Наваждение

— Мою жену обследовали?

— Разумеется, — охотно кивнул врач. — И потому...

— Ей оказали всю необходимую помощь? — не слушая мыслей врача, прервал Калиненко, начиная раздражаться. Лиза, которой особо не давали и слова вставить, явно услышала эту эмоцию в вопросе мужа.

И доктор тоже.

— Конечно! — уже и сам раздраженно ответил врач. — И оказываем сейчас, учитывая ее состояние...

Лиза замерла. Но Дима действительно сильно устал.

— Ты идиот? Мы похожи на пострадавших в аварии или отравившихся на банкете? — снова не дослушав, прервал он врача. — Мою жену пытались выкрасть. У меня врагов хватает. И ты реально думаешь, что я ее выпущу из поля видимости, или разбазарю силы охраны? Вы не можете ее здесь адекватно лечить?

— Можем, — кажется, врач все же увидел ее молящий взгляд. Хоть отвечал и без особой радости.

Да и тон Калиненко его точно задел. Как и пренебрежение.

— Свободен, — не обратив на это внимания, распорядился Калиненко. И устало закрыл глаза.

Черты его лица тут же осунулись, проступило утомление. И Лиза прикусила губу, разрываясь между желанием хоть как-то помочь ему, облегчить состояние и в тоже время, желая извиниться перед явно несправедливо задетым врачом. А так как понятия не имела, что сейчас может сделать для Димы, да и так, вроде бы, готовая на все ради мужа, Лиза подхватилась с дивана.

— Николай Сергеевич! — тихо окликнула она уже уходившего доктора. — Подождите.

Лиза подошла к двери, которую Николай Сергеевич уже открыл, намереваясь вместе с ним выйти и попробовать извиниться и как-то смягчить ситуацию, но и не желая беспокоить Диму.

— Вам нельзя сейчас так вскакивать, — так же тихо отозвался врач. Недовольно. Но все же остановился, ожидая ее.

— Лиза! Назад легла.

Дима не открыл глаза. И даже голос не особо повысил. Но его тон буквально заставил ее замереть.

— Доктор не обиделся, — ясно дав понять, что буквально читает все ее порывы, не открывая глаза, хмыкнул муж. — Он все понимает. И ему все компенсируют. А ты выйдешь из поля моего зрения только в сопровождении Казака или Гены. Обоих сейчас нет. Ляг и отдыхай. Доктор тебе тоже самое сказал.

— Извините, пожалуйста, — одними губами произнесла Лиза врачу.

Спорить с Димой она не собиралась. Ситуация оправдывала его, как ни крути. Врач только раздраженно отмахнулся и кивнул ей на диван, видимо, так же считая, что Лизе лучше лечь. И вышел.

— Ты не обязана быть со всеми любезной. На голову сядут, — заметил Дима, пытаясь устроиться удобней. Но это было не так и легко, учитывая его рану. Тяжело выдохнул.

— Тебе это точно не грозит, — огрызнулась Лиза, честно говоря, недовольная и смущенная всей ситуацией. И легла, отвернувшись к спинке дивана.

— Отдыхай, — гораздо веселее хмыкнул Дима, почувствовав ее настроение. Даже глаза приоткрыл, наблюдая за тем, как она вертится.

Однако, видимо, врач не все был готов спустить даже Калиненко. Или так и следовало контролировать состояние в их случае, но к ним чуть ли не каждые полчаса заходил кто-то из медперсонала, проверять самочувствие. В общем, сказать, что кто-то отдохнул, было бы сильным преувеличением. Потому ли у нее с утра стоял нервный комок в горле и дрожали руки? Или же от понимания, что сообщить Диме о беременности необходимо. И как можно скорее. Лиза не сомневалась, что если он узнает об этом от врачей, все еще больше осложниться.

Но понимание не облегчало саму ситуацию. И напряжение внутри Лизы нарастало, подпитываясь усталостью, усиливаясь головной болью. Так, что в конце концов, это заметил и Дима.

Утро выдалось туманным. Почти настолько же, как тогда, когда она встретила его под колонией. И это не казалось Лизе хорошей приметой, честное слово. Наверное потому, что она просто не знала, чего ждать. И сама атмосфера в палате была такой же тягучей и серой, как и утро за окном.

