Далинар подошел к кронпринцу Ваме, который стоял снаружи с собственной светлоглазой свитой. Он надел модный коричневый мундир, сквозь вырезы которого виднелась блестящая шелковая рубашка. Восстанавливать шелк наружу считалось нескромным. Адолин решил, что это выглядит вполне пристойно.
Вама был круглолицым лысеющим человеком со светло-серыми глазами; оставшиеся короткие черные волосы стояли дыбом. Обычно он глядел прищурясь, что и сделал, когда подошли Далинар и Адолин.
А с ним-то что? спросил себя Адолин.
— Светлорд, — обратился Далинар к Ваме. — Я пришел, чтобы посмотреть, достаточно ли удобно вы себя чувствуете.
— Я буду чувствовать себя удобно, когда мы окажемся на пути домой. — Вама поглядел на заходящее солнце, как если бы упрекал его в каком-то преступлении. Столь отвратительное настроение посещало кронпринца не так часто.
— Я уверен, что мои люди движутся так быстро, как только могут, — сказал Далинар.
— Мы бы так не задержались, если бы вы не замедлили нас на пути сюда.
— Я люблю осторожность, — сказал Далинар. — И, говоря об осторожности, есть кое-что, о чем я бы хотел поговорить с вами. Вы не против, если мы отойдем в сторонку?
Вама засопел, но позволил Далинару увести себя от свиты. Адолин пошел за ними, все больше и больше недоумевая.
— Эта тварь была очень большой, — сказал Далинар Ваме, кивая на мертвого скального демона. — Самая большая из всех, которых я видел.
— Еще бы.
— Я слышал, что во время последних сражений на плато вам повезло убить несколько закуклившихся скальных демонов. Поздравляю.
Вама пожал плечами.
— Да, мы добыли несколько, очень маленьких. Ничего похожего на гемсердце, взятое сегодня Элокаром.
— Даже маленькое гемсердце лучше, чем ничего, — вежливо сказал Далинар. — Я слышал, что вы собираетесь отремонтировать стены вашего лагеря.
— Хмм? Да. Заполнить несколько проломов, улучшить укрепления.
— Значит, я могу сказать Его Величеству, что вы намереваетесь купить дополнительный доступ к Преобразователям.
Вама, нахмурившись, повернулся к нему.
— Преобразователям?
— Древесина, — ровно сказал Далинар. — Или вы собираетесь заделать проломы в стенах, не используя строительные леса? Здесь, на разрушенных равнинах, мы можем добыть материалы вроде древесины только при помощи Преобразователей, верно?
— Э, да, — сказал Вама, еще больше мрачнея. Адолин перевел взгляд с него на отца. В этом разговоре был какой-то подтекст. Далинар говорил не только о лесе для стен — Преобразователи были способом, при помощи которого кронпринцы кормили свои армии.
— Король очень щедр, давая доступ к Преобразователям, — сказал Далинар. — Вы согласны, светлорд Вама?
— Я понял вас, Далинар, — сухо сказал Вама. — Нет необходимости бросать камни мне в лицо.
— Я никогда не считал вас хитроумным человеком, Вама, — сказал Далинар. — Скорее полезным.
Он пошел прочь, махнув Адолину идти следом. Адолин так и сделал, поглядев на кронпринца через плечо.
— Он прилюдно жаловался на цены, которые Элокар установил за использование Преобразователей, — тихо сказал Далинар. Фактически таким образом король взимал с кронпринцев налоги. Сам Элокар не сражался за гемсердца, разве что на редких охотах. Он никогда не участвовал в боях, как и подобало королю.
— И..? — спросил Адолин.
— Я напомнил Ваме, как он зависит от короля.
— Полагаю, это важно. Но причем здесь Садеас?
Далинар не ответил. Он продолжал идти по плато и подошел к краю пропасти. Адолин встал рядом и стал ждать.
Спустя несколько секунд к ним подошел еще кто-то, звякая Доспехами Осколков. Это был Садеас. Адолин сузил глаза на кронпринца. Садеас поднял бровь, но не стал возражать против его присутствия.
