Часть 2. Душою по лезвию.

Сознание пронзает резь разочарования. Как ни странно, злости нет вовсе. Только глубокое сожаление. Сожаление и грусть. Они же так молоды, так юны. Они же только начали свой путь!.. Ну почему, скажи мне, бог? Ну в силу какого, векового и извращенного зла, черны не столько эти красивые и гармоничные, еще не тронутые внешним тленом разврата тела, сколько — их грязные души?! И то, что увидала она на их лицах сейчас, что так просто и кратко читает, — это жажда жестокой забавы и легкой наживы. И ни малейшей жалости или сомнений. Ни одного порыва отступиться, пощадить!..

Оставив эту стаю волчат за спиной, она по-прежнему их видит. Видит, как дружно и слаженно они поднимаются. Видит, как отшвыривают с недобрыми ухмылками пустые пивные банки. Видит, как трогаются следом, целенаправленно, уверенно, хищно. Вздыхает больно, обреченно. Что ж, видит Разум, она не хотела!..

Притормозив, девочка разворачивается. Плавный, едва схваченный глазом бросок, и вот она уже повернута к ним лицом. Стоит неподвижно и прямо, склонив голову к плечу. Ноги на ширине плеч, руки свободно опущены.

Один за другим, они приближаются, вразвалку, показушно. Окружают.

Угрозы, наскоки, выкрики. Аля безучастно наблюдает. Отмечает про себя — девушки развязнее и злее. Именно они — заводилы в группе. Особенно одна, чуть постарше и, видимо опытнее чувствительно. Она — явный лидер, она подначивает компанию, горячит её, распаляет.

Алю пытаются ухватить за плечо, подставить подножку. Автоматически, она уворачивается. А в следующий миг оказывается уже за пределами живого кольца. Отступает на два-три шага. Обращается — громко, настойчиво. Остается еще надежда — вдруг, уговорить сумеет?! И тогда они были бы спасены!.. Тщетно. Её не слышат. Её слова и просьбы рождают в них только злость. И в ответ раздается лишь издевательский громкий хохот. И новые угрозы! Они напоминают ей теперь свору шакалов. Глаза блестят охотничьим азартом и бравадой жестокости. Любимое развлечение начато. И они не остановятся уже, ни за что. Сожаление в душе ребенка в раз сменяется вспыхнувшим гневом хищника. И тогда в человеческом теле являет себя репликант!

Языками невидимого пожара налетает обжигающий ветер. И земля под ногами раскаляется не хуже чугунных плит. Воздушные струи хлещут кипятком, сбивая с ног, расшвыривая нападающих по сторонам, как кегли. Возгласы боли и ужаса мешаются со свистящими завываниями взбесившегося вихря. Подростки, падая и спотыкаясь, кидаются врассыпную. Куда там! Теперь, когда её разозлили не на шутку, она уже не даст им уйти!

Придорожная пыль стеной подымается в воздух. За её чертой окружающее пропадает из глаз. Территория видимого — небольшой круг, диаметром около десяти метров. Пылевой барьер клубится, перетекает струями и лентами. Перерождается призрачными, зловещими образами. Из него появляются, расползаясь и тая, — то разверстые клыкастые пасти неведомых адских чудовищ, то чешуйчатые извивающиеся тела рептилий, то когтистые, истекающие ядом конечности огромных пауков и мух. Все эти ужасающие, отвратительные сущности, выныривая из пылевых недр, стремятся попасть в середину. Они тянутся и рвутся, они мечутся в поставленных им границах, исходя одним единственным стремлением — добраться до живой цели в центре магического кольца.

Вне себя, от испуга, в полном шоке, пойманные сбиваются в кучку. Пригибаясь к земле, прячут лица от ужасных видений, кричат и плачут, вцепляясь пальцами в волосы, хватаясь друг за друга. Стоя за гранью туманной стены, девочка бесстрастно рассматривает их. Она прекрасно различает каждую мелочь, пыль ей совершенно не помеха. А созданный ею круг, на самом деле — лишь внутренняя часть обширного двойного кольца, захватившего без малого весь сквер.

