«Что за чушь ты несешь?!» — возмущение и гнев не смогли полностью скрыть оттенок легкой паники, искрой прошившей пространство.
— Это не чушь, а чистая правда. Ты даже не представляешь, как полезно иметь в друзьях увлекающуюся правозащитницу, (Гермиона покрылась румянцем) и ведь никогда не знаешь, что ей втемяшится в голову в следующий раз: то домовых эльфов спасает, то феминизм вводит. (теперь она возмущенно ловила ртом воздух.) О чем это я? Ох, прости, ты ведь о другом спрашивал, верно? — молчание и отчаянное стремление не думать о чем-то. — Том, ты же не считаешь меня клиническим идиотом, мимо чьего внимания мог проскользнуть тот факт, что основная масса пострадавших при нападении в Хогсмиде до отмены действия направляющих амулетов была женского пола, а также мужчины старше школьного возраста? И тут ты тоже запретил прикасаться к мальчишкам до твоего прихода, хотя кое-кому очень этого хотелось, — Гарри зло пнул все еще не пришедшего в сознание Мальсибера. — Касайся это только магических детей, я бы мог предположить, что ты хочешь выбрать себе наследника. Но, во-первых, я слишком хорошо понимаю, что человек, жаждущий власти, никогда и ни с кем ею не поделится, не зря же ты так стремился обрести бессмертие. Во-вторых, собрать детишек на отбор можно было и по-другому, не выкрадывая их из школы, ведь любой из твоих слуг сочтет за честь ссудить тебе сына. Хотя с тебя сталось бы и соригинальничать. Но в эту схему категорически не вписывается нападение на приют, опять-таки заведение исключительно для мальчиков, и думать, что дело в мести за проведенные под этой крышей счастливые годы — это мелко, даже для тебя.
Уровень общей защиты разума Волдеморта значительно снизился, концентрируясь на отдельных областях, одна из которых закрывалась щитами прямо-таки с пугающей скоростью, и, естественно, как и положено любопытному мальчишке, коим повсеместно слыл Гарри, именно она привлекла и полностью завладела его пристальным вниманием.
— Что ты пытаешься там спрятать, Том? — Гарри со всей силы полоснул по защите и уловил образ младенца.
«Не смей!! — заорал Волдеморт, отбрасывая его назад и многократно усиливая защиту. — И прекрати звать меня этим плебейским именем, маленький высокомерный ублюдок!»
— Неужели я во всем не прав? Неужели все действительно так очевидно, как кажется на первый взгляд? Не ожидал, что ты скатишься до подобной банальности, Том. Ты и в самом деле желаешь получить наследника? — промельк отрицания. — Ты же понимаешь, что это будет совсем не то, верно? Ни твоей крови, ни твоей силы, и какой-то выскочка будет счастлив возвеличиться за твой счет. Ты действительно позволишь кому-то так себя использовать? (Тишина вокруг кровати Поттера стала вязкой и тяжелой. Маги замерли, ловя каждый звук, слетавший с губ мертвого юноши. Степень их изумления взлетела, заполняя палату таким стихийным магическим фоном, что начали дребезжать стекла.)
«Не тебе рассуждать об использовании, глупая марионетка старого манипулятора! — рявкнул Волдеморт. — И не тебе указывать мне средства достижения моих целей! Что в своей жизни ты решил сам? Ты, как слепец, идешь в могилу за своим поводырем! — в его голосе звучало непривычное для Гарри осуждение. — Мне хотя бы хватило силы отринуть его и встать на свой собственный путь»
— И ты им доволен? Что принесла тебе твоя ненависть? Иногда я думаю, что нам стоит совместно организовать общество помощи жертвам подростковой агрессии. Если надо, будем из дома в дом ходить и демонстрировать тебя в качестве наглядного пособия — к чему могут привести такие огрехи взросления. Ты что, правда, считаешь, будто тебе есть чем гордиться? Он нашел свой путь! Ах, какая прелесть, в зеркало на себя давно смотрел? Видел, куда он тебя завел: ты вынужден искать себе наследника на стороне вместо того, чтобы породить его самому, выполнить свой долг перед предками, а теперь древнейший род Слизеринов закончится на тебе, позоре их славного имени!
