Нейл, вполуха прислушиваясь к жизнерадостной болтовне Азата, доносящейся от камина, заложил руки за голову и прикрыл глаза. Воспоминание о 'Золотой хризантеме' повернуло его мысли в другую сторону. С Райаном-то всё понятно, но что касается его самого? Через год ему стукнет двадцать, многие в этом возрасте уже имеют семью, а он до сих пор не знал женщины. Не то чтобы его этот факт как-то особенно тяготил, да и к ехидным насмешкам Фаиза на сей счет Нейл не слишком прислушивался, однако задумываться задумывался, и в последнее время всё чаще. Ан Фарайя, конечно, сует нос не в свое дело, но ведь в чем-то он прав! В конце концов, это действительно нелепо — в его-то годы. Даже Зигги, и тот распрощался с невинностью едва ему минуло пятнадцать, про Райана и говорить нечего. 'Но им все-таки было проще', — не без зависти подумал Нейл. Товарищей его, как и большинство молодых людей их круга, во взрослую жизнь ввели отцы: веселых домов в Геоне хватало, да и девиц, не отягощенных излишней моралью, тоже, так что сделать отпрыску такой вот 'подарок' было в порядке вещей. Магистр щита привез наследника к Лусетиусу, в его знаменитый салон свиданий на Парковой аллее, маркиз де Шелоу, который бордели не жаловал, обошелся парой золотых безделушек, опущенных в карман кружевного передника молоденькой легкомысленной горничной — а Райану с Зигмундом осталось только получить то, за что было уплачено... Нейл же такого и представить себе не мог. Герцог эль Хаарт, примерный семьянин и человек высоких нравственных принципов, при сыне вопросов пола никогда не поднимал — если не вспоминать тот единственный раз, прошлым летом, когда дело коснулось чести дочери барона Д'Элтара. Ступать на проторенную другими родителями дорожку он, очевидно, не собирался, и Нейл в глубине души был этому только рад: для него слова 'отец' и 'веселый дом' даже в одном предложении соединить было невозможно. А уж явиться в подобное заведение вдвоем, как Рексфорды... Совершеннейшая дикость!
Однако Нейл был молод, женская красота его волновала точно так же, как его более опытных друзей, и ему до смерти надоело вечер за вечером в гордом одиночестве сидеть за столиком какой-нибудь 'Хризантемы', уткнувшись в кружку и украдкой бросая взгляд-другой на обнаженные плечи тамошних красавиц, которые потом снились ему по ночам. И плечи, и красавицы, и всё остальное, чего он сам никогда не видел, но вполне представлял по рассказам того же Райана. Так что приходилось адепту эль Хаарту несладко. Потому он и старался каждый раз найти новый предлог, чтобы только не ехать в веселый квартал. Фаиз издевался, называя его 'святошей', Райан пытался вдохновить собственным примером, но переступить через себя Нейл всё никак не мог. Не оттого, что не хотел — хотел еще как! И всё же... Адепт эль Хаарт пасмурно взглянул на полку над головой, с которой свешивалась цепочка амулета. Девушки из веселых домов не обладали даром, они были просто люди, совершенно беззащитные перед его силой. И пусть умом Нейл понимал, что они в Бар-Шаббе не первый день и давно ко всему привыкли, пусть знал, что амулет в этом деле не помешает и снимать его не нужно, а значит, вреда его дар никому не причинит, это всё не помогало. Каждый раз, стоило ему набраться храбрости и уже почти заговорить с понравившейся девицей, перед его мысленным взором вставало бледное лицо Кассандры, а в ушах звучал голос отца: 'Ты едва не убил ее, Нейлар'. И зов плоти умолкал, повинуясь куда более сильному чувству. Но не могло же так продолжаться вечно? Умирать седовласым девственником адепт эль Хаарт не собирался. И жениться в ближайшие годы тоже не планировал, собственно, не на ком было. Так что вариант у него оставался только один — засунуть свои глупые страхи куда подальше и стать, наконец, мужчиной!
Нейл тоскливо вздохнул. Решить было легко, а вот решиться...
