Танк дернулся на неровности местности, и Безарина швырнуло на край люка так, что он едва удержался. До стены дыма и завесы артиллерийского огня был еще километр, но уже ощущалось, что они слишком близко. Безарин бросил сигнальные флажки внутрь танка. Дальнейшие команды будут только по рации.
Когда танк начал подниматься на склон низкого холма, Безарин увидел, что танки первого батальона сильно ушли вправо. Он начал материть того, кто допустил разрыв между атакующими рядами, но потом увидел, в чем дело. Порывы ветра пробили в стене дымовой завесы брешь прямо по центру линии атакующих танков. Артиллерия прекратила огонь дымовыми снарядами слишком рано. Безарин посмотрел назад в поисках какого-либо признака присутствия артиллерийских наблюдателей. Потери артиллеристов были так велики, что батальону Безарина даже не придали корректировщика. Тарашвили, однако, обещал, что полк будет оперативно реагировать на запросы артиллерийской поддержки. Сзади Безарин увидел только извилистую колонну грузовиков взвода снабжения, ищущих место, где они могли бы переждать атаку. Видимость при обзоре назад была великолепной. Но никого видно не было.
Согласно тактическим наставлениям, Безарин должен был увести свой батальон направо, чтобы поддерживать контакт с первым, во что бы то не стало. Он поднес микрофон к губам. Но не смог приказать Рощину войти в просвет. Кто бы не прошел между двумя стенами дыма, он был обречен. Командиры рот начали выстраивать свои танки в линию, но Безарин не мог видеть цель наступления, и что еще более важно, поддерживать визуальный контакт между машинами, которые запросто могли потеряться в сплошной стене дыма. Он ощущал, как его батальон, ставший одним живым существом, длинной стальной волной на высокой скорости шел к серой стене дыма. Он ждал первых выстрелов.
Безарин посмотрел налево, на строй танков Даглиева. И заметил одну особенность местности, на которую не обратил внимания раньше, поспешно изучая карту. Гряда высоток, на которых стояла стена дыма, имела длинный отрог, идущий на юго-восток от них. Было понятно, что его крутые склоны прикрывали британцам путь для фланговой контратаки, позволяя скрытно зайти советским силам в тыл. И им оставалось только ждать, пока советские танки пройдут мимо отрога и попадут в ловушку. С другой стороны, перед Безариным открывалась возможность самому зайти британцам в тыл, если те, конечно, не позаботились о защите своих флангов.
Безарин решил рискнуть.
Одновременно с его первыми словами, британская артиллерия открыла огонь прямо за их строем.
Британцы знали о них.
— "Волга первый", "Волга второй", "Волга третий", это "Ладога пятый". План меняется. Третьему двигаться влево на шестьсот метров. Обходишь отрог с внешней стороны. Прикрывайся дымом. Следуешь за него к британским позициям. — Безарин остановился. Артиллерия все еще не могла создать достаточную плотность огня, чтобы поразить его технику, и он понял, что дым все же имел значение. Британцы били по площадям, выпуская нормированное количество снарядов. Потом он понял, что не может вспомнить позывной командира мотострелковой роты. Поэтому вызвал его просто:
— Ласки... Ласки, следуй за третьим. Оставайся рядом с ним. Третий, обходишь их с гребаного фланга и давишь. Доклад обо всех проблемах. Как понял?
— "Ладога", я третий. Теряем контакт с первым батальоном.
— Я знаю, черт тебя подери. Просто обходишь гряду и уничтожаешь все, что видишь. Встретимся на дальней стороне высотки. Как понял?
— Я третий. Выполняю.
— "Волга первый", "Волга второй"... Вперед. В дым. Огонь по усмотрению.
— Первый, вас понял.
— Второй, вас понял. — Это был Рощин. Безарин услышал в голосе мальчишки нервозность.
— "Ладога", у вас люк не закрыт.
Безарин протянул руку, пытаясь достать крышку люка. В дергавшемся на пересеченной местности танке это было опасно. Крышка вполне могла придавить или даже сломать руку. Наконец, он поймал большой стальной диск и захлопнул его.
