сами рассуждения действительно не слишком сложные, — сказал Роберт, — но сделать их настолько короткими...

— Это элементарно, — немного подумав, ответила Алиса.

— Капитализм устарел и его должна сменить новая формация — а для этого нужно ликвидировать частную собственность на средства производства. Но это невозможно сделать мирным путем, поскольку буржуазия никогда не согласится расстаться со своими капиталами и давно перешла к открытому террору — следовательно, из этого вытекает необходимость насильственной смены cтроя — революции. Буржуазное государство — орудие подавления трудящихся — будет разрушено, и в то же время капиталисты, лишившись собственности, будут оказывать озверелое, бешеное сопротивление. Следовательно, его придется подавлять, и из этого, в свою очередь, вытекает необходимость диктатуры пролетариата. Новое общество может принимать различные формы, но сущность его исторически предопределена. Есть только один путь.

— Я знаю, что у тебя были великолепные учителя, — прокомментировал Призрак.

— Как я понимаю, Стражи — очень важное подразделение Комитета по контактам? — спросил Роберт.

— Важнейшее, пусть и не самое многочисленное. Без Стражей не составляется ни один договор — и не планируется ни одна революция.

— А какие общие черты есть у договоров с Неприсоединившимися странами, кроме требования повышения уровня жизни и образования основной части населения?

— Договоры с Неприсоединившимися странами обязательно включают в себя требование постепенной демаркетизации общества, то есть устранения капиталистических, "рыночных", отношений из всех сфер жизни, — ответил Призрак, — правительства имеют право только уменьшать "свободу" рынков, регулируя их деятельность и перераспределяя средства в пользу менее обеспеченных, но ни в коем случае не могут делать рынки менее управляемыми. Грубое нарушение этого пункта означает неизбежную войну с Core.

— С капиталистами, как я понимаю, Core переговоров не ведет.

— Нет. Это бессмысленно, — сразу же ответила Алиса, — у Маркса несколько раз встречается очень хорошее определение — капиталист есть персонифицированный капитал, а у капитала имеется только одно стремление — возрастать. Поэтому Комитет по контактам и не старается разобраться в каких-то особых психологии или этике капиталистов — их нет. Есть системы, подчиняющиеся довольно простым общим законам, биологические автоматы, все действия которых направлены на один-единственный результат — дальнейшее обогащение.

— "...при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы пойти, хотя бы под страхом виселицы", — процитировал Призрак.

— Именно. Поэтому для Комитета по контактам и Стражей прогресса представляет интерес психология масс, в том числе плохо образованных, заблуждающихся и находящихся под влиянием пропаганды — их нужно просвещать и переубеждать.

— Капитал же и его персонификации могут быть лишь уничтожены, — завершил мысль Призрак, — но сейчас нам стоит прерваться — морской парад скоро начнется и я вынужден вас покинуть. Но в выходные все желающие могут совершить экскурсию по кораблям Второго флота — в том числе и по моим владениям.

— Я обязательно приду, — не задумываясь, ответила Алиса.

— Я тоже, — сказал Роберт.

— Мы тоже придем, — в один голос ответили Александр и Ирина.

— Отлично! Тогда жду вас на борту!

...

— Да, хорошо, что благо для общества, для Core в целом является благом для нас, — Роберт вернулся к идеям, обсуждавшимся еще перед обедом.

— Это неотъемлемая черта Core, — заметила Алиса, — до Битвы наши враги часто повторяли, что подобное общество не сможет существовать, потому что негде взять столько альтруистов. Это невероятная чушь, а точнее, заведомая и наглая ложь. На самом деле желание улучшить благосостояние общества в целом — это никакой не чистый альтруизм, а здоровый индивидуализм, потому что в случае Core невозможно улучшить собственную жизнь. не улучшив общество, и наоборот.

— А те, кто говорили такие глупости, жили в обществе, где можно было улучшить жизнь — их жизнь — за счет ухудшения положения большинства.

— Именно. А что касается свободы... Дело в том, что само понятие свободы имеет классовый характер. При существовании в обществе антагонистических классов их трактовки понятия "свобода" являются не только различными, но взаимоисключающими. И, разумеется, единое представление о свободе может сформироваться только в обществе, где классов нет. А сама свобода — наша с вами свобода — растет по мере того, как мы познаем мир вокруг нас и его законы, и как увеличиваются наши возможности выбора.

Каждый новый роботизированный завод, каждая новая термоядерная электростанция, каждое новое автоматизированное поле или сад увеличивают наши возможности. Перед Битвой Битв на Луне была лишь горстка исследователей, а полеты в космос были уделом немногих. А сейчас осваивается Марс, с которого я смогла приехать сюда учиться, а на главную околоземную станцию или на Луну можно просто слетать на экскурсию во время каникул. Наука и технологии в Core — это рог изобилия, из которого могучим потоком льются все новые и новые возможности.

— Важно и то, что все это можно увидеть, причем немедленно, — добавил Александр, — система производства и распределения в Core полностью прозрачна — в Сети можно увидеть все вырабатываемые объемы и все потоки материальных благ по всей Солнечной системе, все оценки их качества, даваемые потребителями — самую полную информацию обо всем, что производится. И каждый может видеть свой вклад — то, насколько его труд увеличивает ресурсы, доступные обществу и, следовательно, ему самому.