Однако едва "Кореец" вышел из порта и по радиостанции сообщил на "Гридня" точный состав японского отряда, ему наперерез выдвинулись несколько японских миноносцев и дали торпедный залп. С трудом увернувшись от торпед, канонерка, оглашая эфир сообщениями: "Подвергся атаке минами Уайтхеда,[37] выпущенными японскими миноносцами в международных водах", сыграла "Отражение минной атаки" и начала разворот, собираясь укрыться в порту. А затем, так как японские миноносцы и не подумали уйти с директрис атаки, открыла ответный огонь. Миноносцы поспешно отвернули, но в свою очередь начали отвечать из орудий, после чего к ним присоединились и японские крейсера.
Всю свободную от вахты команду "Гридня" выметнуло на шканцы. Моряки стояли вперемежку — младшие офицеры, кондукторы, матросы — и, стискивая кулаки, смотрели на маленькую канонерку, идущую сквозь лес взрывов, огрызаясь огнем из своих орудий, которые просто не добивали до большинства из тех, кто ее расстреливал. Приходилось стрелять только по тем врагам, что находились недалеко. Несколько минут этот обмен выстрелами не приносил результатов, но затем, благодаря чуду или мастерству русских канониров, один из огромных чугунных снарядов старенькой двухсоттрехмиллиметровки попал по одному из преследующих "Корейца" миноносцев, причем как раз в тот момент, когда тот начал отворачивать. Над морем взвился столб огня и обломков, миноносец мгновенно лег на борт и ушел под волну, будто подводная лодка. Палуба "Гридня" огласилась победным ревом, но на японцев эта победа русских подействовала как красная тряпка на быка. Канонерка уже пересекла границу порта, так что японцы стали прекращать огонь, как видно не собираясь столь беспардонно нарушать международные правила на глазах у множества иностранных кораблей, но гибель миноносца явно привела их в ярость. Поэтому уже начавший стихать огонь сразу усилился, превысив прежний уровень, а два оставшихся японских миноносца, прекратив разворот, вернулись на боевой курс, изготовившись к торпедной атаке.
Брилев-второй стоял на крыле ходового мостика и наблюдал за разворачивающейся драмой в бинокль.
— Ваше высокоблагородие, — забыв о субординации, обратился к нему наводчик установленной здесь же восьмидесятисемимиллиметровой противоминной пушки Каштанов. — Чего ж мы стоим-то? Они ж наших-то...
Капитан крейсера отвел бинокль от лица и бросил холодный взгляд на матроса, отчего тот тут же опомнился и вытянулся в струнку. Но Брилев-второй не стал устраивать выволочки провинившемуся. Только качнул головой и тихо произнес:
— Не успеем, — а потом обернулся и приказал: — Мичмана Штырова ко мне. С блокнотом... И, Николай Николаевич, — обратился он к старпому, — отберите пятерых офицеров. Пусть приготовят парадную форму. Нужно отправить... — Капитан слегка запнулся перед следующим словом, но переборол себя и продолжил корректно: — Союзникам официальное заявление о чудовищном нарушении японцами норм международного права. Японцы непременно притащат свое оправдание, так пусть наша версия будет получена капитанами других стационеров и отправлена ими по своим дипломатическим каналам первой...
Служба стационером была во многом не морской, а дипломатической, и дипломатию Брилеву-второму пришлось осваивать, причем с потерями. Чего только стоил выговор от российского посланника в Сеуле, за то что его матросы набили морду команде английского крейсера в пьяной драке в припортовой таверне. Зато сейчас он свои действия на этом фронте представлял довольно четко. Шуметь! И сильно! Тем более что капитан "Корейца" еще до открытия огня успел сообщить об атаке его корабля минами Уайтхеда — это сильно обесценит попытки японцев представить русского капитана идиотом, решившим (спьяну, что ли) в одиночку атаковать эскадру, на порядок, а то и более превосходившую его по силе.
— И быстро турбинный катер на воду — надо будет подобрать людей.
"Кореец" сумел пройти под огнем еще около десяти кабельтов, прежде чем его настигли сразу два попадания. Одно из них, похоже, пришлось в котел, отчего канонерка тут же сбавила ход и окуталась паром. Над "Гриднем" пронесся стон. Но в следующее мгновение в еще один японский миноносец попал снаряд из кормовой шестидюймовки "Корейца", и стон тут же сменился новым радостным криком. А крик — опять стоном. Поскольку в героическую канонерку один за другим ударили сразу несколько японских снарядов, и в их числе, вероятно, двухсоттрехмиллиметровый "чемодан" с "Асамы". Потому что прямо посреди корпуса "Корейца" встал столб огромного взрыва, после чего канонерка развалилась пополам и почти мгновенно затонула.
Брилев-второй развернулся и бросил взгляд на ют. Турбинный катер уже висел на выстреле за бортом судна, а кроме него, с этого же борта спускали две шлюпки. Брилев вздохнул. Вряд ли они понадобятся. После такого взрыва чудом будет, если удастся подобрать хотя бы десяток выживших...