Безарину показалось, что запечатавшись в чреве танка, он ушел под воду. Он всегда ощущал себя отрезанным от внешнего мира, когда танк был полностью закрыт. Он прислонился к смотровому прибору. Но дым все еще окутывал поле зрения.
Танк сильно тряхнуло. Казалось, один борт задрало вверх, затем машина остановилась. От удара Безарин сильно двинулся лбом о смотровой прибор. Он начал материть механика, и танк возобновил движение.
Дым начал рассеиваться. У Безарина звенело в ушах, он не знал, почему.
Быстрее, думал Безарин. Каждым своим нервом он хотел двигаться быстрее. Но он знал, что не может рисковать нарушить строй, потому что мало что могло быть хуже, чем неразбериха в дыму. Он все же не поддался искушению скомандовать сломать строй и атаковать по усмотрению, потому что понимал — если в дыму возникнет беспорядок, они поубивают друг друга.
— Цель справа, дистанция тысяча, — крикнул наводчик.
Безарин посмотрел направо. Профиль вражеского танка, стрелявшего в сторону первого батальона, был отчетливо виден за волнами дыма. А он пропустил его.
— Подкалиберный!
Автомат заряжания закружился, придя в действие.
— Готов!
— Огонь! — Скомандовал Безарин.
Танк вздрогнул. Казенник орудия рванулся назад, боевое отделение заполнил запах пороховых газов.
Мимо.
— Подкалиберный! — Крикнул Безарин, заставляя себя точно контролировать слова и действия.
Гарнитура издала царапающий звук на полковой частоте, словно старая грампластинка.
— Это "Урал пять". Я в беде. Засада. Здесь засада. Меня окружают!
Первый батальон попал в беду. Безарин ждал, что ответят из штаба полка. Ничего. Безарин понимал, что сейчас ничем не может помочь соседу, кроме как вести бой на пределе своих возможностей. Но его беспокоило то, что не было вообще никакого ответа от Тарашвили или еще кого-то из штаба.
— Дистанция семьсот пятьдесят, — собрался с силами Безарин. Британский танк стоял ровно на линии огня. Он искал цель, вращая башней из стороны в сторону.
— Огонь!
Вспышка озарила британский танк. Башня перестала вращаться.
— Это второй. "Ладога", это второй. Я потерял два танка.
Рощин был близок к панике.
— Продолжай двигаться, второй. Просто продолжай двигаться. Веди огонь. Все в порядке. — Но Безарин знал, что с мальчишкой далеко не все в порядке.
— Я "Урал-пятый", всем, кто меня слышит. Нужна помощь, срочно помощь.
— "Урал", я "Ладога". Слышу тебя. Но только помочь ничем не могу.
— "Ладога", можешь достучаться до полка? Меня рвут на части.
— Я попытаюсь. Но я ничего от них не слышал.
Безарин откашлялся, прочищая огрубевшее от заполнившей танк гари горло. Он попытался вызвать штаб полка. Ответа не было.
— Цель, дистанция шестьсот, — крикнул Безарин наводчику, заметив еще один вражеский танк. Его сильно нервировала эта смертельная игра в прятки между волнами и вихрями дыма. — Справа!
— Боже мой! Господи! Они убьют нас всех!
Это был Рощин. Теперь Безарин точно знал, что мальчишка потерял самообладание.
— Рощин, — ответил он. — Возьми себя в руки. Веди бой, сукин сын, или они убьют тебя.
Безарин вспомнил, насколько одиноким и неуверенным мальчишка был утром. Но сейчас он не мог жалеть его, он ощущал только злость. Рощин должен был делать свое дело, жизни многих людей зависели от него.
— Пятьсот... Огонь! ...Подкалиберный... Поправка, четыреста пятьдесят... Огонь!
Его танк резко выехал из облака дыма в болезненно яркий дневной свет. В оптике Безарин увидел три британских и четыре его собственных танка, обменивавшихся огнем на предельно малой дистанции. Пока он смотрел, танки уничтожили друг друга в самоубийственном бою.