— Тебе плохо? Может эти врачи чего-то все же недосмотрели? — спросил вдруг Калиненко, заставив Лизу вздрогнуть всем телом.

Из чашки, которую она ему протягивала, пролилось несколько капель чая. Дима же проследил, как они упали на простынь, и вновь перевел на Лизу задумчивый, сосредоточенный и внимательный взгляд. Чуть махнул головой, отказываясь от чая. Но Лиза зачем-то вцепилась в эту чашку и никак не могла поставить, пока он изучал ее. Калиненко же казался обеспокоенным и недовольным ее состоянием.

— Сейчас вызову этого доктора, — заявил Дима, потянувшись к кнопке у кровати. — Они точно паршиво тебя лечат. Меня подстрелили, а я и чувствую себя, похоже, и выгляжу лучше чем...

— Я беременна, — перебив его, выдохнула Лиза, и сама не зная, как вдруг решилась.

Уставилась в чай, который так и держала. Схватилась за эту чашку двумя руками. И с трудом сглотнула нервный комок. На Диму не смотрела. Не хватило решимости. Он же, кажется, замер, так и не успев нажать на вызов врача.

— Еще раз.

Это было распоряжение, которому нельзя не подчиниться. И голос Димы зазвучал иначе: стал отстраненным, собранным. Без эмоций.

Лизе пришлось еще раз сглотнуть.

— Я беременна, — голос упал до шёпота.

Калиненко молчал несколько секунд. Лиза не выдержала, подняла голову, пытаясь понять его мысли и реакцию. Но лицо мужа стало таким же нечитаемым, как и тон голоса.

— А со справкой что случилось? — видимо, и добиваясь ее внимания, спросил Калиненко.

Лиза подозревала, что такое придет ему в голову.

— Я не врала тебе, Дима. У меня все заключения есть. И проверить можно. Я лечилась. Без результата. А вчера мне УЗИ сделали. Говорят, восемь недель. Не знаю, как. Просто так вышло.

Она наконец-то отставила чай. Дима на это внимания не обратил, продолжая пристально рассматривать её. Даже прищурился немного, будто хотел проникнуть в мысли Лизы.

— Беременная, значит, — ей стало как-то зябко от его тона. Хотя Лиза не могла сказать, что голос Димы изменился. — Вот и верь после этого врачам. А ты еще вчера и извинялась. Восемь недель...

Калиненко говорил спокойно и ровно. Даже безжизненно как-то. Без гнева или раздражения (на радость она и не рассчитывала, ясное дело).

— Вообще не в тему, Лиза. У нас сейчас столько проблем...

И она поняла — ему было все равно. Ни холодно, ни жарко. То, что для нее: неосязаемое чудо, которое она уже сутки пытается в мозгу уложить, для него — просто факт. Более того, помеха планам.

Наверное, удивительно было ожидать иного отношения. Лиза никогда не слышала и не имела подтверждения тому, чтобы Калиненко вообще хотел ребенка или просто, намекал хоть на вероятного наследника. Не проходил он с ней и через все мытарства лечения, отчаяния и безнадежности. Ничего экстраординарного для него не произошло.

А для нее — весь мир с ног на голову перевернулся. И именно сейчас оглушило понимание того, что внутри растет, развивается новая жизнь; ребенок. Ее ребенок. Ребенок Димы. Окутало и пропитало каждую клетку и каждую мышцу. И в ушах зашумело, кровь ударила в лицо. Лиза вдруг поверила. Окончательно и бесповоротно: да, неясно за что, непонятно как, но она забеременела вопреки всем прогнозам и диагнозам. Это чудо случилось.

— Я понимаю, — она кивнула, соглашаясь со словами Калиненко.

В общем-то, и сама вчера именно об этом думала: о количестве проблем, о борьбе, о напряженной обстановке.

— Тебя вчера похитить не за красивые глаза пытались, — будто не услышав ее, продолжил свои ровные размышления Дима.

— Я понимаю, правда, — снова повторила Лиза. И опять кивнула. Будто кукла-болванчик на панели авто. — Это действительно совсем не вовремя.

Калиненко так и смотрел на нее. Но больше ничего не говорил. Словно подталкивал. Ждал, когда она сама скажет.