— Далинар, — сказал Садеас, отворачиваясь от Адолина и глядя вперед, на Равнины.
— Садеас, — отрывисто сказал Далинар.
— Вы поговорили с Вамой?
— Он понял то, о чем я ему хотел сказать.
— Еще бы. — В голосе Садеаса проскочила легкая ирония. — Я не ожидал ничего другого.
— Вы сказали ему, что увеличили цену за древесину?
Садеас владел единственным большим лесом в регионе.
— Удвоил, — усмехнулся Садеас.
Адолин оглянулся. Вама смотрел на них, стоя у павильона, и выражение его лица было мрачнее, чем самый мрачный сверхшторм, спрены гнева кипели на земле вокруг него, как маленькие озерца пузырящейся крови. Далинар и Садеас ясно дали ему понять, что произойдет, если... О, скорее всего именно поэтому они и пригласили его на охоту, осознал Адолин. Теперь они могут управлять им.
— Это сработает? — спросил Далинар.
— Полностью уверен, — ответил Садеас. — Вама достаточно понятливый парень, особенно если его ткнуть носом — он быстро сообразит, что лучше использовать Преобразователи, чем тратить состояние, доставляя запасы из Алеткара.
— Возможно, мы должны рассказывать королю о таких делах, — сказал Далинар, глядя на Элокара, стоявшего около павильона и, очевидно, забывшего обо всем.
Садеас вздохнул.
— Я пытался. Он не хочет даже слышать о такого рода делах. Оставьте мальчика его заботам, Далинар. Он полон высоких идеалов справедливости и думает только о том, чтобы повыше поднять меч и поскакать против врагов отца.
— В последнее время он все меньше думает о паршенди и все больше об убийцах, рыщущих в ночи, — сказал Далинар. — Его паранойя всерьез пугает меня. Я не знаю, откуда он ее взял.
Садеас засмеялся.
— Далинар, вы серьезно?
— Я всегда серьезен.
— Знаю, знаю. Но вы, конечно, понимаете, откуда взялась паранойя у мальчишки!
— Из-за того, как убили его отца?
— Из-за того, как его дядя обходится с ним! Тысяча стражников? Остановки на каждом плато, чтобы дать солдатам "обезопасить" следующее? Неужели, Далинар?
— Я люблю осторожность.
— Другие называют это паранойей.
— Кодекс...
— Кодекс — пачка идеализированных нелепостей, — сказал Садеас, — придуманных поэтами; он описывает то, как, по их мнению, дела должны происходить.
— Гавилар верил в него.
— И посмотрите, куда это его привело.
— А где вы были, Садеас, когда он сражался за свою жизнь?
Глаза Садеаса сузились.
— Мы что, опять собираемся ворошить былое? Как старые любовники, неожиданно встретившиеся на пиру?
Отец не ответил, и Адолин в очередной раз подивился отношениям Далинара с Садеасом. Они вполне по-настоящему жалили друг друга; достаточно было посмотреть в их глаза и понять, что эти мужчины едва переносят друг друга.
И, тем не менее, вместе они ловко управляли остальными кронпринцами.
— Я защищаю мальчика своими способами, — сказал Садеас. — Вы — своими. Но не жалуйтесь мне на его паранойю, если заставляете его, ложась в кровать, надевать броню на случай, если паршенди — вопреки всем доводам рассудка! — нападут на военлагеря. "Я не знаю, откуда он ее взял", действительно!
— Идем, Адолин, — сказал Далинар, повернулся и пошел прочь. Адолин за ним.
— Далинар, — позвал его Садеас.
Далинар заколебался, остановился и посмотрел назад.
— Вы еще не нашли? — спросил Садеас. — Почему он написал эти слова?
Далинар покачал головой.
— И не найдете, — убежденно сказал Садеас. — Это глупые поиски, мой старый друг. Они только мучают вас. Мне известно, что происходит с вами во время штормов. Ваш рассудок выплескивает из себя все напряжение, которое вы взяли на себя.
