Рю расположился в узкой улочке с севера от площади. Начала атаки он отсюда не видел, да даже, по сути, и не слышал: все обычные звуки сражения заглушал адский грохот сотен пулеметов.

В теории, однако, он знал, в чем заключается план. В преддверие Йоля зима выдалась невероятно холодной по итальянским меркам. Температура колебалась между минус десятью и минус двадцатью, и Тибр банально замерз. Несомненно, это было на руку войску вампиров, многие из которых не могли пересекать текущую воду, даже в полете.

Впрочем, это было бы выгодно любому агрессору, независимо от сущности. По льду, конечно, переходить реку менее удобно, чем по мосту, но зато солдатам не придется собираться в кучу. Можно выступить более широким фронтом.

В свете всего этого любой полководец выстроил бы войска на площади, вместо того, чтобы отводить за мост.

Но не Финелла.

Он оставил по эту сторону войска только отряды Рю, Анны и Воланда, — и то не на площади, а на прилегающих улочках. Основные силы расположились за мостом, причем не впритык к реке: отряд Марии, лишившийся командира, располагался в нескольких метрах, а отряд Рей — и вовсе где-то сбоку. Прочие же заняли крыши, откуда обстреливали наступавших. Разве что агентов здесь было достаточно мало. У большинства было другое задание.

Дождавшись сигнала, Рю скомандовал своим бойцам следовать за ним и бегом направился к площади. И едва он добрался дотуда, как его глазам предстала удивительная картина.

Войска тамплиеров были скрыты облаком густого пара. Того самого пара, который возникает, когда лед по всей длине реки вдруг пытается воспламениться. А помимо пара, при этом получается... правильно, текущая вода. А точнее, даже текущий кипяток.

Киборги-колдуны выполнили свою работу на отлично, и на мосту начался хаос.

Те из вампиров, кто успели ступить на лед, торопились вырваться на твердую землю, отбрасывая тех, кого ни текущая вода, ни жар от кипятка не пробирали. Многие старались выбраться на мост, вызывая давку. Те, кто на лед только собирались ступить, резко меняли направление, двигаясь к мосту и тоже не добавляя порядка.

Те, кто успел прорваться вперед, оказывались в меньшинстве.

А тем временем в бой вступил резерв. Рю видел, как Анна танцует с цепями, и какое-то безотчетное подозрение посещало его. Настоящая Анна сражалась совершенно не так.

Впрочем, так даже лучше.

В этой волне нечисти уже почти не было простых упырей: сплошь вампиры, демоны и прочие сливки темного общества. Но времени рассматривать каждого у самурая не было, да и не столь это было важно. Настоящая битва — не то же самое, что поединок или схватка малых групп. Тут нет места финтам и парированиям. Просто руби и старайся не дать зарубить себя.

Неожиданный удар с флангов заставил ряды противников сомкнуться еще сильнее. Тем не менее, они были готовы обороняться... И тут в самом центре возник вихрь розовых лепестков, раскидывая нечисть.

Акеми вступила в бой. Следом за ней на бреющем пронеслись мотолетчики, заливая ряды противника напалмом и святой водой. Плотность построения сыграла с нечистью злую шутку: уклоняться было решительно некуда, и многие из них, пытаясь сбежать из этого ада, поджигали собственных товарищей. Сквозь пар Рю уловил, что с собравшимися на мосту Кристиан делает то же самое. Он не видел, но знал, что теми, кто по ту сторону моста, занимается Рей.

Секундой позже перебивший треск пулеметов грохот взрывов подтвердил это: в дело пошла серебряная шрапнель. На боевом духе нечисти можно было ставить столь пугавший ее крест... Который как раз появился в небе, нависая над разбитой армией, как Дамоклов меч.

Битва была выиграна.

Глава 14

Очнувшись, Мария первым делом почувствовала, что лежит на чем-то мягком, и что у нее ничего не болит. Ни раны, нанесенные кнутом, ни отбитые ребра. Она прислушалась к своему телу, но нет, сердце продолжало биться.