Она не хотела этого. Не хотела. Он так и остался ее наваждением.

— Я буду рядом, помогать столько, сколько ты разрешишь, пока домой не вернешься хотя бы, если это не сильно будет мешать. Если это нормально для тебя, — она очень пыталась подбирать слова. Только голова болела ужасно и дыхание стало частым, отчего-то. — А потом, раз это так все усложняет для тебя, я уйду, Дима. Я люблю тебя, ты знаешь. Но в этот раз аборт делать не буду.

Казалось, что Калиненко не дрогнул и никак не отреагировал. Но черты его лица, словно прорезались, почернели тенями. А может во всем виновато пасмурное утро.

— Так, значит, — как-то медленно и вдумчиво проговорил Дима. — Уйдешь. Значит, вот какая твоя цена, Лиза. Продашь меня за ляльку.

Калиненко сжал губы и так на нее глянул...

А Лизу затрясло еще на последней фразе. И все смешалось: усталость, сомнения, страхи, вчерашняя травма с пульсирующей головной болью. И стало обидно. А еще, нахлынула злость. До бешенства, до боли, до рези в желудке. Захотелось влепить Калиненко пощечину. Но даже в таком состоянии Лиза не могла не думать о нем, и о том, что только вчера из Калиненко вынимали пулю. Она сжала руки, не замечая, что ее действительно трясет.

— Не смей, Дима! Не смей! Сколько, по-твоему, я должна платить за тебя эту цену?! Один раз я уже принесла все это для тебя в жертву. И что? — ее серьезно начинало заносить в истерику, Лиза это понимала, но поделать уже ничего не могла. Все тормоза сорвало. — Когда тебе станет достаточно? Когда я тебя предавала? Ты снова и снова меня обвиняешь, упрекаешь в предательстве! А сам ты сколько раз предавал и предаешь меня?! Почему я, и твой ребенок для тебя всегда — лишь разменная монета и всегда не ко времени?! Меня предавать можно? Я — бесценок?

Кажется, вот этого он от нее не ждал: крика, истерики, каких-то обвинений. А Лиза, вроде бы осознавала, что ни к чему. Не стоит говорить этого. Для него она и правда, не стоит ущемления своих интересов. И никогда не стоила. И не обещал ей это никто. Или обещали в последнее время? Она потерялась в обиде. Пора прекращать...

Только тело, эмоции не поддавались. И эта дурацкая дрожь не покидала тело.

— Я не пойду на аборт! — почти заорала Лиза.

Но голос подвёл, поломавшись на середине. И Лиза в сердцах размахнулась, просто пытаясь дать выход всему этому из себя, не могла уже сдерживаться. Живая же. Ударила тумбочку, отбив пальцы и не заметив. Толкнула несчастную чашку, окатив пораженного Калиненко холодным уже чаем. Закусила губу и резко развернулась, бросившись к двери — не могла и не хотела терпеть больше.

— Твою налево! Лиза, вернись!

Калиненко проревел это, она впервые слышала от него такой тон. Но не обернулась даже на шум, указывающий, что Дима пытается встать. Не ее это теперь дело!

Однако ей не удалось убежать. Почему-то именно в этот момент двери палаты распахнулись, и на пороге замерли Казак с врачом. Оба, похоже, оторопели, от развернувшейся картины ее бегства и децибелов крика Калиненко.

— Виталя, останови ее! — гаркнул Дима, который первым сориентировался.

Видно, Казак на уровне подсознания привык без раздумий выполнять распоряжения Димы, потому как тут же сгреб ее в плотные, хоть и не давящие объятия-захват.

— Извини, Елизавета, — пробормотал он, когда Лиза принялась вырываться.

— Вам нельзя так носиться! — пришел в себя и Николай Сергеевич. — А вы, — врач тыкнул пальцем куда-то ей за спину. — Лягте немедленно! Швы разойдутся! Не давите на нее! — велел врач уже Казаку. — И, вообще, успокойтесь, вам уже хватит нервов. Нам только выкидыша не хватает! — снова к ней повернулся врач, уже переходя на крик.

