Двое и старуха. Записки некроманта

Среди встречающей нас челяди я с удивлением заметил Юргена. Не знаю, почему так вышло, что мы не встретились, как договаривались, сразу после окончания моей учебы. Да и тогда мне было не до личного камердинера. Более того, обслуживая себя сам во время учебы и скитаний по Импери, я перестал нуждаться в слуге, который побреет меня и сделает мне ванну. Да и год странствий тоже сделал свое дело — теперь я знал все дороги не хуже него. Однако, положение обязывало...

Но больше всего я обрадовался Йогену. Старый вояка за семь лет моего отсутствия обзавелся тремя отпрысками и, похоже, был вполне счастлив.

Я представил собравшимся Муэри. После чего все, кроме Йогена, разошлись по делам.

— Ну что, грозный маг, с возвращением? — смеясь, спросил меня Йоген, и мы обнялись. — Жду через три часа в тренировочном зале и только попробуй не прийти.

В трапезной нас ждал скромный обед, а в покоях — большая бадья с теплой водой и чистые простыни — что не говори, а свое ремесло Юрген знал.

Кончив выбивать из меня пыль, Йоген усмехнулся:

— Стоило тратить пять лет и ничему не научиться.

— Я просто хотел, что бы все было по-честному. Ты же не маг, — стал оправдываться я.

— Сколько раз мне тебе повторять, что прав тот, кто выжил, а вопросы чести оставь для турниров и тех идиотов, что выходят в них на поединок, в рубашке "дамы сердца". Я хочу увидеть, как дерется маг с мечом в руке. Ну, давай же!

Я вздохнул и поднялся со скамейки.

На этот раз я для начала сотворил иллюзию — десять Кэвинов, быстро окружили Йогена и стали атаковать. Две секунды — и Йоген был "мертв". Затем сбит с ног силовой волной и "добит" мечом. От броска кинжалом я закрылся оберегом, а метнувшего сначала сковал льдом, превратив в подобие ледяной статуи, которую растопил стеной огня... Это были простейшие заклинания Школы Разрушения, которые мы изучали еще на первом курсе. Использовать боевую некромантию я и не думал — все ее заклинания смертоносны.

Довольно скоро, Йоген понял, что для даже самого простого заклинания нужно время и бросил в меня один за другим два кинжала, а пока они летели, пока я ставил оберег, огромным прыжком сблизился со мной и атаковал "сталь на сталь". Не прошло и половины минуты, как он победил.

— А как насчет поединка с дамой?

Мы обернулись. У входа в тренировочный зал стояла Муэри.

— Дама владеет мечом? — не скрывая своей иронии, поинтересовался Йоген.

— Нет, но у дамы есть пара трюков в запасе, — улыбнулась она.

— Тогда почему бы и нет.

Йоген, помня наш с ним поединок, мгновенно атаковал, но Муэри, ловко уйдя с линии атаки и разорвав дистанцию, выиграла пару секунд времени и поставила силовую клетку, а потом, игнорируя тщетные попытки Йогена добраться до нее, подняла его от пола, закружила под самым потолком, затем бросила в дальний конец зала. Однако, в самый последний момент поймала, вернула обратно и аккуратно поставила на ноги.

— Вы там не ушиблись? — подбежав к Йогену, озабочено спросила его Муэри.

— Нет, но ушиблась моя спесь, — улыбнулся Йоген, — Вот это я понимаю защита!

— Увы, не от кинжала в толпе, — вздохнула Муэри и вышла из зала.

— Только не говори мне, что ты с ней не занимался, — буркнул Йоген.

— Маги, не умеющие выиграть время на заклинание, долго не живут, — усмехнулся я. — А то, что мы с ней сейчас тут вытворяли, было всего лишь уличным балаганом — она бы могла и без клетки превратить тебя в горстку пепла, уж поверь мне. Да, маг — очень опасный противник, но его можно застать врасплох и убить, как самого простого человека — вот почему я буду продолжать брать у тебя уроки. И она тоже: уходы, увороты и все такое, ладно?

— Само-собой, но до определенного срока, — ухмыльнулся Йоген.

— Откуда ты...