«Черт тебя подери, чтоб ты сдох, гребаный защитник слабых и убогих! Чтоб ты сдох со всем твоим проклятым покровительством и прочим гриффиндорским дерьмом! — и совсем отчаянно: — Мне не оставили выбора!»
— А вот валить с больной головы на здоровую не надо! Ты сам довел себя до этого, и последствия — лишь твоя вина! Даже если тебя толкали на этот путь, выбирал ты сам! Ты сам возжелал бессмертия, я только не понимаю, почему ты просто не стал вампиром. Испугался, что превратишься в монстра? Но ты им и стал — мертвым и к тому же уродцем, таким гадким и отвратительным, что блевать хочется от одного взгляда на так называемое лицо. Ты стал омерзителен и внутри и снаружи, а мог бы создать новый сильный род и жить вечно в своих потомках, прославляющих твое имя!
«Никто не выдал бы дочь за человека с моим происхождением», — прорычал он.
— Я тебя умоляю, за потомка Салазара Слизерина, который имел всё необходимое, чтобы самому стать легендой? Да они бы у тебя в ногах валялись, что, впрочем, сейчас и делают. Ты ведь этого всегда и хотел, да? Чтобы все осознали, насколько ты отличался от других. Мечтал прогнуть всех под себя, возвеличиться над теми, кто тебя презирал, заставить увидеть, что ты способен сделать с ними. Хотел разбить их красивые мордашки в кровь, чтобы стереть с них это выражение превосходства, не потому ли ты так обожаешь наводить на своих слуг Круциатус, что он изламывает до кровавых судорог все тело целиком? (Многие из собравшихся в лазарете вздрогнули, не понимая, откуда подобные детали известны их Спасителю. И лишь некоторые — из-за воспоминания вгрызающегося в тело заклятия, направленного рукой их Повелителя.) Тебе ведь всегда казалось, что все обязаны трепетать от одного звука твоего голоса, и ты этого добился — они трепещут. Но ты сам даже не осознаешь, что хочешь их страха лишь потому, что он извращенная форма уважения. А можно было и по-другому: с твоими-то силами, с твоими способностями и знаниями тебе добиться их признания было раз плюнуть, а там, как говорят магглы: «Слава — лучший афродизиак». Ты бы вытащил этот застрявший в средневековье мир и спас бы его, создав настоящую утопию, а ты выбрал террор.
«По части спасения — это не ко мне», — неубедительная издевка, и новый виток усиления щитов.
— А зря, тебе бы понравилось: слепое поклонение масс, все сильные мира сего готовы задницу тебе лизать, только бы ты поддержал их политику, все, раззявив рты, пристально следят за каждым твоим движением с постоянным извержением вулканов восхищения, восторгов и лести по поводу каждой мелочи. Для меня — чрезмерно назойливо и доставуче, для тебя — в самый раз. Смешно, но, кажется, я не настолько закомплексован, чтобы для высокой самооценки нуждаться в чужом одобрении.
«Что ты несешь?! — спросил Волдеморт тоном, в котором звучала легкая нотка враждебности. — Мне никто не нужен!»
— При всем своем коварстве, Том, ты порой ужасающе прямолинеен. Я часто задавался вопросом: как же можно быть такой сволочью? Выводы напрашиваются сами собой. Ты ненавидишь себя. Ты полон презрения к себе и к тому, кем ты был, настолько, что предпочел своему имени идиотскую кличку, как какая-то дворняга. Только твои страхи и твоя неспособность справиться с ними виновны в том, кем ты стал. Ты стремишься к самоуничтожению и счастлив возможности прихватить с собой на тот свет и весь остальной мир. Просто любопытно: ты всегда был настолько зациклен на себе? Пробовал... ну, не знаю... влюбиться, что ли? Или ты так не любишь себя, что не способен испытывать это чувство и ни к кому другому?