— Дымы! — Выкрикнул Безарин, шаря по собственным пультам.
— Цель...
— Готов, козел!
— Третий, как слышишь меня? — вызвал по рации Безарин, чувствуя, как в нем нарастает отчаяние.
Ничего.
— Ты где, третий?
Вместо Даглиева вернулся Рощин со своими мольбами о помощи. Безарин холодно приказал ему убраться из эфира. В оптике Безарина появился вражеский танк, настолько близко, что казалось, они столкнуться.
— Цель слева! Бей его! — Крикнул Безарин наводчику.
— Слишком близко!
— Огонь!
Поле зрения Безарина заполнила вспышка взрыва. Они попали в британский танк первыми. Он ощущал слабость, тошноту, сердце билось так, что, казалось, вот-вот взорвется.
— "Волга первый", я "Ладога"... Это твои смешались с британцами у вершины?
— Это первый. Я все еще в дыму. Там, наверное, второй.
При упоминании этого позывного, Рощин вернулся в эфир. Он просто плакал.
— Они все ушли, — сказал он. — Все ушли...
Наводчик Безарина вскрикнул. Британский танк разворачивал башню прямо в них.
— Вперед! — Крикнул Безарин. — Огонь!
Он понятия не имел, какой снаряд был в казеннике, если был там вообще.
Взрыв высек веер искр из маски пушки британского танка. Через мгновение тот дал задний ход, не стреляя. Безарин испытал желание добить его и методично поправил наводчика. От следующего снаряда британский танк остановился, из-под его крыши повалил дым. Рощин тем временем натурально плакал, словно лишившись рассудка. Безарин проклинал сопляка, даже желая, чтобы британцы пристрелили его и заставили заткнуться. Он опасался, что паника Рощина станет заразительна.
— Рощин, — сказал Безарин, отбросив положенный порядок радиопереговоров. — Рощин, возьми себя в руки. Ты все еще жив. Ты можешь дать отпор. Все нормально.
Безарин не был уверен, что парень, что-то бессвязно бормочущий, понял его.
Вдруг Безарин вышел из себя.
— Рощин, твою мать, не заткнешься, я тебя сам пристрелю. Ты меня понял, трусливый кусок дерьма?!
Рощин мгновенно пропал из эфира. Механик-водитель танка Безарина едва избежал столкновения с другим советским танком, когда они въехали в последнее облако дымовой завесы. Механик остановил танк, пропуская другую машину. Безарин использовал эту паузу, чтобы помочь наводчику догрузить снаряды в автомат заряжания.
Рощин снова вернулся в эфир. Но на этот раз в его голосе было больше самообладания.
— Они за нами, — рыдал он. — Вражеские танки зашли мне в тыл.
— А мы за ними, придурок, — ответил Безарин. — Просто стреляй.
Кикерин, механик-водитель, вернул танк в движение, бросив Безарина на стенку. Придя в себя, он попытался восстановить связь с батальоном.
— Первый, где тебя черти носят?
— Не могу говорить, — ответил Воронич. Он говорил задыхаясь. — Ведем бой с целой ротой противника. Похоже, они потерялись в дыму.
Нормально. По крайней мере, Воронич вел бой.
— "Волга третий", это "Ладога пятый".
Нет ответа. Безарин удивился бы, если бы потерял целую роту, причем свою лучшую роту, отправленную в обход высоты. Он приказал механику двигаться к роще, расположенной немного выше текущего местоположения танка. Когда они приблизились, Безарин осторожно осмотрел лес.
Британский бронетранспортер вылетел из-за деревьев, словно перепуганный заяц. Кикерин был достаточно опытен и остановил танк, а наводчик уже навел орудие на цель.
— Огонь!
Британский БТР взорвался огромным шаром огня.