— Взгляд, Кэвин. Взгляд. После того, как Анетта понесла третьего ребенка, я этот взгляд уже не спутаю ни с каким другим. И ты, со временем, тоже. Ладно, бьет колокол — пошли ужинать.

* * *

Когда положение Муэри стало уже слишком явным, Йоген решительно отстранил ее от занятий. Что, однако, не мешало ей наблюдать за нашими тренировками и от души смеяться то надо мной, если Йоген проворачивал шуточки в своей манере — например, перехватывал мою руку с мечом за запястье, резко разворачивал меня и отвешивал пару шлепков мечом плашмя по мягкой части тела, то над Йогеном, когда я бросал его силовой волной на стойки с тренировочным оружием. Старый вояка если и брюзжал по поводу подобных приемчиков, то только одно: "Кэвин, обязательно это было делать туда? Пожалел бы старческие косточки."

Вот так незаметно день за днем промелькнули почти восемь месяцев, пока однажды посреди тренировки Муэри ойкнула и смущенно сказала:

— Кажется, у меня началось.

Я быстро взял ее на руки и понес в покои, вот уже месяц дожидавшиеся этого дня. Йоген же, поставив тренировочные мечи на подставку, стремительным шагом отправился за опытной, принимавшей все роды у Анетты, повитухой, которая третью неделю жила в замке и целыми днями болтала на кухне с поварихой.

— Да не трясись ты так, все будет хорошо, — попыталась успокоить меня Муэри, когда я укладывал ее на кровать, но я чувствовал, что она волнуется не меньше моего.

Дверь в покои роженицы открылась. Я обернулся.

— Извините, но вы должны уйти, — решительным голосом сказала немолодая женщина с сильными руками. За ней вошли две служаки с горячей водой. Я быстро поцеловал Муэри в лоб и вышел.

Я быстро прошел в свои покои и заперся в них, и все последующие часы поддерживал Муэри изо всех сил. А ее радость и счастье, захлестнувшие меня в самом конце, запомнил на всю жизнь...

* * *

— Тише. Не разбуди ее, — прошептала Муэри и, благодарно улыбнувшись, сказала, — Спасибо.

— За что? За то, что я не бросил тебя в самый важный момент? Брось. Лучше, скажи, как ты хочешь назвать ее?

— А что, разве это не дело мужа? — с лукавой улыбкой поинтересовалась Муэри.

— Все правильно. Я же не прошу тебя назвать ее. Я спрашиваю твое мнение, — улыбнувшись в ответ, сказал я.

— Тогда я хочу, чтобы ее звали Лори, как и твою мать. Как ни крути, я у нее в долгу.

— Пусть будет Лори, — сказал я и коснулся губами лобика моей дочери.

Прошло четыре года. Но, несмотря на все наши старания, Лори так и осталась единственным ребенком. Муэри частенько называла себя "пустоцветом" и иногда даже плакала по ночам. Я же утешал ее, как мог. Эликсир зачатия нам уже ничем не мог помочь. Он действовал один раз в шесть лет. Не смог и Целитель из ближайшего городка...

Что до Лори — она отнюдь не была ангелочком — это была самая обычная девочка, которая капризничала и проказничала, как и прочие дети. Муэри, к моему удивлению, оказалась довольно строгой матерью. Я даже как-то спросил ее, не слишком ли она сурово обходится с нашей дочерью?

— У нас говорят: "Дитя надо воспитывать, пока оно лежит поперек лавки. Потом — уже поздно." — отрезала Муэри и, смягчившись, добавила, — Я же хочу, чтобы тебе было потом с ней проще.

Как же я ненавидел слово "потом"! Оно не только заставляло меня каждую ночь, вызывать некрозрение и смотреть на спящую Муэри, подсчитывая сколько дней, часов и минут оставалось ей жить, но и безжалостно напоминало о моей роли в предстоящем Обряде Вечной Смерти.

В одну из таких вот ночей, когда жизненной силы в ней уже было от силы на месяц, Муэри вдруг открыла глаза, и распуская косу, прошептала:

— Кэвин, я устала ждать. Давай сделаем это завтра ночью, а сейчас погаси свои фонарики и иди ко мне.

