| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Однако воодушевления нет. Смотрят в сторону, кривят саркастически рты. Да-а-а... Неужели настолько всё плохо?! Когда такое настроение бывает у раненого — значит, скоро его хоронить. Естественным ответом на мое заявление должны быть жалобы на нехватку денег и людей (в своем распоряжении), невежество, волокиту и воровство (в других ведомствах). Надо же очистить себя от невысказанных обвинений.
Что ж, придется еще прямее.
— Командор, я хоть и венецианец, в морском деле совершенный профан. Нижайшая просьба: растолкуйте мне ваши проблемы для объяснения с моим начальством.
Несколько заинтересованных взглядов: офицерам такого ранга не свойственно признаваться в незнании чего-либо. Едкая смесь показного смирения и тайной гордыни — чисто иезуитская принадлежность, откуда она у меня? Все косятся на Бэкема. По крайней мере, субординацию понимают. Невозмутимо раскурив поднесенную денщиком трубку, он оборотился ко мне, в промежутках между клубами дыма скупо отцеживая фразы.
— Если установить пушки, суда сядут на грунт. На выходе из гавани еще мельче. Десять лет назад глубины хватало, а когда мол построили — песка нанесло. Без камелей перейти невозможно. Вывести весь флот на глубокую воду и оснастить — не меньше десяти дней даже с полной командой, а у меня некомплект. Видите?
Мундштук трубки прицелился через окно в морскую гладь.
— Что именно? Некомплект?
— Турецкий карлыгач. Посыльное судно.
На горизонте действительно белело какое-то пятнышко.
— Султанский флот стоит в Керчи. Вдвое сильнее. О нашем выходе им станет известно за неделю до готовности. Когда они явятся, суда еще не будут оснащены. Нам даже не укрыться в гавань — это столь же долгая процедура. Как бы ни изощрялся в Таврове мистер Козенц, линейные корабли — не плоскодонки. В устье Дона семь футов на фарватере, а осадка корабля — семнадцать с половиной. Можно пройти на камелях, и то в половодье. Не каждый год, в позапрошлом воды не хватило.
Сделав паузу, англичанин ожесточенно затянулся и продолжал пенять на судьбу:
— Обученные команды выморила чума. Номинально я имею половину штатного состава, но большинство матросов ни разу не выходили в море. Одиночное плавание в хорошую погоду — предел их возможностей.
Печально. Видел я эти камели, тяжкий крест азовских моряков: два широченных понтона, соединенных понизу бревнами. Их заводят притопленными под киль корабля, разгружают, откачивают — и добиваются уменьшения осадки. Пожалуй, десятидневный срок, названный командором для вывода судов — безудержно оптимистичная оценка. Не зря государь забрал отсюда на Балтику вице-адмирала Крюйса и чуть не забрал Апраксина: только угроза осады задержала его на юге.
— Жаль. Очень жаль, что мы не можем на вас рассчитывать. Гребной флот, как я понимаю, имеет отдельное командование?
— Да, к тому же они в Азове. Но самый знающий капитан — тот, что вас привез.
На обратном пути, побеседовав с галерным капитаном из архипелагских греков, я получил второе разочарование.
— Безопасный мелководный коридор вдоль берега, о котором вы, господин бригадир, говорите, действительно существует, но в нем есть разрывы. Несколько песчаных кос далеко выдаются в море, при обходе их вы встретите места, где фрегат может подойти к берегу ближе версты. Когда господин вице-адмирал изволил делать карту Азовского моря, я выполнял промеры глубин и могу уверить вас в точности сих сведений. Туркам эти пункты, скорее всего, тоже известны. Они могут запереть в них гребную флотилию на обратном пути к Азову и принудить выброситься на сушу.
— Как же тогда казаки ходили в Крым?
— Осмелюсь заметить, они ходили, когда турки с венецианцами воевали на Белом море...
— На каком море?