Далинар молча отвернулся и пошел дальше. Адолин поторопился за ним. Что означали последние слова? Почему "он" написал? Мужчины не пишут. Адолин открыл было рот, но почувствовал настроение отца. Сейчас не время для вопросов.
Вместе с Далинаром он дошел до небольшого холмика в середине плато. Они забрались на верхушку и оттуда посмотрели на мертвого скального демона. Люди Далинара продолжали добывать из него мясо и обломки хитиновой брони.
Отец и сын какое-то время стояли там. Вопросы наполняли Адолина до краев, но он не мог найти способ задать их.
Наконец Далинар заговорил.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о последних словах Гавилара?
— Нет, хотя я не раз спрашивал себя о том, что произошло той ночью.
— "Брат, ночью следуй Кодексу. Сегодня странный ветер". Вот его последние слова перед тем, как мы начали праздновать подписание договора.
— Я и не знал, что дядя Гавилар следовал Кодексу.
— Он первым показал его мне. Он нашел его, когда мы только что объединились, и считал реликвией древнего Алеткара. Он начал следовать ему незадолго до смерти. — Далинар заколебался. — То были странные времена. Джаснах и я не знали, что и думать об изменениях в Гавиларе. Тогда я считал Кодекс глупостью, например то место, которое требует от офицера не пить крепких напитков во время войны. Особенно это место. — Его голос стал тише. — Я был пьян вусмерть, когда убивали Гавилара. Я мог слышать голоса, пытался встать, но слишком перебрал с вином. Я должен был быть там, с ним.
Он посмотрел на Адолина.
— Я не могу жить с этим. Это глупо. Я обвиняю себя в смерти Гавилара, но ничего не могу сделать для него сейчас.
Адолин кивнул.
— Сын, я продолжаю надеяться, что, если ты сможешь следовать Кодексу достаточно долго, ты увидишь — как я, — его важность. Надеюсь, для этого тебе не понадобится такой впечатляющий пример, как мне. Тем не менее ты должен понять. Ты говоришь с Садеасом, ругаешься с ним, соревнуешься с ним. Ты знаешь, какую роль сыграл Садеас в смерти брата?
— Он был приманкой, — сказал Адолин. Садеас, Гавилар и Далинар — вплоть до смерти короля — были добрыми друзьями. Все это знали. Они вместе завоевали Алеткар.
— Да. Тогда он был с королем и слышал, как солдаты кричали, что приближается Носитель Осколков, убивая всех на своем пути. Садеас сам вызвался стать приманкой — надеть одежду короля и бежать под видом Гавилара. Чистой воды самоубийство. Без Доспехов, без Клинка пытаться уйти от преследования Носителя Осколков. Такой отчаянной храбрости я не встречал...
— Но у него не получилось.
— Да. И какая-то часть меня никак не может простить Садеасу, что он остался жив. Я знаю, это глупо, но он должен был быть там, вместе с Гавиларом. Как и я. Мы оба потерпели поражение и не можем простить друг другу. Но мы все еще едины в одном. В тот день мы поклялись защищать сына Гавилара, любой ценой. И теперь не имеет значения, что происходит между нами. Мы защитим Элокара.
Вот почему я здесь, на Равнинах. Не из-за богатства или славы. Они больше не волнуют мою кровь. Я пришел сюда ради погибшего брата, которого любил, и ради племянника, которого я люблю, ради него самого. И, кстати, именно это объединяет и одновременно разделяет нас. Садеас считает, что лучший способ защищать Элокара — уничтожать паршенди. Он и его люди рвутся на плато, стремясь убивать, любой ценой. И, по-моему, часть из них считает, что я нарушаю свою клятву, поступая иначе.
Но так Элокара не защитишь. Ему нужен надежный трон и верные союзники, а не ссорящиеся между собой кронпринцы. Сделав Алеткар сильнее, мы защитим парня куда лучше, чем перебив всех врагов. Это было дело жизни Гавилара — объединить кронпринцев...
Он замолчал. Адолин ждал продолжения, но не дождался.
— Садеас, — наконец сказал Адолин. — Я... я удивился, услышав, что ты назвал его храбрым.
