Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Это что, все из-за Тельмана?! — ужаснулась Саша.
— Драка началась после слов "семантика этюдности в прозе Пушкина неоднозначна", — мрачно повторил я старую институтскую шутку.
Забрать машину полицейские не помешали. А вот выбраться из города оказалось не самой простой задачей: время словесных баталий прошло. Улицы быстро покрывались постами, вооруженными патрулями и всяким старым хламом, предвестником баррикад. Как и с кем kameraden собираются сражаться — представлялось полнейшей загадкой. Едва ли не каждый квартал выставлял свою версию красного флага, с серпом и молотом, со свастикой с белом круге, буквами SPD, черным сжатым кулаком, тремя стрелками, орлом или уж совсем дикими кракозябрами. На пути сквозь этот парад суверенитетов я крутил баранку, газовал, сигналил, продирался по тротуарам и задворкам, каждую секунду слыша в ответ все более и более страшные угрозы.
И если бы только угрозы!
Отметки от дубинок и железных прутьев испятнали капот и борта машины. Булыжниками вдребезги разнесены фары и лобовое стекло. На некстати подвернувшейся газетной тумбе осталось висеть вырванное с мясом левое крыло. В довершение всего, удирая задним ходом от агрессивной толпы, я всмятку разворотил багажник. Сверкающий краской и хромом шедевр автопрома превратился в хлюпающую кусками железа развалину, зато мы с Сашей отделались легким испугом. Успели проскочить по той самой зыбкой грани, на которой путчисты уже вполне способны громить лавки и жечь автомобили, но совершенно не готовы убивать лавочников, автовладельцев и всех прочих недругов отечества.
К загородному шоссе мы выбрались в совершенно непонятном месте, проскочив через коровий выпас, длинные ряды луковых грядок и проломив, как минимум, полдюжины оград.
— Куда мы сейчас? — задал я Саше вопрос.
— Домой в шале пани Залевски, или в Берлин?
— Налево или направо! — расстроенно хмыкнул я. — Карты нет, шале черт знает где, а до Берлина, пожалуй, нам без ремонта вообще не добраться. И вообще, впору не в столицу ехать, а в Австрию или Францию валить.
— Леш, а почему мы не остались в Мюнхене?!
Она издевается, или... я со всей дури врезал ладонями по баранке:
— Б...ть!
— Солидный капиталист, миллионер, этакий ба-а-арин, — слово "барин" Саша вставила по-русски, хихикнув. — А ведешь себя как нашкодивший мальчишка!
— Сама-то не лучше!
Как же так просто! В самом деле, какой черт понес нас через бунтующий город?! Что нам стоило заявиться в ближайший отель, снять номер и залечь там на день, неделю или месяц, в общем, до того замечательного момента, когда нацисты и коммунисты окончательно определятся, кто из них самый главный в Германском рейхе?
Ни слова более не говоря, я повернул налево и погнал мерседес по шоссе. Германия не Россия, между городами всего лишь десятки километров, а никак не сотни. Так что уже через полчаса мы въехали в Starnberg, тихий, патриархальный, очень уютный городок на берегу большого озера. Нашелся и отель, со странным для глубинки названием London, очень приличный, прямо около центральной городской площади. Тут было все — ванна с горячей водой, махровые халаты, широкая мягкая кровать, вино, фрукты и пирожные. Не было только радио и свежих газет. К лучшему — как резонно заметила Александра: вместо попыток понять, что же случилось в Рейхстаге на самом деле, мы завалились спать.
Разбудили нас выстрелы. Редкие, размеренные, в гостинице, сложенной из камня веке этак в шестнадцатом, они казались совсем неопасными. Я позвонил на ресепшен, заказал в номер завтрак и свежие газеты, заодно поинтересовался, кто, собственно, додумался стрелять таким чудесным утром?
— Революционеры заняли ратушу, — ответил портье. — Теперь никого внутрь не пускают... даже полицейских прогнали!
— Куда катится этот мир, — вежливо посочувствовал я.