Впрочем, послушался врача только Казак, кажется изрядно удивившись, но ослабив захват. Впрочем, не настолько, чтобы Лиза сумела вырваться. А она пыталась. У нее вообще, от всей этой дурацкой ситуации, от крика Димы, врача, суматохи, обиды и ощущения предательства, из-за крепких рук Виталия, отрезавших путь к бегству в глазах потемнело и в разуме билась только одна мысль:

— Я не буде делать аборт, — не сумев сдержаться, сорвалась на всхлипы Лиза. — Отпусти, Витя, Богом прошу. Я люблю его, но не пойду на это снова, — и сама понимая, что со стороны больше похожа на безумную, она вцепилась пальцами в свитер Казака. — Отпусти.

Виталий выглядел все больше растерявшимся и ошарашенным.

— Лиза, прекрати истерику! — Дима уже добрался до них, наплевав на предостережение врача. Ухватил ее за плечо.

Но Лиза не желала к нему оборачиваться.

— Отпусти, — продолжала она рыдать, дергаясь в руках Казака.

— Все успокойтесь! — пришла очередь врача так орать, что у нее уши заложило. — Вы! Вернитесь в кровать! А вы, — он обратился к Виталию, как к самому вменяемому здесь, видимо. — Отнесите ее на диван. Тут и правда истерика. Видно, срыв после вчерашнего шока.

И пока Казак, подхватив брыкающуюся Лизу под ноги, пошел с ней к дивану, а Дима, снова не послушав совета, двинулся следом, врач ухватил Лизу за руку. Кажется, он ей пульс считал.

— Успокойтесь, Елизавета, успокойтесь, вам нельзя нервничать, подумайте о ребенке, — его голос стал ровным и весомым.

Но Лиза не могла его послушать, как раз потому, что о ребенке в тот момент и думала. А все эти мужчины казались ей угрозой. Видит Бог, глупо, но на какой-то миг ей показалось, что они просто могут лишить ее ребенка насильно, ведь Лиза никак не могла вырваться из удерживающих ее рук!

— Я не хочу! Не хочу, понимаете?! — уже открыто зарыдала она.

— Понимаем, — врач мягко кивнул, помогая Казаку устроить ее на диване. И в контрасте с этим, яростно хлопнул по кнопке экстренной помощи. — Все хорошо, Елизавета, — вновь повернулся врач к ней. — Мы знаем, что вы не хотите навредить ни себе, ни ребенку. Просто слишком много всего с вами произошло. Все нормально. Сейчас мы вам поможем, успокоим...

Врач продолжал ее мягко осматривать, заглядывая то в глаза, то ощупывая шишку на затылке, благодаря тому, что Виталий и Дима не давали Лизе подняться. И она даже притихла, на какую-то секунду, прислушиваясь к нему. Но тут в палату, резко хлопнув дверью, ворвались еще какие-то люди, а врач начал аккуратно ощупывать ее живот, и Лиза не выдержала:

— Я не буду делать аборт, — вновь заплакала она, вцепившись теперь в Николая Сергеевича. — Не позволяйте им... — почти умоляла она, увидев в руках у пришедшей медсестры шприц и какие-то лекарства на стойке капельницы. Врач кивнул помощнице.

Это почему-то дико напомнило ей операционную, где Лизе делали аборт в прошлом.

— Лиза! Да уймись ты! — Дима обхватил ее за плечи, удерживая руку, чтобы медсестра могла ввести иглу. — Ну не дура же! Хватит! Прекрати истерику, родная!

— Никакого аборта, — похоже, действительно удивившись, покачал головой Николай Сергеевич. — Сейчас мы вас успокоим, снимем тонус, который, кажется, появился... Все хорошо, Елизавета. Дышите. Вам надо успокоиться.

Но она правда не могла. Отвернулась, благодаря тому, что Виталий отошел, освободив место персоналу. Сжалась вся, неспособная лишь выдернуть руку, и пыталась свернуться клубком, словно так могла защитить себя и ребенка.

— Лиза, — тихо, почти ей на самое ухо, проговорил Дима, явно пытаясь "достучаться" и продолжая удерживать ее голову у себя на плече. — Никто тебя не тронет. Слово даю, родная. Слышишь? Веришь мне? — ладонью убрал волосы с ее лица, пытаясь поймать ее взгляд.