Из нутра его во внешний мир не долетает ни отзвука. А его границы для случайных прохожих — высоченный забор, каким обычно обносят территории масштабных строек. И ни единый посторонний не проникнет за эту запретную черту. И никто не помешает ей свершить возмездие и сотворить с ними все, что только взбредет и нафантазируется. Маньяки и изверги всей планеты могут рыдать от неразделенной жалости к себе и скудности собственной фантазии. Потому что все их выдумки, вместе взятые, тихо меркнут пред способностями разъяренного репликанта. Для которого нестерпимый, смертный ужас жертв — его сладостная, богоданная пища. И он смакует каждую её капельку, растягивая удовольствие и наслаждаясь. Он купается в их страхе и отчаянии, будто в живой воде райского источника! О, да, как ему это нравится! Он набирает силу, он живет! Угольно-черные лезвия вытягиваются, вытекают. Сардоническая ухмылка обращается свирепым оскалом. Человеческие черты уступают место облику зверя. Демон готов к расправе. Еще мгновение, и.... Будто прокрученная назад в ускорении кинопленка, её внешность возвращается в норму. Стихает беснование ветра. Оседает, ложится на землю серая пыль. Тяжело дыша, Аля присаживается на корточки. Смотрит на трясущихся от страха пленников. Выпрямляется, закрывает глаза. Неслышный ни единому человеку клич выстрелом разрезает пространство на многие километры вокруг. Аля пережидает, глубоко вдыхая и сосредотачиваясь. И повторяет призыв. Прислушивается. Да, она услышана, они идут. Остается лишь подождать.

Девочка приближается к кольцу. Барьер не исчез. Он стал прозрачным, но пройти через него пленники по-прежнему не в силах. Сложив руки на груди, она равнодушно смотрит, как они, постепенно приходя в себя, шепчутся. Как боязливо переглядываются, как, наконец, начинают осторожно разбредаться, пытаясь выбраться наружу. Пустые потуги! Выхода для них не существует. Подростки тычутся в невидимое ограждение, толкают застывший стеною воздух, дубасят кулаками. Обессилев, снова сползают наземь или с безумным, отсутствующим видом, отступают и оглядываются с выражением тупого бессмыслия на лицах. Алю они теперь видят. И, в свою очередь, пытаются заговорить с нею. Просят, умоляют! Безразличие вкупе с недоброй улыбкой — вот её единственный ответ. Нет, она не отменяла уготовленного им финала. Она просто чуточку изменила ход игры. И теперь в роли палачей выступят другие, те, кому это положено по самой природе вещей!

Прогретое солнцем безветрие вспарывает свист крыльев. Будто вынырнувшие из оживших древних легенд, огромные острокрылые сапсаны камнями пикируют с небесных высот. Приземляются, бесшумно и молниеносно. Перевоплощаются. Подходят.

— Ой, глядите-ка, детки в клетке! — преувеличенно удивляется Краасс, разводя руками. — Моего малыша поохотиться переклинило. Случаются же чудеса на белом свете! Алира, что с тобой, котенок?

— Котенку очень хочется за процессом понаблюдать. — Аля устраивается на сидении материализовавшегося рядом модуля. — И он имеет наглость надеяться, что ему не откажут в этой скромной просьбе. — Девочка одаривает рагезтов озорною, шутливо-заискивающей гримаской. — Такая кро-ошечная просьбочка, всего лишь!

— Ну что вы, принцесса, как можно?! — Зэер хитро улыбается ей, изображает картинное отчаяние. — Как можно расстроить отказом нашего драгоценного ребенка?! — Мы, ведь, доставим ей такое удовольствие, — обращается к товарищам, — не правда, ли?

— Я не против, — насмешливо улыбается Але Краасс. — Признаю. С момента первого самовольного приобщения моя девочка сильно повзрослела. И сейчас-то, уж, надеюсь, с нервишками совладать сумеет?

— А я, так и от добавки не откажусь, — голосует поднятой рукою Арео. — Ты, как будто специально для меня постаралась!

— Наш дорогой Арео всеяден, Алира. — Отзывается Краасс на её удивленно-вопрошающий взгляд. — Ваши мальчики ему также весь-мА-А по вкусу!