Мы давно привыкли "не пить хорошее вино большими глотками". Но вот оно закончилось, остался лишь кубок с осадком, который мы честно осушили до дна...

А после... После я, впервые после смерти матери, плакал, Муэри же ласково гладила меня по волосам...

* * *

— Ты знаешь, какой сегодня был день? — скинув с себя рубашку и улегшись на деревянный алтарь в центре небольшой комнаты, приготовленной к обряду еще четыре с половиной года назад, улыбнувшись, спросила меня Муэри.

Я кивнул головой. Сегодня был десятый день Златолиста. День, когда мы впервые увидели друг друга...

— Ты готов? Мне начинать?

— Начинай.

Муэри закрыла глаза и произнесла первый призыв ...

Прошло приблизительно два с половиной часа. Затих последний звук завершающего заклинания. Муэри, не открывая глаз прошептала:

— Все. Давай.

Я взял со столика у алтаря кинжал, и, выдохнув, точным ударом в сердце завершил обряд, а затем потерял сознание...

XXVII

Всем было сказано, что Муэри умерла от удара. Следов на теле не осталось — на кинжал было наложено особое заклятие. А алтарь и все прочее я в ту же ночь уничтожил "Адским Пламенем", которое не оставляет ни копоти, ни пепла.

Ее останки были положены в саркофаг, на котором резчик высек "Муэри Оуэн. 1218-1249". И все. ("На кой мне этот стишок?" — как-то сказала она, когда я еще в Университете в шутку спросил ее, какую эпитафию она хотела бы себе на надгробье.)

Я получил четыре кратких письма с соболезнованиями: от отца, донны Настурции, Лорена Ладуса и Алана Сайреса. Йоген же просто сжал мое плечо и обнял меня...

— Папа, где мама? Она заболела? — спросила меня Лори, когда я пришел раздеть ее и уложить спать.

Я, сделав знак горничной, чтобы та вышла, молча снял с дочки платье, расправил кроватку, уложил в нее Лори, аккуратно присел рядом, провел рукой по дивным, как у ее матери, волосам, мысленно улыбнулся при виде редких веснушек, и в который раз подумал, как все-таки здорово, что она взяла от нас не только лучшее, но и мелкие огрехи.

— Нет, Лори, она не заболела. Она умерла.

— Как собачка? — спокойно спросила меня дочь. Я вспомнил, как Лори приблизительно с полгода назад подружилась со старой собакой Дарена — моего кузнеца. Псина доживала последние дни, но девочка этого не знала — таскала ей еду из кухни, часами гладила ее. Мне тогда показалось странным, почему Муэри не возбраняла дочери этого, а всего лишь внимательно следила, чтобы Лори после общения с собакой обязательно мыла руки. Только теперь я понял, что она хотела дать своей дочери самый важный урок: естественная смерть — это неотъемлемая часть бытия и бояться ее не стоит. Не знаю, что она ей сказала в тот день, когда собака околела, но, наверное, что-то такое, отчего Лори сейчас не разрыдалась, а только уточнила. — Маме сейчас хорошо?

— Хорошо.

— Ну и хорошо раз хорошо. Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи, Лори, — сказал я, поцеловал ее и вышел.

* * *

Еще с первых дней моего пребывания в замке у меня сформировалась привычка провести перед сном час-другой в библиотеке за хорошей книгой. До Университета это были, как правило, "Парадоксы атаки и защиты" и прочие труды на военную тему. После — к ним добавились еще и книги по истории, написанные отцом.

Этот обычай пришелся по вкусу и Муэри. Единственное, что меня смущало, так это то, что она читала лишь "Занимательные и поучительные истории из жизни величайших магов и их учеников" — книгу, которую она знала наизусть. Мои попытки расширить ее литературный кругозор проваливались одна за другой. Над книгами по истории она зевала, даже хитросплетения интриг в "Истории династий" ее не увлекли. "Кэвин, сжалься над бедной глупой женщиной! Я таких книг начиталась под завязку еще в Университете", — не выдержав, взмолилась она. Но я не сдавался — выписал из Столицы пару самых популярных рыцарских романов, один из которых Муэри честно прочла, но попросила больше ей "не давать такой ерунды". Я решил было сдаться — не сошелся же свет клином на литературе, но однажды заметил, что она жадно читает какую-то книгу. Это был старый сборник сонетов, каким-то чудом оказавшийся среди книг дяди Кейна. И если я впредь что-то и выписывал для нее, то только хорошую поэзию...