В четыре часа пополудни на "Гридень" прибыл английский офицер. Японцы обратились к капитану английского крейсера как к старшему на рейде с просьбой передать русским ультиматум. Ибо прямое общение японцев с русскими после потопления японцами "Корейца", а русскими — двух японских миноносцев было исключено. К этому моменту мир уже шумел, возмущенный ничем не спровоцированным нападением отряда японских кораблей на одинокий русский военный корабль. Похоже, все случившееся оказалось большой неожиданностью и для японцев. Вероятно, они хотели только "попугать" канонерку, заставив ее вернуться в порт, но уничтожение японского миноносца привело комендоров в ярость, и они продолжили огонь даже после получения команды его прекратить. Так что против японцев теперь работало не только неспровоцированное нападение, но и расстрел корабля прямо на рейде нейтрального порта.
Во Франции утренние газеты, как раз к печати которых и подоспела переданная телеграфом весть, прямо назвали японцев "пиратами". Немецкие газеты присоединились к протесту, хотя и более сдержанно. Англичане сначала было вообще обошли этот, как его вежливо назвали британские дипломаты, "инцидент" молчанием. Но после того как специальные обеденные выпуски британских газет перепечатали сообщения французских, Форин-офис[38] выступил со скупым комментарием — мол, они, конечно, осуждают, но дело неоднозначное и требует тщательного разбирательства. Однако первоначальное впечатление у всех было не в пользу японцев. Даже у англичан. А уж когда общественность узнала результаты того боя...
Гибель второго японского миноносца, который, так и не сумев оправиться от попадания стопятидесятидвухмиллиметрового снаряда, затонул немного позже "Корейца" и не сразу, так что его экипаж удалось спасти, вообще превратила это побоище почти в победу русских. Подобный размен — пара современных миноносцев на устаревшую канонерку — явно был в пользу русских. И в финансовом плане тоже. Хотя потери в личном составе распределились в обратном соотношении. Из всей команды "Корейца" удалось подобрать только пятьдесят шесть человек. Двадцать два из них были ранены, многие контужены. Остальные погибли вместе со своим кораблем. В том числе и капитан "Корейца" — капитан второго ранга Беляев.
Когда прибывший английский лейтенант сквозь зубы передал извинения адмирала Уриу и просьбу, весьма напоминающую требование, "вернуться к состоянию до трагического инцидента" и не препятствовать разгрузке в порту японских кораблей, Брилев-второй ответил категорическим отказом. И твердо заявил, что, если японские пираты приблизятся ко входу на рейд, он немедленно отреагирует открытием огня. Пиратам, попирающим международные законы, веры нет.
Англичане удалились, а вслед за ними капитана первого ранга посетили его коллеги с американского, французского и итальянского стационеров, прибывшие сообщить, что японцы прислали свою версию событий, имевших место утром, каковую все считают совершенно неубедительной. Во-первых, утверждать, что одинокая канонерка злонамеренно и самостоятельно напала на отряд из шести крейсеров (самый маленький из которых превосходил ее водоизмещением в два раза, а самый большой — в семь), да еще поддерживаемый несколькими миноносцами, — просто глупость. А во-вторых, они сами всё прекрасно видели своими глазами. Каждый из капитанов уже отправил в свое посольство не только японскую версию, но и свои подробные комментарии по поводу оной.
Вечером на "Гридне" была выставлена усиленная вахта и зажжены все прожекторы, чьи лучи активно обшаривали поверхность воды, — Брилев-второй опасался ночной атаки японских миноносцев. Однако ночь прошла спокойно. А утром из русской миссии в Сеуле пришло сообщение о вероломной, без объявления войны, атаке японских боевых кораблей эскадры в Порт-Артуре. Похоже, японцы решили идти ва-банк. И это означало, что одинокий русский крейсер, застрявший в корейском порту, обречен. Впрочем, Брилев-второй понял это еще сутки назад. Когда обнаружил рядом с портом японский крейсерский отряд...
Во второй раз английский лейтенант прибыл на крейсер в восемь утра. На этот раз, к удивлению Брилева, англичанин был настроен несколько более лояльно. Передав заявление японцев о том, что, если русский крейсер до двенадцати часов дня не покинет рейд порта, он будет атакован прямо здесь, лейтенант добавил от себя, что его капитан готов принять в свой лазарет раненых матросов и офицеров с "Корейца".
Брилев-второй молча выслушал, усмехнулся и произнес:
— Благодарю за предложение. Я его непременно учту. Что же касается ультиматума японцев, передайте этим пиратам — милости просим, у нас есть чем их встретить.
В предложении англичанина особого резона не было (Брилев-второй уже договорился с командирами итальянского, французского и американского стационеров во время их посещения крейсера о том, что они примут в свои лазареты всех раненых), но сам факт его поступления был показателен. Впрочем, возможно, пару человек к англичанам отправить стоило. Не столько на излечение, сколько в качестве "засланных казачков". Ну, если найдутся способные, в чем капитан "Гридня" сильно сомневался. Все-таки у него обычные моряки, а не дипломаты или офицеры Бюро морской и береговой информации.