— На Белом. Оно еще называется Архипелагским или Эгейским. Конечно, не то море, что у Архангельского города. Весь турецкий флот был за Геллеспонтом, теперь же — весь в Керчи. На мелководьях можно от него укрыться, но обойти пол-моря кругом не выйдет. Разве случится длительный штиль.
Несколько ведер холодной колодезной воды, вылитые на меня Спирькой на заднем дворе адмиральского дома, вернули расплавленным от жары мозгам способность к действию. Духота страшная, даже вечер не принес прохлады. Легкое ощущение бредовости бытия тоже осталось. Большой мол, на строительстве которого, по слухам, полегли армии работников — и непомерными усилиями привели в негодность единственную гавань. Громадные корабли в мелководной луже — вместо легких канонерок или плавучих батарей. Лихорадочная, не щадящая денежных трат и человеческих жизней работа на верфях — только затем, чтобы построенные суда гнили в затонах. Трудно поставить сие в вину Федору Матвеевичу, всего лишь исполнителю предначертаний государя, входящего в мельчайшие подробности флотских дел. Царь, безусловно, умен — может ли он не видеть бессмысленность этой суеты? Или желает запугать султана одним видом линейных кораблей?
В устах адмирала все выглядело не столь мрачно. Выслушав мой рапорт, он вздохнул:
— Да, турки в оба глаза здесь смотрят, чтобы нас не выпустить. Азовское море корабельному флоту не впору, узкое и мелкое. Еще в ту войну нацеливались на Керчь — не вышло. Сейчас там султан больше двадцати кораблей держит, и фрегатов пять или шесть. У нас поменее... Но все в руце Божией! Хороший шторм у крымских берегов, или твоя Венеция в войну вступит — могли бы мигом сравняться.
— Не вступит. Им душу заменяет мешок с деньгами, турки его покамест не трогают... Федор Матвеевич, а не может ли Очаков оказаться для флота удобнее Керчи? Зимой коммуникация с Керчью возможна только по суше — значит, ее навряд ли можно удержать, не покорив прежде весь Крым. Долиной Днепра овладеть легче.
— Давным-давно о сем с государем рассуждали. Крупное судно через пороги не провести, а ниже порогов верфи не безопасны от татар. Разве граница будет по Перекопу.
— Хорошо бы! Господин генерал-адмирал, нельзя ли в Днепровскую флотилию командировать еще несколько офицеров с галер? Из тех, что море видели?
— По Днепру в море выйти хочешь? Ладно, людей дам.
Сделав визит обер-коменданту Келину и съездив еще в Черкасск напоследок, я возвратился к армии. Планы окончательно определились. Граф безусловно поддержал идею десанта, Бутурлин позволил себя уговорить. Самая большая удача: старый знакомец мой и соратник по весенней кампании одиннадцатого года Петро Щербина пришел с отрядом белоцерковских казаков, в их числе — старики, ходившие в прежние годы на Крым и способные служить лоцманами. После Прута беспрерывно шел дипломатический торг о судьбе Правобережья: турки требовали вывода русских войск, царь соглашался, но не прежде высылки Карла. Сумно было слышать об этом казакам: иные ворчали, что москали их предали. Выбор между холопством, бегством и расправой от озлобленных ляхов ожидал правобережцев, как только русские уйдут. Но вот нашлись же среди них люди, готовые драться вместе с нами не по обязанности, а для победы над турками и за долю в добыче. Я, со своей стороны, убеждал, что государь не оставит их, не будучи принужден к этому врагами. А случись неудача — на бывших запорожских землях места много.
В начале августа наши чайки скатились по Днепру, проскользнули мимо Кинбурнского мыса и вышли в море. Ветер благоприятствовал, на второй день показались крымские берега. Гезлев был естественной целью для атаки. Армянские купцы, ухитрявшиеся проникать сквозь границы, несмотря на войну, сообщали, что старинная крепостная стена местами обвалилась, а турок в городе немного. Несколько грузовых судов и вооруженную фелюку с шестью небольшими пушками на палубе взяли без сопротивления. Егеря прыгали в мелкую, до колен, воду и шли к берегу — строиться.