Разборки местечковых боевиков меня интересовали чуть менее, чем погода в Чили. Другое дело завтрак. Его мы с Сашей ждали с нетерпением, и он того определенно стоил: настоящий английский, в полном соответствии с названием отеля.
Саша первым же делом выхватила с фарфорового блюда веганский сэндвич, впилась в него зубами, смакуя вкус и структуру охлажденного огурца, окруженного мягким хлебом без корочки. Я предпочел вариант с рыбным паштетом, откусил, прожевал с глубокомысленным видом, и только после, выдержав нешуточную борьбу с самим собой, потянулся к чудом залетевшей в местное захолустье "The Times". Супруга вытянула из пачки консервативную "Deutsche Allgemeine Zeitung".
К тому времени, когда мы пробралась через салат с зелёной фасолью, яйца Бенедикт, кофе и круассаны, ситуация более-менее прояснилась.
— Предусмотрел все, предусмотрел все, — поддразнила меня Саша. — А рабочие кулачища Тельмана предусмотрел?! Вот, читай, — она отчеркнула ногтем строчку в газете, — некий господин из гостевой ложи заметил, только главный коммунист в сердцах врезал кулаком по своему столу, так сразу последовал взрыв.
— Саш, ну кто мог подумать, что проволочка лопнет от сотрясения раньше времени?
— А говорил, что инженер!
— Электрик, и то недоучившийся...
— Вот был бы жив товарищ Блюмкин, он бы все сделал правильно.
— Скажешь тоже, — притворно обиделся я.
В глазах Саши проблескивают веселые искорки; я точно знаю, она рада гибели Тельмана, да и четыре последовавших за вождем соседа-коммуниста ее ни капельки не беспокоят. Смерть родителей и брата в коммунистических концлагерях никому не добавит гуманизма и толерантности.
Однако играть это не мешает.
— А что я? — мило округлила глазки Саша. Хлопнула несколько раз ресницами: — Мое дело женское, борщ варить, да мужа кормить.
— Кто обещал, что кроме коммунистов никто в зале не пострадает?
— Да я же все с твоих слов!
Она права, безусловно, но я не хочу быть единственным крайним. Даже в шутливой пикировке.
— А как насчет дать мудрый совет?
— Зачем? Никого же не убило, кроме Тельмана и его дружков!
— Чудом! Чудом никого не убило! Порезало-то каждого второго!
Это второй мой промах — забыл про остекление потолка.* Осколками засыпало весь пленарный зал, с порезами больше сотни депутатов, а Гинденбурга, как стоящего у трибуны, распластало аж двумя кусками — лоб до кости и плечо. Как только глаза уцелели. Плюс ко всему, сердце старика дало сбой — от неожиданности или страха. Вроде бы ничего опасного для жизни, врачи клянутся поставить президента на ноги, да только сроки называют не маленькие — от трех месяцев до полугода. Не уверен, что Веймарская республика просуществует так долго.
Пока я прикидывал, успеет ли Гинденбург выкарабкаться с больничной койки, Саша успела покончить с десертом из нарезанных фруктов — сперва своим, затем — моим. В ответ же на мой укоризненный взгляд — снова перевела фокус на политику:
— Что ты переживаешь за порезы? На них синяков больше, чем порезов!
— Ну подрались депутаты, с кем не бывает...
— Подрались? — возмутилась Саша. — Да они там насмерть по всей площади Революции хлестались, прямо под носом своего любимого бронзового Бисмарка! Ты на фотографии-то взгляни еще раз! Коммунисты и эсдеки против нацистов, в кои-то веки, единым фронтом.
— Фотограф озолотился, факт.
— На него уж в суд подали. Мало того, что тайком, из кустов, заснял полную пленку, так еще и продал в семь изданий как эксклюзив, по два-три кадра в одни руки.
— Зато прикинь, как легко школьники смогут оправдывать свои шалости!
— Герр наставник! — фальшиво хлюпнула носом Саша. — Почему геррам депутатам Рейхстага драться мо-о-о-жно, а нам на переменке не-е-е-льзя?!