Только тогда паладинка разлепила глаза. Она лежала в их с Чезаре каюте в планере "Фрейд-1". Ни доспехов, ни даже одежды на ней не было, но кто-то заботливо укрыл ее теплым одеялом.

Чуть повернув голову, Мария увидела и "кого-то". Чезаре сидел рядом и обеспокоенно смотрел на нее. Он действительно изменился, — сейчас, когда он вернулся в почти человеческий облик, это было особенно заметно. В рыжих волосах появились седые пряди. Изящное лицо стало жестче, серьезнее и как-то старше. Волосы не скрывали лисьи уши... Впрочем, это скорее от волнения. А еще, поскольку он снял плащ, Мария видела, что хвостов у него уже три.

— Ну как ты? — обеспокоенно спросил кицунэ.

— Нормально, — выдавила из себя улыбку Мария.

Она хотела спросить его, чем закончилось сражение, но вместо этого с губ сорвался другой вопрос:

— Куда ты пропал? Тебя даже "Всевидящее око" не видело.

— Так получилось, — Чезаре виновато отвел глаза, — Наткнулся на "старшую коллегу", и та устроила мне "оздоровительную порку".

— Коллегу? Порку? — девушка слегка подвисла.

— Не буквально, разумеется, — поморщился кардинал, — Одна ками выкрала меня и Воланда и достаточно долго таскала по разным временам и мирам. В основном малоприятным.

— Насколько долго? — спросила Мария, которую при взгляде на седые пряди в его волосах кольнуло неприятное чувство.

— Ну... — кицунэ слегка смутился, — Девять лет. Плюс-минус пару месяцев.

Мария даже не нашлась что ответить. Вот так вот... Как в сказках про фэйри. Вот так захотелось какой-то хвостатой стерве, и вот — для нее прошла пара часов, а для него девять лет. Внезапно ее возлюбленный оказался старше ее почти в два раза.

— Прости, что оставил тебя без поддержки в такой момент, — повинился лис, — Тебе было очень тяжело?

Паладинка хотела ответить. Хотела успокоить его и самой сохранить лицо. Но вместо этого она вдруг расплакалась. Она плакала, уткнувшись в плечо мужчины, а он гладил ее по голове и шептал какие-то успокаивающие глупости. И так тепло становилось от этого у нее на сердце... Как будто все ее страхи, сомнения и сожаления куда-то отступили.

— Я не знала, что делать, — жаловалась она, — Мне казалось, что я знаю, но это было не так. Я хотела поступить правильно. Но правильного выбора просто не было!

— Поплачь, — посоветовал лис, — Выпусти все, что накопилось. Со мной тебе не требуется быть сильной. Ты ведь доверяешь мне?

Она доверяла. И это было главным. Кажется, только сейчас он наконец понял, что было главным в их отношениях. Не то, что он делал ради нее. Не то, что он спускался на морское дно или сражался с Неуловимой Джейд. А то, что она могла высказать все, что чувствует, не боясь ни осмеяния, ни того, что это используют против нее.

— Не бросай меня больше одну, — попросила Мария, когда слезы иссякли, — Пожалуйста.

— Не брошу, — кивнул Чезаре, — Я постараюсь. А когда мы вместе, нет ничего, с чем мы бы не справились. Разве не так?

— А та ками? — спросила вдруг девушка, — Она больше не сделает ничего подобного? Ты убил ее?

К той, кто заставила ее пройти через подобное, она испытывала совершенно не христианскую ненависть.

— Не убил. Но больше она подобного не сделает. Все то, что она сделала, имело единственной целью — преподать мне жестокий урок. И я его усвоил. Теперь я знаю, в чем заключается мой путь. И надеюсь лишь, что ты его со мной разделишь.

— Разделю, — кивнула паладинка, — Куда бы ты ни пошел, я уже не оставлю тебя одного.

— Буду рад твоей компании, — улыбнулся Чезаре, — А помимо философии, она преподала мне также немало практических уроков по части управления своими лисьими силами.

— Те щупальца, которые ты использовал против ведьмы, — припомнила Мария, — Они ведь мне не привиделись?

— Да, — кивнул мужчина, — Я замечал их и раньше, но не видел закономерности и... побаивался их. Не в последнюю очередь потому что появлялись они нередко, когда я был с тобой.

— Но теперь не боишься?..

— Нет. Я научился управлять ими. Даже если они потянутся к тем, кому я не хочу причинять вреда, мне достаточно выкрутить мощность на минимум, и тогда их прикосновение может быть даже приятным.

— Так в чем суть? — в янтарных глазах девушки зажегся огонек любопытства.

— Так визуализируется способность кицунэ к энергетическому вампиризму, — "пояснил" Чезаре, — С их помощью я могу тянуть энергию напрямую из человека, не прибегая к благословениям и не дожидаясь, пока они сработают. Но с одним ограничением: чтобы обмен стал возможным, этот человек должен получать от меня либо сильную боль, либо сильное удовольствие. Поэтому я нанес ведьме не самую опасную рану, а самую болезненную: я знал, что она использует свои силы для регенерации, и постарался "перехватить" их. Впрочем, план Б на случай, если она вырвется, у меня тоже был.

Мария медленно кивнула.

— Кажется, понятно... Все, кроме одного. Как вампиризм может быть приятным?

Чезаре засмеялся:

— Не сам вампиризм. Тянуть из тебя силы мне было бы очевидно неприятно. Но... сравни вот с чем. Съесть тебя мне точно не хотелось бы. Но разве всегда, когда я прикасаюсь к тебе ртом, я тебя ем?

— Нет, — хихикнула Мария, — А что, щупальца — это так же приятно?

С кем-нибудь другим перспектива поучаствовать в тентакль-хентае напугала бы ее. Но ему она доверяла.

— Ну... есть только один способ это проверить, не так ли? — склонил голову набок Чезаре.

— Экспериментатор, — фыркнула девушка.

— Ну, если у тебя сейчас нет тяги к экспериментам, то всегда остаются и проверенные варианты...

— Чезаре! Что ты делаешь?

Последнее относилось к тому, что как раз в этот момент Мария почувствовала, как его рука "прокралась" к ней под одеяло.

— Как что? Подлейшим образом грязно домогаюсь спасенной девушки, разумеется. Но если тебе не нравится, я могу остановиться.

— Нравится. Продолжай!

Рейко-старшая сидела, забившись в какое-то техническое помещение в дальнем закоулке планера и обхватив колени руками. Она вздрагивала. Вздрагивала от каждого шороха. Сражение давно закончилось, но казалось, что в ее кошмарах оно будет продолжаться вечно. В первый раз она оказалась на настоящем поле боя.

И чтобы пережить это спокойно, мало было просто уметь стрелять.

Она надеялась, что здесь ее никто не найдет. Не хватало выставить себя трусихой перед наемниками, и без того воспринимавшими ее со скепсисом. Но так уж сложилось, что человек, которому совершенно, абсолютно плевать на другого, неизбежно найдет повод с ним встретиться.

— Что, страшно? — без особого сочувствия осведомилась бакэнэко.

Она уже накинула поверх своего костюма "Женщины-кошки" белый лабораторный халат. А вот уши по-прежнему были явно видны, и несчастная мать по-прежнему впадала в ступор, не зная, как соотнести чудовище из мифов с памятью о своей маленькой дочери.

— Страшно, — честно подтвердила она, — А тебе? Рейко, неужели тебе не страшно?

Ученая безразлично пожала плечами.

— Это мой мир. Ты хотела увидеть его? Увидеть, как я живу без тебя? Что ж смотри. Вот он. Это не первый Апокалипсис, который я предотвращаю. В тот, первый раз, все было не столь масштабно, но в целом, примерно так же.

— Всему высшему офицерскому составу приготовиться, — раздался из динамиков голос главнокомандующего-итальянца, — Через пятнадцать минут визит в Замок Святого Ангела.

Кошка чуть поморщилась:

— Вот помяни мое слово, только оторвался от Марии, и тут же оказалось, что все, что нужно делать, нужно делать срочно... Ладно, я пошла. А ты, кстати, не так уж плохо себя проявила для первого боя. Возможно, из тебя выйдет толк.

Она повернулась, чтобы уйти. А Рейко-старшая, воодушевленная похвалой, все же озвучила то, что вертелось на языке:

— Ты так и не ответила на вопрос.

— Что? — не поняла кошка, — Какой вопрос?

Или, скорее, сделала вид, что не поняла?

— Тебе было страшно?

Кажется, Рейко удержала при себе ответ, рвавшийся первым. А затем вдруг заговорила, и в ее словах было больше эмоций, чем на протяжении всего этого разговора:

— Да. Мне было страшно. Разумеется, мне было страшно. Только дурак не будет бояться, имея дело с гребаными демонами, ходячими мертвяками, всемогущими ведьмами и той сущностью, что стоит за ними всеми. И тогда, в первый раз, мне тоже было страшно. Но знаешь... Ничто из этого не было самым страшным. Потому что я привыкла бояться. Я боялась скоплений людей. Боялась шумов внешнего мира. Боялась заговорить с человеком. И я работала над собой. Подчиняла себя себе. Перековывала в то, что ты видишь перед собой. Знаешь, Фридрих Ницше говорил, что то, что не убивает нас, делает нас сильнее. И я думаю, что он прав. Я стала такой, как есть, потому что ты бросила меня. Потому что я знала, что могу рассчитывать только на себя. Что больше никто мне не поможет.

Пока она говорила, на ее глазах выступили слезы. Закончив, кошка раздраженно смахнула их.

— Ну вот... Нельзя толпе показывать, что ее защитники плачут. Придется тратить время на умывание и макияж... Ничего, подождет, не переломится.

— Прости.

И что-то подсказывало, что относится это не только к макияжу.

Не так Чезаре представлял себе их триумф. Хотя за счет сигма-проецирования тамплиерам удалось залечить раны и починить снаряжение, не нужно было быть профессором психологии, чтобы понять, что большинство офицеров замучены, перенервничали и меньше всего хотят выступать перед народом. Тем не менее, амагус-актер постарался обставить свое выступление с подобающей помпой.

По его приказу пострадавших, спасенных из зоны боевых действий звеньями под командованием Норта, свозили в район Ватикана, где им оказывалась медицинская помощь. Кого-то лечили тем же сигма-проецированием, но помимо того, Чезаре сделал для лечащих заклинаний исключение из правила "не демонстрировать силы возрожденцев на публике". В скором времени о тамплиерах пошла слава святых целителей.

Главным фактором, однако, была их репутация как воинов и героев. Кадры сражения с нечистью, снятые дронами и камерами визоров, уже распространялись и ЗШН-ньюс, и официальными СМИ. Чезаре только исключил те, где четко видно было, в каком облике он сражался. Не поймут.

А между тем, офицеры уже вступали в Ватикан. Встречали их Папа Римский и новая "Божья Длань". На лице понтифика застыла маска благочестивой отрешенности, но познания в психологии и лисье чутье говорили об одном и том же: он опасался нежданных спасителей, не понимая, чего от них ожидать. Тем более что судьба двоих его предшественников не внушала оптимизма. В действительности, конечно же, беспокоиться ему было не о чем. Его смерть была запланирована у Чезаре на совсем другую дату.

Не доходя пары метров до понтифика, демон-лис остановился. Секунду он со сдержанным достоинством встречал его взгляд, а потом одним плавным движением опустился на одно колено и склонил голову:

— Благословите, падре.

Пафос в его интонациях был строго дозирован, чтобы не казаться чрезмерным. Он был приправой, а не основным блюдом. Однако непривычная серьезность и смиренность голоса должны были подсказать Папе задуманный сценарий.