Денио молча ухмыляется и делает шаг в кольцо. Остальные — тоже не заставляют себя ждать. Серебристая ткань комбинезонов расплывается дымкой, стекает с рослых, идеальных пропорций, тел, оголяя великолепный рельеф могучих мышц. На человечьем фоне они выглядят и устрашающе, и бесподобно. Эталоны физического совершенства. Настоящие ангелы — карающая десница божья!

Краасс входит в круг последним, показав Але, чтобы включила нейтрализатор звука. Отрывок подсмотренного в стенах зала спектакля смерти, проигрывается перед нею вновь. Со всей неприкрытою откровенностью и циничной безжалостностью. Но Але, отчего-то, и не стыдно, и не противно. И плевать, что жертвы — недавние дети. В слишком ярких подробностях успело представиться ей их прошлое. Вплоть до последнего дня! И она уверена сейчас — именно такая гибель заслужена ими сполна. И способна уравновесить в какой-то мере страдания тех, кто был этими юными нелюдями истерзан и искалечен в их жестоких недетских развлечениях.

Им нравились игры во вседозволенность, и причиняемые мучения и боль. Физическая или душевная, не важно! Они возомнили себя неуязвимыми всемогущими хищниками. И забавлялись слишком увлеченно и слишком долго, чтобы остаться людьми после сотворенных изуверств. Ну а теперь сами превратились в добычу на чужой охоте. Так, что все случившееся — и справедливо, и хорошо!

Пытливо и сосредоточенно, будто ученый в исследовательской лаборатории, Аля наблюдает за безмолвной вакханалией вампиров. Драма крови и насилия завершается. Трансформеры сыто оттряхиваются, брезгливо отпихивая с дороги распадающиеся прахом тела. Восстанавливают покров одежды. Не торопясь, покидают опустевший энергетический круг.

Краасс забирается к Але в модуль, сворачивает силовые поля. Улыбается благодушно:

— Малыш, ты меня побаловал. Неожиданно и приятно! — Машет оставшимся, — я пас на сегодня, удачи!

Рагезты прощаются, отдельно, церемонно-шутливо, изъявляя благодарность Але. Модуль взлетает, активировав отражающий кокон-невидимку. Краасс откидывается в кресле, требует категорично:

— Рассказывай теперь, почему!

Глава 48

— Слушай, не надо меня хвалить и по головке гладить, а?! Я не кукла и не маленький ребенок! — От её приподнятого настроения ничего не осталось. Аля смотрела на него хмуро и растерянно, пальцы нервно мяли ворсистую обшивку кресла. — Мне интересно чисто — почему это ты согласился так легко? А если я бы в обморок там грохнулась или раскаяние запоздалое включила?!

— Не-а. — Он ехидновато и уверенно улыбнулся. Взяв за руку, посмотрел. Надавил на кончики ногтей. — Сама погляди.

Аля уставилась непонимающе. Выдернула ладонь из его пальцев. Принялась усиленно оттирать с черноты ногтевых пластинок густо алые разводы. На первый взгляд это была самая настоящая кровь, что будто брызнула откуда-то и перепачкала. Но красные потеки не стирались. Краасс опять перехватил её ладони, прижал к коленям.

— Уймись, малыш! Видишь же — твое желание прямо на тебе нарисовано. Хватит уже самоедством заниматься! Следы скоро исчезнут. А про себя и других отвечу — нам нет нужды переспрашивать и уточнять то, что мы и так видим и осязаем. Ведь тебе же не было страшно, совершенно не было, верно? Наоборот, сегодня тебе все понравилось. Больше того, хоть ты и не сознаешься ни за что, но в какой-то миг тебе даже присоединиться к нам захотелось. И я понимаю тебя, Алира....

— А я себя — нет! — выкрикнула она горько и безнадежно. — И не хочу!!

