Тень Фукусимы

— Это ваше временное государственное недоразумение, которое вы называете Украиной, не сможет обеспечить мою безопасность!

— Не хотите — не надо, — отмахнулся Левченко. — А кейс отдайте.

— Не отдам!

Майор резко поднялся на ноги и нанёс Тарасову удар в солнечное сплетение, тот охнул и стал заваливаться на бок, но Левченко его поддержал и аккуратно усадил на скамью. Пётр судорожно сжимал пальцами ручку кейса, но, пребывая практически в нокауте, удержать его, разумеется, не смог.

— Ну, вот, приходится отбирать силой, — расстроился Василий. — Почему нельзя отдать добровольно? На что он надеялся? Ладно, теперь мне лучше исчезнуть.

Майор сделал несколько шагов в сторону и умело растворился в потоке прохожих.

— Ох уж эти гуманоиды! — рассердился Волчара. — Разве так можно?

— Какие гуманоиды? — не поняла Алла.

— Ну, эти, которым других людей жалко, во вред делу.

— Он имеет в виду гуманистов, — перевёл Игорь. — Волчара, а в чём тут, собственно, гуманность?

— Как это "в чём"? Ты что, не понимаешь? Этого типа мочить надо! Грохнул бы его Васька, и имели бы местные милиционеры свой неопознанный труп. А так он наболтает здешним чекистам лишнее, и кому от этого будет хорошо?

— Не милиционеры, а полицейские, — прохрипел Тарасов.

— Сам-то ты милицию звать собирался, а не полицию, — злорадно напомнил Волчара. — Нет, всё-таки надо его грохнуть. Раз этого не сделал Васька, придётся мне, старику. Вот так гуманизм одних требует лишней работы других. Несправедливо!

— Волчара, миленький, не надо никого убивать! — попросила Алла.

— Это ещё почему?

— Потому что я тоже гуманоид.

— Ладно, чёрт с ним, пусть живёт. Думаешь, мне его мочить хочется? Наверно, и я на старости лет в гуманоида превращаюсь.

* * *

Тарасов, сидя на скамейке, наблюдал, как Волчара и супруги Марченко уходят прочь по своим делам. А вот у него дел больше не осталось. Домой возвращаться нельзя, там его наверняка ждут люди, с которыми лучше не встречаться. Из ФСБ они, мафии или ЦРУ — не так и важно, итог будет один. Пока у Петра был пульт, он ещё мог на что-то рассчитывать. Но проклятый бандеровец кейс с пультом отобрал. Теперь нет ни пульта, ни дома, ни денег, и вдобавок — чужой, совершенно незнакомый город.

А что, если попытаться осложнить жизнь этому Левченко? В порядке мести, так сказать. Сообщить обо всём ФСБ, и они до него доберутся, даже если он сумеет удрать к себе на Украину. Пульт окажется в распоряжении российской спецслужбы. Помимо прочего, это будет со стороны Тарасова вполне патриотично. Кстати, при этом Пётр снова станет нужным. Ведь он более-менее умеет обращаться с этим устройством. Потом, конечно, когда обучатся другие, надобность в Тарасове вновь отпадёт, но это уже будет проблема следующих дней.

Однако идея явиться в хабаровское отделение ФСБ и заявить что-то типа "У меня был изготовленный внеземной цивилизацией пульт, управляющий порталами (вы же, конечно, знаете, что такое "порталы"?), я его хотел передать китайской разведке, но по пути человек-невидимка, украинский шпион, этот пульт отобрал", ему категорически не нравилась. Уж очень чётко просматривалась перспектива заночевать в психиатрической больнице. Немного подумав, Пётр сумел подыскать более правдоподобную формулировку. С такой было не стыдно обращаться в контрразведку.

Теперь оставалось найти в Хабаровске эту самую ФСБ, и добраться до неё. Денег у него не было. К китайскому консульству он подъехал на автобусе, деньги на билет выпрашивал у прохожих. Очень много унизительных слов при этом наслушался, следует отметить. Повторно попрошайничать ему совсем не хотелось. Неожиданно проблема разрешилась сама собой. Рядом с ним остановилась машина, из которой вышли двое мужчин и направились прямо к нему.

— Гражданин Тарасов Пётр Степанович? — поинтересовался один из них.

— Да, — не стал отрицать Пётр.

— Мы из Федеральной Службы Безопасности, — он предъявил удостоверение. — К вам возник ряд вопросов. Если не возражаете, поедем к нам, и вы на них ответите.

— А если возражаю? — на всякий случай уточнил Тарасов.

— Не советую. Поехать всё равно придётся.

— Да я так, чисто для интереса. Понимаете, я сам собирался к вам идти.

— Вы правы. Не поверим. Все так говорят при аресте.

— Я что, уже арестован?

— Нет. Пока только вам предложено проследовать к нам и ответить на вопросы. Что будет потом, мне неизвестно. Так вы сядете в машину добровольно или нам придётся применить силу?

— Сяду, конечно, о чём разговор? — Тарасов удобно устроился на заднем сиденье, один из сотрудников ФСБ сел рядом с ним, а другой, естественно, за руль.

* * *

Тарасова ввели в какой-то кабинет, где за столом сидел молодой парень с доброжелательным выражением лица, усадили на довольно неудобный стул, а двое сопровождающих стали по бокам, готовые в любой момент пресечь нежелательную активность допрашиваемого.

— Здравствуйте, Пётр Степанович! Я — капитан Воробьёв, сотрудник хабаровского краевого управления ФСБ. Вы, конечно, хотите спросить, в чём причина нашего интереса к вашей персоне. Что ж, не стану скрывать. К нам поступил сигнал, что вы якобы совершили как минимум три преступления. Перечислю их в хронологическом порядке. В девяносто седьмом году вы убили человека в бывшем военном городке под Хабаровском, и ещё одного ранили, используя при этом незаконно хранимое вами огнестрельное оружие. Что вы можете нам сообщить по этому поводу?

— Незаконное хранение пистолета признаю. Стрельба из него — необходимая самооборона. Меня хотели похитить, а потом убить.

— Вот даже как! А я, грешным делом, подумал, что это чушь. А оказывается, речь идёт о реальных фактах! Но убийствами мы обычно не занимаемся, это дело полиции и прокуратуры, как и незаконное хранение ручного оружия. Так что следуем дальше. Второе приписываемое вам преступление — распространение фальшивых денежных знаков в особо крупных размеров в городе Москва.

— Признаю, — Тарасову не терпелось закончить необходимые формальности и побыстрее перейти к главному. — А что третье?

— Третье, Пётр Степанович, это ваша сегодняшняя попытка передать некие стратегические материалы китайской разведке.

— Тоже признаю.

— Лет десять минимум, — вздохнул капитан. — Если ваши московские деяния нас не очень интересуют, то государственная измена — это серьёзно. Хотелось бы услышать более подробные комментарии, помимо признания самого факта.

— Сначала скажите, кто вам сообщил?

— Такую информацию мы никогда не разглашаем.

— А если сформулирую так. Это был Левченко? Или Волчара?

— Повторяю, такую информацию мы никогда не разглашаем. Комментарии будут? Что это хоть за материалы, о которых идёт речь?

— Это не совсем материалы. Это устройство, — после этих слов Тарасов начал произносить заранее подготовленную речь. — Я физик, работаю в московском НИИ соответствующего профиля. Двадцать пять лет назад, в Зоне, мне в руки более-менее случайно попал некий прибор неизвестного происхождения...

— В зоне? — переспросил Воробьёв. — Вы отбывали наказание?

— Нет. Речь о чернобыльской Зоне. Я был там почти сразу после аварии.

— Понятно. Продолжайте.

— В девяносто седьмом году какие-то люди предложили мне крупную сумму в долларах за демонстрацию этого прибора. Они оказались бандитами, и попытались у меня его отобрать. Это произошло в том самом военном городке, который вы уже упоминали. Но у меня был пистолет, и мне удалось от них уйти. При этом один из бандитов был мной убит, второй — ранен. Там происходила ещё какая-то перестрелка, но я в ней не участвовал.

— А откуда у вас пистолет?

— От отца. Он был военным, где он взял оружие, мне неизвестно, — дождавшись кивка капитана, Тарасов продолжил. — Деньги, которые мне заплатили бандиты, оказались фальшивыми. Именно их я и сбывал в Москве. Зарплату в НИИ не платили, а жить на что-то надо.

— Не нужно оправданий. Излагайте факты.

— Те же самые бандиты добрались до меня примерно неделю назад. Им снова нужен был тот прибор, ну и, думаю, они не отказались бы рассчитаться со мной за своих коллег, подстреленных в девяносто седьмом.

— Четырнадцать лет прошло, а бандиты те же самые? — усомнился капитан.

— Главарь у них тот же самый. Подручные — уже новые.

— Этот главарь имеет имя, фамилию или кличку?

— При мне его называли Лаврентий Павлович, Леонид Сергеевич и гражданин Федин. Как его зовут на самом деле, мне неизвестно.

— Ах, вот о ком речь! — обрадовался Воробьёв. — Этого деятеля мы прекрасно знаем! И о том, что он имеет отношение к фальшивым долларам, тоже знаем. Но вы продолжайте, Пётр Степанович. Я так понимаю, это ещё не конец истории.

— Неожиданно для меня на Лаврентия Павловича напал один из его подручных, я так думаю, его начальник охраны, и надел на него наручники. По его словам, он ваш сотрудник, некий майор Сотников.

— Не знаю такого. Он из хабаровского управления?

— Скорее всего, нет.

— Тогда я и не могу его знать. А что в это время делали остальные подручные, как вы их называете? Кстати, сколько их было?

— Пятеро охранников, считая Сотникова, и пилот вертолёта. Тоже якобы ваш сотрудник. Что они делали, спрашиваете? Ничего. А потом один из охранников вырубил Сотникова ударом по голове, а пилота подстрелил в плечо. Что было дальше, не знаю. Мне снова удалось сбежать. Так вот, этот тип — некий Левченко. Так его называли. Я думаю, это шпион. Чей, не знаю, очень похоже, что украинский, как бы по идиотски это не звучало. Он мне предлагал политическое убежище на Украине. Но я решил, что это мне не подходит.

— И вы, как я понимаю, решили поискать убежища в Китае?

— Да. В обмен на прибор. Я пошёл в китайское консульство, думал, там наверняка есть шпионы.

— Есть, можете не сомневаться. Что было дальше?

— Возле консульства меня ждали Левченко и его банда. Он отобрал у меня прибор и убежал. Вот я и решил пойти к вам. Мне уже всё равно, а ему пусть будет хуже!

— Пусть будет, — согласился капитан. — Вы впервые упомянули о банде Левченко. Кого вы имеете в виду?

— Их там ещё трое, как минимум. Старик, его называли Волчарой и Акакием Иосифовичем, о себе он говорил "старый чекист". И ещё супруги Марченко, Игорь Николаевич и Алла Анатольевна.

— То есть, насколько я понял, действует целая диверсионная группа?

— Ну, так их не назвать. Марченко, мне кажется, попали во всё это против воли. А вот Волчара — другое дело.

Воробьёв застучал по клавиатуре компьютера, потом некоторое время молчал и что-то читал на экране. Наконец, заговорил.

— Волчара — действительно старый чекист. Ну, не настолько старый, чтобы именно в ЧК служить, даже НКВД он не застал, но в КГБ служил долго, может, даже и в МГБ успел поработать. А Левченко в списке семеро. Сколько ему лет?

— Сорок пять — пятьдесят, где-то так.

— Да они все "где-то так". Ладно, не так важно, кто именно из них. Ну, а на Марченко данных нет вообще. Что ж, будем считать, что эту часть разговора мы закончили. Ваш рассказ очень похож на правду. Осталось только выяснить, что это за такой прибор, получив который, китайская разведка готова в знак благодарности предоставить убежище, а мафия согласна платить за его демонстрацию огромные суммы, пусть даже в фальшивых купюрах. Итак, Пётр Степанович, я вас внимательно слушаю.