«Старик имеет на тебя слишком большое влияние, если ты, как и маразматик, стал верить в эту чушь о всепоглощающей силе любви. Чушь и глупость! Запомни хорошенько, мальчик, никто не предаст тебя сильнее, чем тот, кто обязан тебя любить»
— Так это защитный механизм? — Гарри продолжал говорить спокойно, рассудительно и доброжелательно. — Я ведь помню тебя по Тайной Комнате: у тебя был как раз тот идеальный тип аристократичной несколько изнеженной смазливости, какой нравится девушкам. Это сейчас тебя сочтет симпатичным разве что Нагини. Но тогда — красота, талант, ум и сила, очень много магической силы, да, и не будем забывать о деньгах, их тоже было немало. Именно то, что чистокровные хотят увидеть в будущем зяте, — он ухмыльнулся, — я бы даже сказал: настолько хотят, что способны простить не самое безупречное происхождение. Для них ведь главное — сила, которая приносит власть, а остальное — так... побочные недоразумения. И потом, ты же прожженный слизеринец — изворотливый, хитрый и совестью не обремененный, при всех твоих данных тебе какую-нибудь дурочку окрутить, как два пальца об асфальт. Но ты ведь никогда никому не делал брачных предложений, верно? Даже из династических побуждений. Глупо, Том, а теперь для этого слишком поздно.
«Никогда не поздно завоевать мир, Поттер, и исполнить свое предназначение. Нити нашей судьбы сотканы давным-давно, мы лишь инструменты неизбежности»
— Знаешь, — не сбиваясь с мысли, продолжал Гарри, — говорят, женщина способна испытать оргазм, просто представив красивые руки мужчины на своем теле... (Минерва МакГонагалл вскинулась и ошарашенно посмотрела на своего подопечного. Гарри всегда был исключительно вежлив — не в силу данного воспитания, а из какого-то врожденного благородства, и никто никогда не слышал от Поттера столь дерзких замечаний)
«Личный опыт?» — ехидное любопытство.
— Кем бы ты меня ни считал, Том, мне никогда недостанет наглости прямо спросить о таком девушку.
«Откуда тогда подобные познания?»
— Маггловское воспитание намного более раскрепощенное в этом смысле. У тебя самого, если бы они у тебя были, заалели бы уши, доведись тебе послушать разговоры моего кузена и его банды. Так, о чем я? А точно, я просто подумал, что станет с несчастной, которая увидит твои, с позволения сказать, пальцы. Да ее, бедняжку, удар хватит от одной мысли. Боюсь, Томми-бой, твоим единственным потенциальным сексуальным партнером и правда является Нагини. К тому же она тебя обожает безмерно, и если с первого раза ничего не выйдет, что неудивительно после всех твоих измывательств над собой, будет утешать и пытаться снова и снова, она такая, я знаю, упертая, как гриффиндорка. Правда, думаю, отец из тебя совсем никакой получится, но ты не волнуйся: я тебе помогу, возьму на воспитание одного из вашей кладки, знаешь ли, давно хотел себе какую-нибудь зверушку завести, а тут так повезло: змеюка с такой превосходной родословной. Только ты меня предупреди заранее, когда она яйца отложит, ладно? Я попробую еще кого-то подыскать, ну, знаешь, чтоб в хорошие руки, а не живодёрам, — Гарри закрутило в жгучем вихре ярости. — Спокойней, Волди, в твоем возрасте это вредно: схлопочешь приступ, и придется тратить еще одну свою игрушку. К тому же я уже ухожу, побереги силы, Беллатрисса с друзьями на подходе, и комплекс все еще стоит, сможешь сейчас отвести душу, понаказывая их всех. Пару раз влепи Белл и за меня, идет? Но не перестарайся — у нас с ней свои счеты — и покажи ей Мальсибера: пусть убедится, что я стал лучше. Что-то я еще хотел сказать... да, что до твоих наполеоновских планов, тебе стоило лучше изучать Историю, особенно маггловскую. Возможно, тогда ты бы смог не повторить самую распространенную ошибку всех диктаторов, вычленив очевидную истину, — и мысленно, слышимо только для них двоих, — «мир легче купить, чем завоёвывать». И на будущее прими хороший совет: когда в следующий раз захочешь поинтересоваться, как у меня дела, лучше пришли сову. Во избежание.