— А кто тебя спрашивать будет?! — Рявкнул он свирепо. — Ты что же, девочка, и впрямь надеялась остаться до скончания века добренькой? Слабой и никчемной?! Так ведь я на тебя такую никогда и внимания бы не обратил... — прищурился зло и презрительно, — или обратил бы: ровно на пять минут!.. Прекрати отрицать очевидное. И прекрати истерику! Надоело!.. В следующий раз не зови меня, а целуйся себе премило с очередными моральными деградантами и уродами. Может быть, это занятие придется тебе больше по вкусу, трусливая маленькая дура?!!

Аля не отводила глаз от его искаженного яростью лица и боялась пошевелиться. Вздернутая в оскале верхняя губа обнажила удлинившиеся треугольники клыков. Глаза сузились и светились ядовито-лимонным. Брови сошлись в сплошную заломанную линию. На переносице пролегла глубокая складка. Это жуткое, демоническое существо напротив лишь отдаленно напоминало того Краасса, какого она знала. Какого привыкла наблюдать, любить и восхищаться. И ничего совсем, кроме животного ужаса, ей сейчас не внушало.

Аля осторожно отступила к стене. Прижалась спиной. Проговорила тихо:

— Не делай так... пожалуйста.... Ты на себя не похож.

Краасс на миг застыл. Отвернулся. Проронил глухо:

— Я такой, какой есть. Нравится тебе или нет. И не собираюсь пожизненно носить маску, только чтобы оберечь твою излишне и ненужно хрупкую душеньку!

— Но ты обещал! Ты же обещал мне, что я не стану такою, как вы. — Пробормотала она плачуще.

— Не станешь. — Подтвердил трансформер. — Такою же. А вот опаснее и сильнее — запросто. Твоя сущность способна травмировать, выводить из строя и уничтожать единовременно гораздо большее число единиц противника, чем любой из нас. Это факт.

— Но я не должна нападать первой! Не должна хотеть того, что хотела сегодня! Это... это неправильно!

Краасс неожиданно рассмеялся.

— А откуда, позволь узнать, тебе известно достоверно, что правильно, а что — нет?! Каков твой личный опыт в этом щекотливом вопросике? Многое ты повидать успела? С чем сравнивать будешь?.. Ты у меня растешь тут и зреешь, как фруктик тропический в оранжерейке уютной. И ни малейшего представления о настоящих законах выживания не имеешь!.. Пора. Пора тебя из теплой и мягкой норки вытаскивать и в широкую жизнь выпихивать. А то ты у меня уже взрослая совсем, а наивностью своей, иногда, убиваешь просто.... Ну, ничего. — Грубовато шлепнул её, притянув к себе. Пощекотал губами ложбинку под ухом, прошептал вкрадчиво, — Я сделаю из тебя настоящую воительницу, Алира. Придут времена, и твое имя заставит врагов содрогаться и падать ниц, мой маленький пылкий демон. И ты окупишь мне сторицею все, что было в тебя вложено. Только так, моя девочка. Только так! Ты преподнесешь мне этот мир на блюде. И будешь неусыпно стеречь от любого посягательства. И твоя сила сделает мою власть неуязвимой и незыблемой!

— Аля глядела — потерянно, испуганно. Он смотрел куда-то вдаль, поверх нее, и во взгляде этом читалось столько кровожадного торжества и гордыни, что её внутренне передернуло вдруг от непонятного самой себе, болезненного отвращения. Он представился ей настоящим дьяволом, волею рока восставшим из мрака адских пучин и по странному, кощунственному стечению обстоятельств обретшим ангельскую плоть. Она изо всех сил заставляла себя оставаться спокойной, не показывая, как неприятны ей сейчас — и сам вид его, и эти, исполненные садистского предвкушения горделивые речи.

— Ты со мною, девочка?! — Спросил он, вдруг, резко. Наклонившись, глядя глаза в глаза. — Отвечай, Алира!

— Да, Краасс! — Ответила она, не колеблясь, не отводя взгляда. И поняла внезапно: да он же не может больше считывать её так легко и свободно, как раньше! И теперь вынужден во многом угадывать. А то и просто — слепо верить. Как странно. Странно и.... Смешно?!.. Неужели, она сейчас уже в чем-то его сильнее? И, если все действительно так, то какие же у нее на будущее перспективы?!..