Январь закончился, а следом за ним одним днем пролетел и февраль — снежный, влажный, изобилующий метелями. Последний месяц зимы, как всегда, оказался худшим из трех, и Бар-Шабба дрожала с утра до вечера, окутанная холодными сизыми сумерками. Ветер лютовал, облака над островом после короткой январской передышки сползлись еще гуще, людей на улицах поубавилось. В школьных корпусах безостановочно топились печи и камины, но они все равно не спасали — простуда косила и преподавателей, и адептов, а стоило поправиться одним, тут же заболевали другие. К тому же, пришло время квартальных зачетов, а нервы, бессонные ночи и зубрежка в три погибели никому ещё здоровья не добавляли, так что почти весь месяц школа балансировала на грани эпидемии. Однако, милостью богов, до неё все-таки не дошло. И чем длиннее становились дни, чем чаще из-за туч выглядывало робкое солнце, тем реже в аудиториях слышался кашель — приближение весны медленно, но верно делало свое дело...
Нейла февральская хворь обошла стороной, он ни разу даже не чихнул за всю зиму. И общую беду сумел обратить себе на пользу, в тишине полупустой лаборатории восстановив-таки загубленный в январе эксперимент и подготовившись к зачету по алхимии лучше некуда. Райан Рексфорд, поистине двужильный, тоже избежал болезни, даже теплолюбивый Азат и тот остался в строю. А вот Зигмунд де Шелоу, не слишком крепкий здоровьем, в лазарет угодил — причем в самом начале февраля, да так основательно, что на ноги смог встать только ближе к марту. Друзья каждый день навещали его по очереди, и Зигги, до глубины души тронутый таким вниманием и со всех сторон окруженный заботой, хорошо шел на поправку. Весну он встретил совершенно здоровым, разве что изрядно потерявшим в весе. 'Но это мне только на пользу! — смеясь, говорил он Нейлу. — Только теперь всю одежду ушивать придется'. Адепт эль Хаарт, глядя на его румяные, хоть уже и не такие круглые щеки, улыбался. Зигги ему нравился, и Нейл был рад, что их маленькая компания снова была вся в сборе. К тому же, теперь она пополнилась ещё одним человеком — Азата, с молчаливого одобрения Райана Рексфорда, приняли в ближний круг. Ан Фарайя, разумеется, привычкам своим не изменил, и новенького, пусть даже соплеменника, обфыркал в первый же вечер с головы до ног, но адепт ан Нахир парнем оказался крепким, выдержал. Чем безусловно заслужил не только уважение новых товарищей, но и восхищение старых... Рексфорд таки утолил свое любопытство относительно танцев под покрывалами, оценил зрелище и одобрил, и даже не стал слишком пенять Нейлу на умышленное сокрытие некоторых деталей. 'В конце концов, — заявил он, — не всё же по перинам прыгать? Иногда хочется чего-нибудь более возвышенного! Да, Зигги?' Зигмунд де Шелоу привычно краснел, но улыбался мечтательно.
Квартальные зачеты были сданы, зима кончилась, в воздухе запахло весной, и пятого марта, за обедом в столовой, Нейл объявил друзьям, чтобы на завтрашний вечер они ничего не планировали.
— А что такое? — заинтересовался Райан. — Намечается что-нибудь интересное?.. Ах, ты, голова моя садовая! Да ведь завтра шестое?
Нейл кивнул.
— После занятий встречаемся у ворот, — сказал он. — Потом едем на Береговую, в 'Трилистник', стол уже заказан, после ужина — в 'Парчу', возьмем парочку шааширов, музыку послушаем... Ну а дальше, если сил хватит, в 'Золотую хризантему'. Денег с собой не брать! Я угощаю.
Рексфорд, присвистнув, развел руками:
— Вот это по-нашему! С размахом, с душой... Что дарить-то тебе, именинник?
— На твой вкус, — улыбнулся адепт эль Хаарт. — Главное, сам приходи. Зигги, и ты, непременно! Обещаю, мы постараемся тебя не слишком утомлять.
— Утомляйте на здоровье, — весело отозвался де Шелоу. — Мне уж теперь можно!.. Спасибо, Нейл, буду обязательно. А ты, Азат? С нами?
Алмарец широко улыбнулся:
— Еще бы! С утра приглашение получил... Не зря же я целых две недели вокруг начальника охраны 'Парчи' ужом вился?