— Двигайся к зеленке и остановись там, — приказал Безарин. В дыму и суматохе боя он утратил контроль над батальоном. Но он не думал, что мог поступить иначе. Теперь он мог только надеяться, что сможет собрать то, что осталось от батальона. Он даже не знал наверняка, кто побеждает. Если верить переговорам по рации, это была катастрофа. Но здесь, на венчавшем гряду холмов плато, было слишком много подбитых британских машин. Трудно было что-то понять. Во всяком случае, интенсивность боя заметно снизилась. Вокруг танка словно вырос карман тишины.
Он снова попытался связаться с Даглиевым, надеясь, что на его высокой позиции связь будет лучше.
— "Волга третий", это "Ладога пять". Где вы находитесь?
Даглиев ответил быстро и так чисто, словно никуда и не уходил.
— Это третий. Я за ними. Все нормально. Расстреливаем их одного за другим. Прямо как на стрельбище!
— Потери?
— Потерь нет. Они не ждали нас. Похоже, расположились у самой дымовой завесы и больше ничего не видели. Мы выскочили прямо на позиции их артиллерии.
— Хорошо. Просто замечательно. После выполнения задачи, двигайся на восток ко мне. Захлопните ловушку полностью. Я на плато. Внимательно следите, куда стреляете.
Возможно, все не так уж плохо. Безарин ощутил огромное удовлетворение оттого, что отправил Даглиева в обход.
— "Волга первый", это "Ладога пять". Доложите.
— Сейчас... Подкалиберный! Я все еще по колено в дерьме, но, похоже, цел.
— С тобой все в порядке? — Безарин, в конечном счете, был удивлен своей удаче.
— Да, все нормально. Но Рощин погиб... Огонь! ...Я видел, как подбили его танк. В металлолом. И видел, как подбили последний танк его роты. Они вылетели из дыма, под углом как раз между моими танками и британцами. Все кончилось в считанные секунды.
Похоже, какая-то темная сила все же исполнила недобрые пожелания Безарина. Но он не мог позволить себе думать об этом сейчас.
— Хорошо, — отозвался Безарин. — Просто удерживай плато. Третий идет к вам.
— Я слышал передачу.
— Удачи.
Безарин переключился на частоту полка.
— "Урал пять", я "Ладога пять", прием.
Тишина. Потом слабая, жуткая трель.
— "Кубань пять", я "Ладога пять", прием.
— Цель слева, — крикнул наводчик.
— Стой, это же наш, — ответил Безарин. И снова попытался выйти на связь.
— "Кубань пять", я "Ладога пять", прием.
Нет ответа. Где же все?
Безарин со злостью разблокировал люк и поднял тяжелую крышку. Ему иррационально казалось, что снаружи у него будет больше шансов с кем-то связаться.
— Товарищ командир! — крикнул наводчик, пытаясь остановить его.
Безарин проигнорировал попытку придержать его за комбинезон. Воздух, даже наполненный гарью от взрывов, дымом и выхлопами, показался ему необычайно свежим после ядовитых испарений внутри танка. Бой все еще грохотал, но уже тише. Затем Безарин увидел огромный черный шрам на борту башни. В ряду пластин динамической защиты зияла почерневшая брешь, отчего тот напоминал щербатую улыбку. Безарин вдруг вспомнил сильнейший удар по танку в самом начале боя. У него похолодело внизу живота от осознания того, насколько близко была смерть.
Безарина напугало уже второе появление танка Воронича, за которым по косогору следовало еще пять. На некоторых танках тоже виднелись шрамы там, где сработавшая динамическая защита спасла их.
Покачав головой, Безарин поднес микрофон ко рту.
— "Волга первый", это "Ладога пятый". Двигай свои танки в зеленку немного ниже по склону. Потом прикрываем седловину и движемся на север, как понял?
Шесть танков, подумал Безарин, а еще его собственный. То есть семь. И Даглиев в своем последнем сообщении говорил об отсутствии потерь.
Рощин погиб. И, похоже, большая часть его роты тоже. Но Безарин надеялся, что хотя бы некоторые их них окажутся невредимы, когда остатки дыма рассеются.