Где-то далеко на севере Шотландии, в Больничном Крыле Школы Магии и Волшебства Хогвартс снова вскинулась на постели поджарая фигура еще совсем молодого человека, почти мальчика, и опять опустилась на смятое одеяло. Магический фон, все это время окружавший его, резко упал, в лицо вернулись краски, а в тело — размеренное дыхание. Гарри Поттер снова был жив.
* * *
Он очнулся и болезненно поморщился: все тело болело. Даже когда он старался лежать неподвижно, все равно не отпускало ощущение, словно он был прекрасной отбивной, которую по недоразумению передумали жарить и превратили в фарш. С трудом разомкнув веки, Гарри сразу же зажмурился: свет, даже приглушенный, резал глаза. Он постарался сосредоточиться и понять, где он находится, но голова болела, в ушах шумело. Все, на осознание чего его хватило, так это на то, что, в общем и целом, учитывая обстоятельства, он чувствовал себя отвратительно, но не смертельно.
Светлое пятно, парившее над ним, сменилось более темным, и чужие холодные пальцы стали его бесцеремонно ощупывать, приподнимать веки, так что ослепительный свет резанул по глазам, заставив его дернуться и едва не слететь с кровати. Ему приподняли голову и влили в рот какую-то гадость, после чего голова перестала звенеть и кружиться. Гарри немного сфокусировал зрение и увидел, что в палате полно народа, хотя лиц он различить не мог, но каким-то шестым чувством понял: безопасность. Кусочки мозаики складывались воедино: узкие койки, зелья, белые стены, отсутствие очков «я ведь их больше не ношу!», ощущение защищенности — он на попечении Поппи; можно расслабиться и даже немного пошалить.
— Поттер! Немедленно откройте глаза!
Гарри рывком перевернулся на живот, одновременно лягнув обладателя надоедливого голоса и натягивая на себя край смятого одеяла.
— Отвали, Рон! К Мерлину Снейпа — я спать хочу!
Снейп оскорблено вскинулся и зашипел не хуже гадюки, потирая ушибленный бок, но с кровати доносилось спокойное дыхание безразличного к его претензиям Поттера, который спал, укрывшись с головой одеялом и свесив левую руку с кровати на пол.
Помфри со вздохом подошла к Гарри, чтобы уложить его поудобнее. Он всегда спал беспокойно, попадая в ее владения, так что Поппи привычным движением взяла его за запястье, осторожно пристроила руку на край кровати и потянула вниз одеяло, обнажив на подушке черную всклоченную копну волос.
— Ремус, будь добр, помоги мне переместить Гарри в отдельную палату.
— Перебьется в общей, — рыкнул Люпин, срываясь с места.
Ремус Люпин, перепугав всех вокруг, пронесся мимо выставленных из палаты журналистов, поспешно освобождавших ему путь. Никто не увидит, как, скрывшись от посторонних взглядов, он обессиленно привалится спиной к ближайшей стене и с облегчением переведет дыхание. Никто не узнает, что сегодняшней ночью в глухой чаще горестно взвоет матерый волк в человеческой шкуре, учуявший днем, едва переступив порог Больничного Крыла, смерть, стоящую рядом с его волчонком.