Все четверо расхохотались. 'Парча', одно из лучших алмарских заведений на Береговой линии, местом была шикарным. Причем, за редким исключением, только для своих, так что адепту ан Нахиру, вероятно, стоило больших трудов заполучить там столик. Райан, одобрительно прищелкнув языком, хлопнул сияющего Азата по плечу:
— Молодец, старина! Моя школа!
Тот смутился. Нейл, обведя смеющимся взглядом довольные лица товарищей, подытожил:
— Ну что? Тогда завтра, в пять — у ворот? Смотрите, не опаздывайте, в 'Трилистнике' нас долго ждать не будут.
Из коридора долетел звон рекреационного колокола, возвещавший об окончании обеденного перерыва. Нейл поднялся. И почувствовав легкое движение воздуха за спиной, обернулся.
— А, — после паузы сказал он. — Здравствуй, Фаиз.
Возникший словно из ниоткуда ан Фарайя насмешливо хмыкнул.
— Виделись уже, — ответил он. — 'Трилистник', говоришь? Соблазнительно!
— Да мы, собственно...
Фаиз снова хмыкнул.
— Я слышал. Присутствовать не смогу, но заранее поздравляю. Рексфорд, на пару слов.
Он взглянул на Райана и шевельнул плечом в сторону распахнутых дверей. Сын магистра щита, поднявшись с лавки, кивнул остальным:
— Увидимся! Зигги, старина, загляни ко мне вечерком, подарок обсудим. Есть пара мыслей.
Он подмигнул Нейлу и вместе с ан Фарайя отошел от стола. Зигмунд с облегчением утер лоб. Адепт эль Хаарт, провожая колючим взглядом спину алмарца, раздраженно поморщился.
— И откуда этот змей всегда так неожиданно появляется? Причем в самый неподходящий момент! — буркнул он. Звать Фаиза на праздник Нейл не планировал, но всё равно получилось неловко. — Ну, слава Танору, хотя бы завтра от него отдохнем. И без обид, друзья, но это определенно самый лучший подарок!
Азат и Зигги, понимающе переглянувшись, заулыбались. Именинник здесь был только один, но подарок Фаиз ан Фарайя только что сделал сразу им всем.
На другой день, едва пробило пять часов, четверка друзей встретилась на школьной площади, уселась в уже ожидающий их у ворот экипаж и отбыла в город, на Береговую линию. Настроение у всех было приподнятое, несмотря на самую середину недели и мелкий холодный дождь, зарядивший ещё с утра. Райан Рексфорд, в предвкушении отличного вечера, сыпал байками, которых знал превеликое множество, и хохотал так заразительно, что даже угрюмый возница на козлах, прислушиваясь к взрывам смеха изнутри экипажа, нет-нет да и тоже улыбался в высоко поднятый воротник.
В 'Трилистнике', том самом трактире, где Нейл и Райан ужинали перед давешними посиделками в 'Приюте менестреля', их ждал жарко натопленный отдельный кабинет, пара расторопных подавальщиков и стол, уставленный таким количеством разнообразной снеди, что у всех четверых с порога потекли слюнки. Нейл был не бог весть какой гурман, но общение с Райаном не прошло для него даром: устрицы в розовом уксусе и запеченная в пряных травах форель, мягкий сыр с медом и орехами и бараньи котлетки на ребрышках, соловьиные язычки в винном соусе и нежный паштет из гусиной печени с виноградом, рябчики, крабовое суфле, золотистые заварные булочки со сливочным кремом, фрукты в карамели... Лакомка Зигмунд, окинув взглядом угощение, ахнул:
— Этого же и вдесятером не съесть!
— Да, — с невольным уважением покосившись на именинника, протянул адепт Рексфорд, — просто королевский пир, и масштабы почти что те же... Ну, Нейл, старина, уважил!
Адепт эль Хаарт, польщенно улыбнувшись, развел руками:
— Праздновать так праздновать! Господа, прошу к столу.