В библиотеке меня ждал Йоген.

— Тебе письмо, — сказал он, протягивая мне небольшой запечатанный свиток.

Я распечатал его. Это была, скорее, записка, написанная такими знакомыми крупными рунами: "Кэвин, пожалуйста, не надо траура. Этот ваш обычай очень похож на голосящих баб на похоронах, которые на поминках, приняв на грудь, начинают плясать и распевать похабные частушки.

Если человек любил ушедшего, то это и так видно, а если нет — тогда все эти черные одежды и прочая ерунда — вранье и показуха.

И еще — не ты один любишь подглядывать за спящими. В тебе жизни на восемьдесят с небольшим лет. Пожалуйста, не уходи раньше срока. М.".

Я несколько раз перечитал последние сроки, но так ничего и не понял.

* * *

— Йоген, что мне делать с Лори? Как вообще воспитывают маленьких девочек? — как-то после обязательной пробежки в "песочных доспехах", спросил я у более опытного родителя.

— Постарайся почаще бывать с ней, если будет просить поиграть — поиграй. Но, берегись, скоро она начнет задавать вопросы — вот тогда твоя жизнь превратится в ад, если ты, конечно, хочешь воспитать ее сам, а не спихнуть на нянек и видеть раз в двое суток. Если ты изберешь второй путь, она потом может еще и будет тебя слушаться, как "добропорядочная дочь", но уважать — вряд ли. Если первый — распрощайся со спокойной жизнью уже сейчас, зато ты заработаешь ее уважение, доверие, любовь и авторитет. Когда же у нее появятся действительно серьезные вопросы, она пойдет с ними к тебе, а не будет искать ответы на стороне. Вот моя старшая — Анеттка — на днях спросила: "Пап, откуда берутся котята?". Пришлось объяснять, не вдаваясь в подробности, конечно. А когда я закончил, знаешь, что она сказала? "Значит так у всех? И у вас с мамой тоже?". Стоит и серьезно так на меня смотрит. Я побольше воздуха набрал, и: "Да, у всех". Она мне: "Спасибо, папа" и пошла себе.

— Вот оно — отцовство, — усмехнулся я.

— А ты чего хотел? Лично я считаю, что грязные пеленки — это так, цветочки. Тяжело, не спорю, однако, тут все просто — распеленал, бросил испачканное в таз с водой, обтер ребенка влажной тряпкой, запеленал в чистое и все. Кстати, я все хотел спросить — а как было у вас? Вы же все-таки хозяева замка?

— Точно так же, Йоген. Точно так же. Муэри не понимала, как можно отдать ребенка в чужие руки, а самой только приходить в детскую и умиляться, глядя на спящее дитя. Единственное, от чего я ее избавил — так это от стирки пеленок. Про кормилицу я даже и не заикался... Ладно, пойдем — не хочу, чтобы жена кормила тебя вконец остывшим завтраком.

Все, что сказал Йоген, сбылось — уже через три месяца за мной по всему замку бегало зеленоглазое чудо и сводило меня с ума уймой вопросов: откуда берется снег, почему скрипят двери, почему нельзя потрогать солнышко...

Но спросить о котятах Лори не успела — воспаление легких, старый Целитель в ближайшем представительстве Гильдии скончался полгода назад, нового не было, и через две недели Лори не стало.

Со смертью дочери во мне что-то сломалось. Я перестал ощущать вкус пищи — ел, лишь потому, что это было нужно. Мог часами смотреть в книгу и не прочесть ни строчки. Перестал выходить на утренние пробежки, а на тренировках стал появляться через раз. Одним словом, я утратил вкус и смысл жизни. Взять и уйти, уничтожив филактерий с душой Муэри, я не мог по двум причинам. Первая — это просьба самой Муэри "не уходить раньше срока", а вторая... Вторая — это отец. Я не хотел, чтобы из-за меня его жизнь стала короче даже на один день...