Но не успели. Из-за домиков и садов выметнулась толпа янычар, преодолела нестройный огонь, ударила врукопашную. С палубы видно, как падают под клинками наши, другие пятятся, отстреливаясь, в воду, к спасительным лодкам. Маячат перед дулами пушек.
— Капитан, сигнал отступления судам. Срочно, фейерверком!
Огненные брызги рассыпаются и падают в воду, линия лодок начинает отползать от солдат, разом припустивших вдогонку. В глазах испуг и обида — ничего, потерпите, ребята... Вода им по грудь, по шею... Хватит! Теперь своих не заденем, разве оглушим.
— Капитан, стоять всем судам!
Турки так глубоко не лезут, самые наглые по пояс зашли. Хохочут вдогонку, размахивают ятаганами, кричат что-то обидное...
— Пали!
Картечь с тридцати сажен — страшная штука. А обстоятельства занятные, при случае дам задачу в артиллерийской школе: высота цели вполовину меньше, зато картечные пули рикошетят от воды. Сколько будет попаданий в сравнении с обычной стрельбой?
Еще залп, уже в спины. Полковые пушки заряжаются очень быстро, а вот бежать по колено в воде... И еще! По берегу — пока не все успели забиться в щели!
— Сигнал атаки!
Вторая линия лодок подтянулась, теперь десант выскакивает на берег дружно, en masse. Попытка турок повторить контратаку обходится им очень дорого, мало кто успевает добраться до спасительных укрытий. Дорога в лабиринт узких улочек, змеящихся между саманными стенами, открыта. Приказываю артиллеристам снять гаубицы на берег.
Эта операция столько раз проделывалась, что ни малейшей задержки быть не должно. На глубине в полсажени ставится тренога из мощных брусьев, с блоком наверху. Орудие снимают с морского станка и перекладывают на волокушу, наподобие крестьянских саней, подтаскивают под вторую треногу, на суше — и вот оно уже на заранее приготовленном сухопутном лафете, два капральства солдат впрягаются в длинные отвозы, тянут... Чуть не рысью! Всё заняло не более десяти минут. Колеса спотыкаются о бесчисленные турецкие трупы. Вперед! Туда, где егеря встретили сопротивление.
Воевать в азиатском городе, среди глинобитных дувалов и глухих стен — сущее наказание. Только ручные гранаты да артиллерия выручают. Впереди турки засели в постоялом дворе, выстроенном как острог, с башенками и бойницами. Закатываем гаубицу в проулок напротив.
— Заряд полный! Ядром!
Восемнадцатифунтовый чугунный шар пробивает стену — все же на артиллерийский обстрел строители не закладывались, дыра в аршин.
— Бомбой!
Разрывной снаряд влетает через пролом внутрь, там что-то со страшным грохотом рушится и обваливается. Солдаты бросаются вперед, по ним никто не стреляет. Через пару минут дом взят. Дальше!
Пугнув огнем неприятеля еще в нескольких местах, выходим к крепости. На вид ей лет двести, стены из ракушечника местами осыпаются. Башни — через полтораста шагов, узкие и тесные наверху. Артиллерии мало, ее просто негде ставить. Самые крупные орудия не больше наших полковушек, по одному-два на башню, и смотрят в сторону моря. А мы пришли в обход!
Зато перед приморской стеной нет рва. Пока мои два полка (третий охраняет лодки и служит резервом) располагаются на позициях, отправляюсь на рекогносцировку. Кроме штаб-офицеров, со мной казак-проводник, семнадцать лет назад бывший здесь в набеге с атаманом Чалым. Все поголовно попали тогда в турецкий плен, Чалый потерял голову — и доброе имя, на века. Зато любят малороссияне вспоминать, как в совсем уж незапамятные времена, лет сорок назад, брали Гезлев с Иваном Сирко (не сами, конечно — отцы и деды их). Вот был поход, так поход! Двадцать тысяч казаков прошли огнем и мечом не только побережье, но Бахчисарай и Карасубазар, а на возвратном пути разбили хана у Перекопа. Что сделали запорожцы, сможет повторить и регулярное войско — даже в меньшем числе. Шепелев по моему приказу собирает сведения о прежних боях, старательно отделяя правду от легенд.