— А знаешь, пусть и правда, берут с депутатов пример.
— В смысле?
— Они настоящие боги от политики! Сумели как-то обойтись одними кулаками, без оружия...
Вырвавшаяся невзначай аллегория стерла Сашину веселость как мокрая тряпка мел со школьной доски. Она помрачнела, отложила в сторону салфетку, поднялась и подошла к выходящему во двор окну. Не поворачиваясь ко мне лицом, медленно, через силу произнесла:
— В Мюнхене вчера погибло восемнадцать человек.** Ради чего?!
— Надеюсь, все они были ярые нацисты.
— Нельзя так шутить!
— Прости. Просто я ожидал худшего. Судя по тому, что творилось вчера на улицах... кстати, если верить газетам, в прямом отношении НСДАП к взрыву Тельмана никто не сомневается. Спорят лишь в том, была ли санкция руководства, или теракт исполнил фанатик-одиночка. Так что поздравляю, твой план встречного пала сработал на все сто.
— Ты предупреждал, что ответственность тяжелая ноша, — обернулась Саша. Глаза все еще на мокром месте, однако сомнения в голосе изрядно поубавилось. — Я не думала, что настолько.
— Тяжело первые пять лет, потом привыкаешь.
— Все тебе шуточки, а Гитлер, между тем, объявил поход коричневых рубашек на Берлин именно из Мюнхена.
— Идея сильная, хоть и с душком,
* * *
— недовольно скривился я.
Третья ошибка, уже точно, совместная наша с Сашей. Фюрер сделал совершенно очевидный, воспетый живым классиком фашизма ход, а мы его в своих расчетах никак не предусмотрели. Зашорили себя неизбежным легальным назначением Гитлера на президентский пост, торопливо загнали в цугцванг что правительство, что нацистов — получили в ответ путч. Тот самый, из-за которого Гитлера и его карманных боевиков никто так и не посмел тронуть в истории старого мира.
— От Мюнхена до Берлина те же шестьсот километров, что от Милана до Рима, — посыпала солью раны Саша. — Десять лет назад у Муссолини получилось.
— Неистовый оратор из Браунау
* * *
объявил вне закона не только СА, но и НСДАП целиком, — возразил я. — Партийные газеты закрыты, счета арестованы.
— Лейтенант
* * *
* против ефрейтора, — задумалась Саша.
— У рейхканцлера Брюнинга прекрасные шансы на победу. Революционеров он разгонять умеет еще с восемнадцатого года, с военными в ладах. И наоборот, Гитлера кадровые офицеры терпеть не могут.
* * *
** И кстати, в Берлине полиция и рейхсвер уверенно удерживают ситуацию под контролем.
— Только в Берлине, заметь, и то, если верить газетам.
— Столица за правительством, остальных как-нибудь угомонят.
— Если бы! Бавария и Пруссия вечно себе на уме.
— По мне пусть хоть обратно на королевства распадаются!
* * *
* * *
— Отдельные королевства, это хорошо, — вдруг резко сменила тему Саша. — Мы останемся тут на недельку, или выберемся в Австрию?
И правда, какой смысл загонять себя в тупик бессмысленной руганью? На политическую ситуацию мы не можем повлиять никак. Так или иначе, придется надеяться и ждать, причем ждать долго, недели, а то и месяцы. Сперва — кто победит в Мюнхене, затем, если Гитлеру и СА все же удастся взять под свой контроль Баварию, — чем закончится поход на Берлин. Количество неизвестных в этой истории столь велико, что лучше не пытаться строить долгосрочные планы.
— Nichts geht mehr,
* * *
* * *
— подвел я итог. — Если уж путчисты добрались до такой сонной дыры как Starnberg, в городах крупнее лучше не появляться.
— Значит в Австрию?
— Да, до Инсбурга чуть меньше трехсот километров. Помнишь дорогу?
— Бр-р-р! — поежилась Саша. — Там же сплошные серпантины, надо успевать, пока не стемнело.