— Боюсь, вам будет очень трудно поверить в то, что я вам сообщу. Поэтому сначала я бы хотел узнать вот что. Майор Сотников говорил, что туда, в военный городок, должна прибыть научная группа ФСБ. А Левченко сказал, что Сотников — предатель, и за прибором прилетят не ваши, а ЦРУ и морская пехота США. Я думаю, что Левченко всё наврал. Вряд ли ЦРУ тут хозяйничает, как у себя дома. Узнайте, пожалуйста, как оно обстоит на самом деле, и если здесь ваша научная группа, то они знают, о каком приборе речь. Спросите у них.

— Разумно, — признал капитан.

Он вышел из кабинета и отсутствовал около десяти минут, а вернулся немного подавленный.

— Значит, так, Пётр Степанович, насчёт ЦРУ вы полностью правы. Они тут ни при чём, — сообщил Воробьёв. — Экспертная группа действительно здесь. Они побывали в том военном городке и уже вернулись. Оба наших сотрудника живы и вне опасности. Охранники задержаны, но их отпустят после допроса. Обвинить их не в чем. Кто такой Левченко, уже установили. Действительно, украинский шпион. Какой прибор он у вас отобрал, выяснять мне категорически запрещено. Теперь о вас. Ваши предполагаемые преступления будут забыты. Вспомнят о них в одном-единственном случае: если вы откажетесь сотрудничать. Это понятно?

— Да.

— Очень хорошо. Раз так, эти же наши сотрудники, которые вас сюда привезли, доставят вас в аэропорт, где передадут группе из нашего центрального управления. Вы знаете в лицо многих фигурантов дела, потому можете оказаться полезны уже сейчас. Если удастся вернуть прибор, вы тем более им понадобитесь. Вопросы есть?

* * *

Волчара и оба Марченко пообедали в кафе. У супругов денег совсем не было, за всех платил старый чекист. Хватило даже на бокал пива каждому. Ели молча, но не потому, что им не хотелось ничего друг другу сказать. В кафе было немало народу, и Волчара запретил болтать, опасаясь, что их кто-нибудь случайно подслушает. Зато когда из кафе они вышли, он первым дал волю языку.

— Скажи мне, Игорёк, такую вещь, — попросил старик. — Я хотел попасть в параллельный мир, а на самом деле просто переместился в нашем. Но ведь пульт должен был открывать портал в тот мир, откуда пришли люди, которые его изготовили. Если Тарасов и сбил случайно их настройку, то я должен был попасть в какой-то другой мир. Но никак не в наш. Таких случайностей не бывает, знаешь ли.

— Ты, Волчара, думаешь, что миров очень много, и случайно попасть на конкретный очень маловероятно. А ты представь, что миров всего два.

— Два не может быть, — уверенно возразил Волчара. — Один — может. Но если есть второй, то должны быть и другие. Это непреложно следует из марксистко-ленинской диалектики.

— Не буду с тобой спорить по вопросам, в которых ты эксперт, — польстил старику Игорь. — Но я же говорю не о мирах вообще, а о мирах, в которые ведут порталы, открываемые именно этим пультом. А пульт — изделие, его сконструировали так, чтобы он делал только нужное своим создателям или эксплуатационникам. А нужно им перемещаться со своего мира в наш, или обратно. Если произвольно сбивается эта настройка, портал поведёт или к нам, или к ним. Вероятности — по пятьдесят процентов.

— Или туда, или сюда, — пояснила Алла. — Это следует из закона отрицания отрицания.

Неожиданно услышав от неё знакомый термин, Волчара замер с открытым ртом.

— Что ты на меня так смотришь? Я училась в институте, и по философии у меня была пятёрка, между прочим. Или ты считаешь, что женщина заведомо не может сказать ничего достойного внимания?

— Э... нет. Были же Клара Цеткин, Роза Люксембург, Долорес Ибаррури...

— Маргарет Тэтчер, — подсказал Игорь.