Оголодавшие адепты не заставили себя уговаривать. Заскрипели по паркету отодвигаемые стулья, зазвенели приборы, молчаливые расторопные подавальщики заскользили вокруг стола, разливая вино и фруктовую воду... Адептов Бар-Шаббы, как учеников многих других высших школ, разносолами не слишком баловали, так что и сам именинник, и его гости, постаравшись отдать дань каждому блюду, насытились быстро. Спустя полчаса жевать стали меньше, наливать больше, а маленький кабинет наполнился веселыми молодыми голосами и звоном бокалов. Райан Рексфорд, придвинув к себе кувшин рубинового вина, как всегда говорил больше всех — правда, к его чести в основном об имениннике и только хорошее. Зигмунд де Шелоу, после двухнедельного поста в лазарете и последующей вынужденной диеты подналег не только на угощение, но и на вино, так что очень скоро захмелел и свою долю праздничных тостов делегировал Райану. Азат, пусть и объевшийся не меньше Зигги, хмельного по своему обыкновению не пил, так что поздравил именинника длинным витиеватым тостом в стихах, ни разу не сбившись — на алмарском, правда, но все присутствующие язык знали, и Нейл был очень тронут. Он пил свою любимую лимонную воду, смотрел на собравшихся за столом друзей, слушал цветистые речи в свою честь и определенно был счастлив... Когда пришел черед подарков, Райан преподнес виновнику торжества роскошный письменный прибор черного дерева, отделанный серебром, а Зигмунд — редкую монографию, о которой Нейл давно мечтал. Азат же, вручая имениннику шелковый шарф, наклонился к его уху и заговорщицки шепнул, что это только первая половина подарка. 'Вторую под самый занавес получишь, — подмигнув Нейлу, сказал он. — Только тс-с...' Заинтригованный адепт эль Хаарт кивнул, шарф с благодарностью принял, уложил его на отдельный столик к прочим дарам — и вечер потек дальше своим чередом.
В 'Трилистнике' друзья надолго не задержались — полакомившись вволю и немало выпив, четверка адептов отправилась в знаменитую 'Парчу'. Это заведение, как и все ему подобные, тоже располагалось на Береговой линии, так что идти было недалеко — не прошло и четверти часа, как резные двери, все изукрашенные причудливым восточным узором, распахнулись перед новыми гостями. Азат назвал себя, смуглолицый детина в коротком бархатном жилете и широченных шелковых шальварах смерил его и всю остальную компанию подозрительным взглядом, однако в список заглянул — и таки впустил. Адептов провели по длинному извилистому коридору, устланному алыми с золотом коврами и убранному от пола до потолка бархатными драпировками вместо обоев. Мягкий полумрак, чуть разбавленный дрожащим светом свечей в стенных канделябрах создавал впечатление, что всё здесь — и стены, и пол — чуть заметно колышется, будто дыша. У Нейла слегка закружилась голова, а Райан, шедший с ним рядом, тихо шепнул: 'Как в змеином брюхе, ну честное слово!' Азат, обернувшись, прижал палец к губам и бросил тревожный взгляд в спину их провожатого. Однако, похоже, тот ничего не услышал. Добравшись до конца коридора, он остановился у еще одной парой резных, с позолотой, дверей, и торжественно распахнул створки. В лица друзей пахнуло ароматами сандала и алмарской розы, ушей коснулись негромкие звуки музыки.
— Добро пожаловать в 'Парчу', — шелковым, как его шальвары, голосом проговорил слуга, сгибаясь в поклоне. — Прошу, следуйте за мной, я провожу вас к вашим местам...
'Парча' звалась 'Парчой' не просто так. Огромный круглый зал, стены которого тонули всё в том же полумраке, весь словно соткан был из этой ткани. Стенные драпировки, обивка низких диванчиков, пуфов и кресел, сотни подушек на сиденьях и прямо на полу, салфетки на круглых маленьких столиках — всё это было из парчи, золотой и серебряной. Даже в густом теплом воздухе, насквозь пропитанном благовониями, казалось, поблескивали драгоценные нити. Роскошь, истинно восточная роскошь царила здесь — яркая, нескромная, ослепительная и вместе с тем полная достоинства. Каждая складка ткани дышала ею, её голос слышался в мягком пении невидимой флейты, она вспыхивала драгоценными искрами на гранях бокалов чистейшего ритенского стекла, скользила масляными бликами по лакированным столам эбенового дерева, играла золотой канителью, вплетенной в шелковые трубки шааширов...