— К ужину доберемся, если не до самого Инсбурга, так хоть до равнины, — обнадежил я жену. — Сейчас в горах сухо, а мотор не поврежден. Только радиатор камнем промяли до течи, не беда, возьмем пару жестянок с водой и, в принципе, можно ехать.
\*Кроме остекленного купола в пленарном зале Рейхстага был сделан плоский стеклянный потолок.\
\**Именно столько погибло 17 июля 1932 г. в Гамбурге, во время "Кровавого воскресенья". Там схлестнулись боевики нацистов, коммунистов и социал-демократов.\
\
* * *
Имеется в виду "Поход на Рим" итальянских фашистов от 1922 года, который закончился назначением Муссолини на пост премьер-министра Италии.\
\
* * *
Так называли Генриха Брюнинга.\
\
* * *
*Г.Брюнинг закончил ПМВ в звании лейтенанта, поэтому пользовался поддержкой многих военных. Ранен, награжден Железным крестом.\
\
* * *
**В январе 1933 года произошел (вернее, сорвался, из-за отвратительной организации) "Потсдамский путч" — заговор военных, недовольных назначением Гитлера рейхсканцлером.\
\
* * *
* * *
Королевства Бавария и Пруссия существовали до 1918 года.\
\
* * *
* * *
Ставок больше нет.\
10. После бала
Старнберг, лето 1932 (год и девять месяца с р.н.м.)
Из отеля мы выбрались ближе к полудню, в самую жару. На улице — ни души, только на противоположном углу перекрестка, как раз рядом с нашей машиной, о чем-то громко ругались полдюжины зеленых* полицейских. По моей душе скребанули кошки, почему-то вспомнилась белая всполошная курица, едва успевшая вывернуться из-под колеса нашего Мерседеса прошлой ночью.
Я плотнее подхватил под руку Сашу, буркнул недовольно:
— Что они тут забыли?
Ответить она не успела; стук наших каблуков о булыжники уходящей к центральной площади улицы привлек внимание главного из полицейских. Он повернулся к нам, сделал насколько шагов навстречу, как видно, стесняясь своей неуставной перебранки с подчиненными. На удивление молодой, лет двадцати пяти, погон по виду офицерский, но при этом пустой, без ромбиков. Как же его называть?
— Лейтенант Клюгхейм, — представился полицейский, рассеяв мои сомнения по поводу звания. — Прошу вас соблюдать осторожность.
— Простите, герр Клюгхейм, — начал я, пытаясь понять, о чем вообще идет речь.
Недалеко стукнул очередной выстрел, в это утро совсем уже знакомый и привычный, я не обратил на него внимания, зато лейтенант резко отпрыгнул назад:
— Donnerwetter!
В первый момент я остолбенел, а затем... Саша со стоном повалилась на мостовую, я едва успел подхватить на руки ее падающее тело. Прямо перед моими глазами, под ключицей, багровела страшная рана, по блузке стремительно расплывалось кровавое пятно.
— Нет, Саша, нет!!!
В голове распахнулась гулкая пустота. Мир вокруг растворился в хмари. Осталось лишь стремительно сереющее лицо любимой.
— Пусти! — седоусый полицейский буквально вырвал Сашу из моих рук.
Возмутиться я не успел; аккуратно усадив бесчувственную Сашу на тротуар, спиной к стене дома, седоусый сразу же принялся ее перевязывать. Посыпались короткие команды: "режьте блузку, голову набок, следите за языком". Я бросился помогать, но одетые в зеленую форму парни оттеснили меня в сторону:
— Справимся без вас, Густав служил санитаром на Западном фронте.
— Она жива?
— Да, — на секунду оторвался от ваты и бинтов седоусый. — Навылет, через легкое.
— Это страшно?
Глупый вопрос повис без ответа.
— Простите, ради бога, — воспользовался заминкой лейтенант. — Верно, они целились в меня.
— Кто?! Кто стрелял?
— Пруссаки,** из ратуши, — лейтенант упер взгляд в приколотый к моей груди значок НДСАП, недобро дернул щекой, хмыкнул, затем махнул рукой в строну угла: — Полюбуйтесь сами.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |