Третий шаг. Книга 4. Каждый выбирает

Самое удивительное в этом деле — то, что преодоление стыдливости, оказывается, тоже дает определенное удовольствие. Странно. Да, и над техникой необходимо серьезно задуматься. Подковаться теоретически. В ранее прочитанной литературе, надо признать, он уделял внимание второстепенным деталям, а более важное и практически нужное упускал по непониманию.

А Мила... как она красива! Гораздо красивее многих известных ему женщин. Но все равно обратила на него внимание. Значит, и в нем есть какой-то шарм... В общем, парень он не промах. Ему будет что вспомнить в старости.

Как-то прозвучала в его присутствии распальцованная фраза, что каждый мужчина в своей жизни должен посадить дерево, построить дом, познать женщину и поучаствовать в войне. Ну, деревьев, будучи в школе-интернате, он посадил достаточно. Дом вполне можно заменить "Белоснежкой". Войн давно нет. Словом, минимальную жизненную программу он уже выполнил...

В грезах прошло полдня. Никто его не тревожил.

Возбужденно ворочаясь в постели, он почувствовал необычный запах. Сел, понюхал у себя подмышками. Да, это он стал пахнуть по-другому. Или только сейчас у него появился этот запах, а раньше ничего такого не было? Несомненно, это запах мужчины... Неужели по этому признаку можно отличить мужчину от мальчика? Вряд ли. Может, это запах похоти? Помнится, проскальзывало где-то выражение "похотливый козел". Хотя... от Милы пахло иначе — чем-то мускусным...

Сигнал вызова по компьютерной связи вырвал его из кровати. Опять, наверное, врачи! Совсем покою от них нет! Даже подумать не дают. Накинув халат, Ван подошел к рабочему столу, включил изображение.

Звонила Варвара.

— Привет, — сказала она, — ну что, допрыгался?

— Это в каком таком смысле — допрыгался?

— Да еле живого привезли.

— Ничего не еле! Я хорошо себя чувствую.

— По тебе видно! Что у тебя с лицом?

— Головой сильно ударился. Вот под глазами и вспухли синяки.

— Ты всегда был пристукнутым. Говорила же я: забрось яхту, займись лучше чем-нибудь полезным. Хотя бы спортом, как Жора. На него просто приятно посмотреть. А ты на что похож? Тощий, ручки как спички. А эти твои синяки — так вообще последний писк моды.

— Подумаешь, синяки! Заживет. Мир зато повидал. Прошел на маленьком паруснике через самый настоящий шторм. Знаешь, меня в море смыло...

— Во-во, и я о том же! Смыло! А что, если б утонул?

— Не, не утонул бы. Рядом земля была. Выплыл бы. Даже после того, как меня волной ударило о скалы, и я потерял сознание, — и то выбросило на берег. А там...

И осекся: не рассказывать же ей про Милу.

Варвара поняла паузу как невольное согласие с ее нравоучениями и озвучила главный упрек:

— Олмира тоже смыло? Если б с ним что-нибудь произошло, то кто был бы виноват, как ты думаешь? Я скажу: только ты. Яхта-то твоя. Может, ты задумывал покушение на короля?

Резонный упрек, и Ван смущенно пробормотал:

— Ничего я не задумывал. Так получилось... Зато мы с ним активно провели время. Не в кровати валялись, а мир исследовали.

— Ну, насчет кровати я сама все вижу. Не слепая, чай. Середина дня — а ты все балдеешь! Небось, и новости не слушал?

— Не слушал.

— И не знаешь, что наших чуть не убили?

— Не заливай! Кого?

— Кто-то метнул бомбу в Зойку и Селенку. Жора бросился на убийцу, не дал ему прицелиться, чтобы точно попасть в девочек. Но все равно их сильно поранили осколки. У Лены руки порезаны. А Зоя — так вообще с головы до пят была залита кровью. Ни одного живого места не осталось.

— Олмир знает?

— Ну конечно. Он полетел туда, но чуть-чуть не успел защитить свою... пассию. Целое утро по телевизору крутят одни и те же кадры: наш король со слезами на глазах держит на руках Зойку. А про то, что настоящим героем оказался Жора, что он тоже сильно пострадал от убийцы, когда боролся с ним не на жизнь, а на смерть, — не говорят.

— Ничего не видел и не слышал! Меня врачи обрабатывали. Сейчас посмотрю новости.

— Погоди, успеешь. Все живы. Говорят, что даже никаких следов от ран ни у кого не останется. Так что это может подождать. Я тебе звоню по другому поводу. Надо во что бы то ни стало вновь поставить на Коронном Совете вопрос о моем герцогстве.

— Ну что ты все о герцогстве печешься? Такие события!

— События событиями, а дела делать надо.

— Да ладно, потом как-нибудь.

— Когда — потом? Вечно ты отлыниваешь. Я пашу, как карла, а ты собираешься придти ко мне на все готовенькое? Дудки-с! В общем, слушай. Олмир чем-то занят, и я не могу к нему прорваться. Но вы с ним друзья, поэтому тебя-то он выслушает. Ты серьезно поговоришь с ним о нашем будущем. А то Аполлон стал герцогом...

— Он, говорят, рисунки голой Зойки скинул в общую сеть. Ты их видела?

— Видела. Ничего особенного. Не отвлекай меня от главной мысли. Так вот, Аполлону передали титул герцога. Жора уже давно правит своим Домом. Зоя — тоже. С Юлькой тоже все понятно, герцогство от нее никуда не убежит. А вот у нас с тобой никакой ясности. Это несправедливо...

Варвара говорила и говорила. О кознях кучки смутьянов во главе с Благовым, затуманивших мозги простым луонцам. О неприличном поведении Юлианны, задумавшей соблазнить Олмира, чтобы расстроить его помолвку с Зоей. О том, что она, Варвара, стала объектом зависти многих людей, в отношении которых раньше и подумать-то грешно было, что они способны на такую низость... Ван слушал и слушал ее, послушно поддакивая когда это требовалось, а сам думал о другом.

Он сравнивал Варвару с Милой, и это сравнение вначале было не в пользу нареченной его супруги. Тощая больно. А Мила такая мягкая, и все у нее на месте, идеальная фигура. Все оформившееся — груди, попа... Руки очень нежные... С другой стороны, глаза у Варьки так и сверкают. Где-то было написано, что это признак особой страстности. О том же вроде бы говорит то, что Варькины груди торчат в стороны, а не прилеплены друг к другу в кучку. В общем, она тоже ничего. Только неопытная еще. Надо бы ее просветить...

— Что ты так на меня уставился? — вдруг смутилась Варвара. — Как-то странно ты смотришь. Может, у тебя сотрясение мозга?

— Нет, я в полном порядке. Знаешь, когда меня выбросило в море...

— Опять ты уводишь меня в сторону! Не перебивай. Слушай внимательно.

И Варвара опять завела свою любимую песню. Больше всего, оказывается, ее возмущало требование королевской администрации о прохождении ею тестов, обязательных для руководящего состава центральных органов Галактического Содружества. На Ремите подобному тестированию подвергались только кандидаты на занятие выборных муниципальных должностей. Что же получается — в огороде бузина, а в Киеве дядька, как говаривал Кокроша? Она должна стать главой нового Большого Дома не потому, что ее кто-то выбирает, а по праву крови. Причем здесь какое-то тестирование? Никто из герцогов никогда никаких тестов не проходил. Даже Олмир перед восшествием на престол не демонстрировал психоаналитикам свои качества общественного руководителя. Почему она должна тестироваться? Что, из особого вещества сделана? Не на Ремите рождена? Для нее особые законы? Или она черная кость, а Зойка, Юлька, Жора и прочие — белая? Так нечестно! Ван должен обязательно поговорить с Олмиром. Пусть снимут дурацкие требования в ее отношении!

— Ладно, — сказал Ван, когда слушать ему стало совсем невмоготу, — я все понял. Поговорю я с Олмиром, не переживай.

— Да я знаю, что ты с ним поговоришь — как же иначе? Я о другом толкую. О том, как тебе следует с ним говорить. Во-первых, ты сошлешься на положения Канона...

Нет, с Варварой не пройдет дешевый номер сказать "все сделаю", а самому палец о палец не ударить. Она разработает стратегию и тактику. А потом все дотошно выспросит, проконтролирует правильность исполнения. Ван знал про это, и потому послушно выучивал сложные инструкции.

Наконец, Варвара удовлетворилась достигнутым и тут же распрощалась. У нее было много дел. Ей некогда языком молоть, переливая из пустого в порожнее. Ван жив, утверждает, что здоров, — ну и ладно. Пусть потрудится на общее благо, а не прохлаждается, как какой-то недоумок.

Ван включил новостной канал, нашел репортаж Вячеслава Кутузова о ночных происшествиях в Сфинксе. Понервничал, попереживал за пострадавших. Понегодовал по поводу неэтичного поведения неведомого заказчика преступления, заставившего посланного им убийцу стереть обязательную метку на теле. И почему всегда все самое интересное и важное случается без его участия?! Почему он постоянно оказывается на периферии потока жизни?!

Поймал выступление по телевидению Олмира — его, вообще говоря, передавали каждый час, а многие комментаторы обсуждали на все лады.

Олмир выглядел чересчур спокойным и говорил как-то не так, как обычно. Не своими словами. Удивился поднявшемуся шуму по поводу прибывших звездолетов и вокруг задержания Шамона. Посетовал на возмутительное, недостойное дворянина поведение Благова. Особо остановился на неудачном ночном покушении на Зою, Селену и Георгия. В его словах так и проглядывал скрытый упрек: что же это такое, как так получается, что множество взрослых людей позволяют манипулировать собой? Почему они не могут отделить зерно от плевел? Почему вдаряются в надуманные переживания? Вану стало стыдно за соотечественников. Хорошо, что лично его совесть чиста.

Расчувствовавшись, он позвонил другу.

Олмир находился в малом кабинете и, видимо, напряженно работал. Одет и причесан, как всегда, безукоризненно. Вокруг груды бумаг, горят все компьютерные экраны. Ван понял, что не до него, порадовался в душе, что его не касаются королевские заботы, и сказал:

— Я оторву тебя на минутку. Посмотрел последние новости. Ужас! С тобой все в порядке?

— Да, Седой. Со мной всегда все в порядке. А вот Зое досталось. Ты бы видел, сколько крови она потеряла!

— Видел я. Кутузов показал все самое... интересное.

Замолчал, сообразив, что слово "интересное" неуместно, и поправился:

— Самое волнующее и главное. Такие страхи, оказывается, происходили. А меня врачи насиловали, чтобы убрать синяки под глазами. Видишь, почти пропали уже.

— Да, стали гораздо меньше. Медицина у нас на высоте. Зое говорят, что шрамов не останется, если строго соблюдать медицинские предписания. Сейчас она в больнице, в Конде, и врачи не разрешают ей улететь сюда. Жора тоже там, на обследовании.

— А Селена?

— Здесь, в Мифополе. Ее отцу снимают повязки после операции.

— Понятно. Я, пожалуй, слетаю навестить Жору.

— Валяй. Его надо навестить. Только будь, пожалуйста, завтра к ужину здесь. Я хочу разобраться с Аполлоном и приглашаю всех наших. Пусть сообща решают, что делать.

— С его рисунками?

— Да, — буркнул Олмир, разом посуровев.

Ван собрался было прервать связь, но вспомнил данные Варваре обязательства. Тяжело вздохнув, сказал, отступая, впрочем, от полученных инструкций:

— Со мной только что Варька разговаривала. Она переживает по поводу каких-то тестов.

— Глупая потому что, — улыбнулся Олмир. — Мне известно, что дома, в неофициальной обстановке она их легко прошла. Не понимаю, что ей мешает повторить попытку.

— Ну, есть у нее кое-какие соображения.