Готовиться к бою начали еще вчера, а сегодня продолжили с самого утра, и всю подготовку успели закончить к девяти часам. Шансов прорваться не было, поэтому с крейсера выгрузили лишнее продовольствие и все, что могло гореть, — мебель, парусину, доски, канаты и прочее. Кроме того, с корабля спустили большинство шлюпок и турбинный катер. Все равно в бою их разнесет в щепки, а чтобы добраться до недалекого берега, достаточно специальных пробковых спасательных жилетов, которыми оснащены все члены экипажа. Они также являлись одним из нововведений генерал-адмирала, но поскольку начали применяться на флоте еще лет восемь назад, были уже привычны. Эти жилеты, кстати, защищали и от осколков; правда, тонкий слой пробки мог остановить только самые мелкие из них и на излете, но все же это было лучше, чем ничего. Все, что можно было быстро продать, продали, а деньги Брилев-второй приказал положить на специальный счет, предназначенный для помощи выжившим после боя морякам. Распоряжаться деньгами должен был мичман с "Корейца", потерявший в бою ногу и перевезенный на французский корабль. Однако, когда настал момент отправить на берег остальных, практически все легкораненные категорически отказались уходить с "Гридня", заявив, что и здесь вполне пригодятся. Так что, учитывая моряков с "Корейца", команды сигнальщиков, которым в предстоящем бою сигналить будет некому, а также расчеты противоминных орудий, которые вряд ли будут использоваться, во всяком случае до момента полного подавления главного калибра крейсера, у капитана "Гридня" оказались в наличии по два почти полных расчета на всю артиллерию главного калибра, что давало возможность пополнять штатные расчеты орудий в бою, и две дополнительные ремонтные и противопожарные партии.
В десять часов Брилев-второй собрал офицеров в кают-компании.
— Итак, господа, перед нами один вопрос: что делать? — Он едва удержался от усмешки, вспомнив, что точно так же называлась книга одного писателя-социалиста. А нынче господа социалисты на флоте очень непопулярны... — Первый вариант ответа озвучу сам: сдаться. — Капитан замолчал и обвел взглядом офицеров.
Все молча смотрели на него. Не было никаких возмущенных криков, пламенных речей, настойчиво доказывающих, что — нет, никогда, невозможно... Эти люди просто не знали такого слова. Совсем. Это слово было для них сотрясением воздуха. А какой смысл реагировать на ничего не значащее сотрясение воздуха? Вот они и не реагировали.
У Брилева-второго защемило сердце, и он поспешно, пока слабость не добралась до глаз, продолжил:
— Второй — принять предложение японцев и покинуть рейд, выйдя им навстречу...
Совещание завершилось за пятнадцать минут до истечения назначенного японцами срока. Покинув кают-компанию, капитан крейсера поднялся на ходовой мостик и окинул взглядом внутренний рейд. Его губы тронула легкая усмешка. Что ж, господа японцы, поглядим. Хотя по всем прикидкам самый сильный японский крейсер, который, несомненно, возглавит кильватерную колонну, превосходит его "Гридня" по большинству показателей, на деле все не столь однозначно. Да, японец крупнее и лучше забронирован. Его броневой пояс в два-три раза толще, и площадь брони тоже больше, чем на крейсере Брилева-второго. Главный калибр крупнее, чем у русского корабля, остальные орудия равны по калибру, но у Брилева их на два меньше. Зато его "Гридень" — представитель последней серии крейсеров, развившихся из "золотой серии", и потому крепкий орешек. Так, у него явно более совершенная система непотопляемости, а двенадцать шестидюймовых орудий прикрыты надежными полубашнями, для которых опасно только прямое попадание. Русские пушки заметно скорострельнее, во многом еще и оттого, что русские моряки, составляющие их расчеты, крупнее и сильнее японцев, а русская система управления огнем совершеннее. К тому же на планируемых дистанциях боя она должна была управлять огнем массива артиллерии одного калибра, что повышало эффективность, в то время как у японцев калибров было два. Так что, столкнись эти два корабля один на один в открытом море, никто не смог бы с точностью предсказать исход боя. А если учесть, что скорость полного хода у "Гридня" как минимум на пару узлов больше, чем у противника, желающему выиграть пари стоило бы поставить на русский корабль. Но, к сожалению, "Гридень" вынужден принимать бой не в открытом море, а на тесном рейде, где скорость полного хода — слабый аргумент, а его грозный противник — не один.
Брилев вздохнул. Что ж, им предстояло поступить так, как до сего момента поступали их предки — преградить путь врагу и умереть. Потому как мертвые сраму не имут, а со срамом жить русский воин не приучен...
— Идут!
Капитан задрал голову, придерживая фуражку. С верхотуры дальномерного поста свесился мичман Алкио, уроженец княжества Финляндского. Он даже не воспользовался переговорным устройством, а просто заорал, что для флегматичного финна было нехарактерно. Капитан первого ранга усмехнулся и, развернувшись, двинулся к трапу, ведущему на нижний уровень — в боевую рубку. Что ж, время, когда можно было что-то переиграть, кончилось. Пришло время драться.