— Он очень храбрый человек. И очень коварный. Временами я сам ошибаюсь и — из-за его экстравагантной одежды и манер — недооцениваю его. Но внутри он хороший человек, сын. И ни в коем случае не наш враг. Иногда мы можем слегка поцапаться. Но он защищает Элокара, и я прошу тебя уважать его.
И что я должен ответить? Ты ненавидишь его и просишь меня уважать его?
— Хорошо, — сказал Адолин. — Теперь я буду сдерживаться в его присутствии. Но, отец, я все еще не доверяю ему. Возможно, он не так предан королю и играет тобой; пожалуйста, помни об этом.
— Очень хорошо, — сказал Далинар. — Буду помнить.
Адолин кивнул. Уже кое-что.
— А что ты сказал в конце? О том, что он написал...
Далинар заколебался.
— Это тайна, которую знают Садеас и я. Кроме нас, только Джаснах и Элокар. Какое-то время я раздумывал, должен ли я рассказать о ней тебе, ведь со временем ты займешь мое место. Я уже говорил тебе, что последние слова моего брата были...
— Следовать Кодексу...
— Да, но есть еще кое-что, что он передал мне, умирая. Эти слова... он написал их.
— Гавилар умел писать?
— Тело короля нашел Садеас, и он же обнаружил обломок доски, на котором собственной кровью Гавилара было написано: "Брат, ты должен найти самые важные слова, которые может сказать мужчина". Садеас спрятал обломок, и потом Джаснах прочитала нам. Если Гавилар действительно умел писать — а все остальное кажется невероятным, — это позорный секрет, который он тщательно скрывал. Я тебе уже говорил, что в конце жизни он совершал очень странные поступки.
— А что она означает? Эта надпись?
— Это слова из старинной книги, которая называется "Путь Королей". Гавилар любил, чтобы ему читали ее. Я не знал, что это цитата. Джаснах наткнулась на строку в книге. Несколько раз мне прочитали текст, но я так и не понял, почему он написал ее. — Он на мгновение остановился. — Сияющие Рыцари использовали эту книгу как сборник советов — как жить и действовать в жизни.
Сияющие? Отец Штормов! подумал Адолин. Видения отца... Часто в них присутствовали Сияющие. Значит, эти видения — почти наверняка! — возникли из-за того, что Далинар обвиняет себя в смерти брата.
И чем может помочь Адолин?
Сзади раздался стук металла о камень. Адолин повернулся и тут же почтительно поклонился, увидев подходящего короля в золотых Доспехах. Шлем он снял, обнажив смелое лицо с крупным носом. Уже несколько лет Элокар был сувереном Алеткара. Некоторые говорили, что у него по-настоящему королевский вид и осанка, и женщины, которым Адолин доверял, признавались, что находят короля достаточно симпатичным.
Не таким красавцем, как сам Адолин, конечно. Но все-таки приятным.
Король был женат, хоть королева осталась управлять всеми делами в Алеткаре.
— Дядя, — сказал Элокар. — Быть может, стоит вернуться в лагерь самим? Я уверен, что мы, Носители Осколков, сможем перепрыгнуть пропасть. И очень скоро ты и я будем в лагере.
— Я не оставлю своих людей, Ваше Величество, — ответил Далинар. — И я сомневаюсь, что вы захотите бегать по плато несколько часов в одиночку, без надлежащей защиты.
— Да, понимаю, — согласился король. — Кстати, я хочу поблагодарить тебя за сегодняшнюю храбрость. Похоже, я опять обязан тебе жизнью.
— Спасать вашу жизнь вошло у меня в привычку, Ваше Величество.
— И я этому очень рад. Ты осмотрел эту штуку? — И он кивнул на подпругу, которую, как сообразил Адолин, он все еще держал в руке.
— Да, — ответил Далинар.
— И?
— Мы не пришли к окончательному решению, Ваше Величество, — сказал Далинар, беря в руки кожаный ремень и передавая его королю. — Возможно, она действительно была умышленно повреждена. С одной стороны край более ровный. Как если бы подпругу надрезали для того, чтобы она разорвалась.