— Ладно, передай ей при случае, что Краев может снять требование насчет тестирования. Но взамен я хочу попросить ее об одном одолжении.

— Передам, — сказал Ван и, махнув рукой на прощание, прервал связь.

Прекрасно! Совесть его чиста — Варварову просьбу выполнил и, естественно, получил положительный ответ. Иначе, впрочем, и быть не могло. Жаль, конечно, что как-то не сложилось сказать про Милу. Сообщить Олмиру о произошедшем на острове — это не хвастовство, нет. На правах близкого друга он просто обязан подробно рассказать свои впечатления, поделиться опытом, предостеречь от возможных ошибок. Ну, ничего, потом как-нибудь расскажем, а сейчас летим в Конду.

Перед тем, как отправиться к Георгию, Ван основательно перекусил, поговорил с отцом. Выслушав дежурные нравоучения, выпросил право воспользоваться литом и полетел в Конду.

Георгия, перевязанного и с головы до ног утыканного медицинскими датчиками, он нашел в кабинете главврача. Герцог Цезийский управлял вверенным ему Большим Домом.

После первых приветствий и рассказов Георгий пожаловался:

— В общем-то я себя нормально чувствую. Бок лишь немного болит -говорят, трещинка в ребре. Я бы сам все залечил за одну-две тренировки, но местные врачи боятся, что где-то могут быть скрытые гематомы, и держат меня под постоянным контролем. Но вечером, я думаю, они меня выпустят. Жаль, что я сам не смог скрутить того гада.

— Но он же взрослый мужчина, специально обученный.

— Знаем мы таких обученных! В спортивном поединке я, наверное, обломал бы его в два счета несмотря на то, что физически он сильнее. А тогда у меня первоначальная позиция была абсолютно проигрышной: он прижал меня лицом к полу и принялся молотить, как куль с навозом. Уворачивался я, блокировал, да пропустил пару ударов и отрубился. Очень жаль.

— Варька говорит, что ты настоящий герой.

— Да ну тебя, — засмущался Георгий.

— Точно! Я тоже так считаю.

— Герой не тот, кто направо налево махается, а тот, кто выигрывает. Я проиграл.

— Ты не проиграл. Благодаря тебе помощь подоспела вовремя.

— Но я-то ничего про ту помощь не знал. И вообще, давай оставим эту тему. Мне неприятно вспоминать. Чем больше я думаю про случившееся, тем больше ошибок нахожу в своих действиях.

— Как ты оказался в Сфинксе?

— Где же мне было быть? — искренне удивился Георгий. — Я не слепой, я видел, что Зоя места себе не находит. Что-то у нее произошло. А Олмир вместо того, чтобы разобраться в ситуации, сам на нее напустился. Не ожидал я от него подобной глупости. Не ожидал.

— Он считал, что Зоя предала его, собирается расторгнуть помолвку.

— Как это — считал? С каких щей? Не понимаю. Он мужчина — должен был разобраться, а не дуться, как малый ребенок. Про Аполлона Шойского я вообще не говорю. Впредь никаких отношений с ним у меня не будет!

Вану не понравилась безапелляционность Георгия. Но он не нашел, что сказать.

Они помолчали немного, потом Георгий спросил:

— Ну, а как ваше путешествие?

— О, прекрасно! — воодушевился Ван и приступил к обстоятельному рассказу.

Он недалеко отходил от истины. Разве что шторм у него выходил посильнее, качка попротивнее. Да электронная аппаратура яхты хуже справляла свои функции, в результате чего ему, капитану, пришлось без сна и отдыха торчать за штурвалом. Попутно родилось несколько новых теорий морских течений около Беззаботных островов. Тут Георгий позволил себе немного усомниться — темой одного из его рефератов, предложенных в свое время Лоркасом, была гидродинамика, и он досконально изучил предмет. Вану пришлось свернуть описание гибели яхты и рассказывать об островитянах: их лени и несобранности, нечистоплотности, глупых обычаях и одежде. А также о чудных достопримечательностях — например, о нудистком пляже.