Крепость не так уж крепка. Строили ее турки то ли против своих татарских вассалов, то ли против казаков — те и другие артиллерии, кроме малых фальконетов, сроду не имели. Дома, сады и дувалы подходят вплотную к стенам, они хорошо нам послужат. Посад у крепости — худшее зло для обороны, должно быть открытое пространство. Помню, когда ожидали Карла Двенадцатого быть к Москве, всерьез обсуждалось устройство бастионной линии вокруг Кремля и слом Покровского собора. Куртины гезлевской крепости слишком тонкие, полторы сажени: даже не имея осадных пушек, я мог бы сделать брешь за один день. Но сейчас и день — много. Завтра число неприятелей удесятерится.
Вот эти ворота с прямоугольной надвратной башней достаточно уязвимы: главный удар будет здесь. Ауксилиарный — там, где верх стены обрушился. И чисто демонстрационная атака у других ворот. Отдаю необходимые распоряжения. Стараюсь выглядеть хладнокровным. Для порядка посылаю парламентера с предложением сдаться, которое, впрочем, отклонено.
Здесь правильная осада была бы излишеством. Но получить жестокий отпор вполне возможно: турки умеют оборонять укрепления с завидным упорством. А мне непременно надо побеждать. Малейшая неудача будет использована, чтобы уронить меня в глазах государя. Слишком много нажито врагов. И солдатское доверие еще непрочно (если не считать Тульский полк). Казаки и вовсе присматриваются, на кого я больше похож: на Сирко или на Чалого? Они пойдут не за всяким.
Через амбразуры, пробитые в дувалах, мои гаубицы открывают огонь. Дистанция — чуть дальше пистолетного выстрела. Через час вражеские орудия сбиты, парапет все больше напоминает обгрызенный неведомым великаном сухарь. Егеря не дают туркам головы поднять на стенах. Под сим огневым прикрытием артиллерийский прапорщик Гурий Запрягаев со своими людьми подкатил к крепким железным воротам четыре бочонка пороха. Теперь засыпка, главный залог успешного минирования. Цепочка солдат, целая рота, крадется вдоль забора, на спинах рогожные мешки с землей. Укладывают вокруг заряда. И еще раз, по второму кругу.
Фитиль зажжен! Все прячутся по норам, в готовности выскочить и атаковать. Взрыв! Сквозь оседающую пыль видно: ворота вынесло, башня пошла трещинами. В любой момент может рухнуть, камни из нее уже сыплются. Стреляя на ходу и бросая гранаты, егеря врываются внутрь, следом — казаки. В стороне тоже шум боя: там атакуют через стену, с лестницами.
Врагов хватает ненадолго. Похоже, лучшие их воины погибли на берегу. Те, что остались в крепости, показывают спину — и начинается резня. Главное правило пехоты: хочешь жить — стой насмерть. В бегстве шансы погибнуть удесятеряются. Все же многие турки и здешние жители успевают унести ноги через северные ворота: их слишком много, а у нас не хватает сил обложить крепость по всему периметру.
Город почти пуст. Кто сразу не убежал — скрылся через подземные кяризы. В такой ситуации сам государь навряд ли смог бы удержать солдат от грабежа. Да и незачем. Только казаки все равно опережают: в этом деле им просто нет равных. Они первыми берут таможню и турецкий базар с запасами товаров. Хорошо, что страна магометанская, и вина совсем немного.
За два часа до заката охрипшим от ругани офицерам удается собрать войска. Прежде наступления ночи непременно надо быть в море. Иначе без больших потерь не уйти. Когда я распоряжаюсь амбаркацией, появляются Петро и два его сотника.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
