Вид на сельскую местность из окна небоскреба

— Что "задолбанного", так это точно! — проворчал Олег Николаевич, — ты не против, если мы здесь задержимся на пяток минут? Хочу спокойно перекурить.

Девушка рассмеялась и сказала, что не возражает. Пока капитан курил, она осмотрела окрестности этого импровизированного "бивака", хлебнула воды из родника, расположенного рядом, а также сбегала по неотложным делам в кустики. После перекура Авраменко вновь уселся за руль, и "бобик" покатил дальше по дороге.

Словно знак свыше, неподалеку от Березовки, на той самой дороге вдоль реки обнаружился и Дядя Федор. Судмедэксперт с видом заправского рыбака сидел под раскидистой ольхой и дремал. Один из поплавков дергался с сумасшедшей скоростью, а второго вовсе не было видно.

— Ни рыбки вам, ни чешуи! — саркастически произнес Авраменко, — лягушки скоро в воду столкнут.

— А? Чего? — встрепенулся незадачливый рыбак, — что, уже вечер?

От него явно несло водкой и тиной — этими двумя непременными атрибутами любителя рыбной ловли. Вместо толкового ответа, капитан достал удочку, где в агонии отплясывал поплавок. Подсекать уже было бессмысленно — рыбка бы зашлась от хохота.

— С добычей вас! — поздравил участковый судмедэксперта. На крючке болтался крохотный пескарик. Очевидно, под "форелью" рыбак понимал именно пескарей.

— А на второй? — спросил Дядя Федор, хватая удилище сам. На второй не было ничего: ни крючка, ни грузила, ни поплавка. Одна голая леса.

— Феномен! — пробормотал рыбак, — интересно, а где все остальное?

— Давай-ка, мы с тобой, Дядя Федор, проедем в одно симпатичное местечко, где ты поломаешь голову над другим феноменом, — сказал Авраменко.

Судмедэксперт пожал плечами. Рыбалка сегодня, определенно, не заладилась. Значит, отложим ее в сторону. Хлебнув из металлической фляжки добрый глоток водки, он бросил в пасть кусок мускатного ореха (для отбития запаха) и заявил, что готов ехать к самому черту на рога, чтобы узнать, какая сука ему их наставила. Таню это заявление весьма позабавило, но тут с ними по рации связался Пирогов и сообщил, что обе жертвы чувствуют себя превосходно. Мустафа лежит в районной больнице, а Муса в районном же морге. Николай также сказал, что его срочно перебрасывают на другое дело, так что сладкой парочке капитан-лейтенант придется расхлебывать березовскую кашу самим.

Тепло отозвавшись о служебно-розыскных способностях старшего лейтенанта, Авраменко посоветовал ему запасаться патронами. При первом же посещении Петровска он вызовет его на дуэль.

— По какому поводу? — поинтересовался Пирогов.

— По поводу чрезмерной наглости! — объяснил участковый, — где ты видал, чтобы участковый дела об убийстве расследовал в одиночку?

— Ну, во-первых в "Сельском детективе", а во-вторых, ты не в одиночку. С тобой Дядя Федор и лейтенант Васильева, — Пирогов кашлянул и чуть тише добавил, — тут одного из местных боссов подстрелили. Кобренкова.

— Что делается? — вздохнул после окончания разговора Дядя Федор, — в райцентре стреляют, на районе поножовщина. Водки выпить некогда.

К Пешеходовым приехали почти в девять вечера.

— Обед боров доедает! — сказала Галина Петровна, укоризненно глядя на опергруппу.

— Извини, Галка, дела служебные! — чмокнул тетку в щеку Авраменко, — я надеюсь, ты в Надиной спальне ничего не убирала?

— Что я, детективов не читаю, что ли? — обиделась хозяйка, — я даже и не поняла сначала, почему вы сразу к нам не заехали.

Авраменко жестоко покраснел.

— Похоже, что только я один не читаю детективов, — сказал он, перебирая пуговицы на кителе, — но все же, мы приехали. Вот они — мы. Галочка, покажи пожалуйста Дяде Федору комнату Нади.

Пока судмедэксперт священнодействовал в спальне девушки, Галина Петровна уговорила остальных членов группы попить чайку. Чай был предложен и Дяде Федору, но тот отговорился, что вот уже тридцать лет, как не берет в рот ничего, легче портвейна. Портвейна в доме не держали, поэтому эксперту пришлось удовлетвориться бокалом вермута. Судя по его перекосившейся роже, он охотнее глотнул бы коньяку, но подали то, что было заказано. Надеясь вернуться к коньячному вопросу попозже, Дядя Федор работал не за страх, а за совесть.

На кухне же протекала оживленная беседа. Еще ничто не омрачало настроения беседующих, все были уверены, что "и на этот раз пронесет". Если капитан и не был уверен в этом, то не подавал виду. Вместо этого он рассказывал забавные случаи из своей практики.

— На другом конце Березовки живет одна семья, фамилию которой я по понятным причинам называть не стану. Семья по нашим меркам вполне неплохая, только вот муж иногда запивает. Ну, кто сейчас не пьет — разве что больной. И вот, получает мужик как-то зарплату, приходит домой навеселе и ложится спать. Дело было в пятницу. Зарплату он своей половине, как запивает, не отдает. Просыпается — вечер, но еще магазин открыт. Только вот проблема — бежать лень. Да и далеко. А башка трещит, жуть. И знает мужик: жена буквально позавчера купила десяток бутылок вина. Для какой-то, только ей одной понятной цели. Просит он ее, как человека: продай ты мне одну бутылку вина. Та тоже не запирается, мол, отчего не продать, ты ведь мне все-таки муж. Да и смотреть больно, как ты мучаешься. Только цена бутылки — двадцать тысяч рублей. Муж смотрит на нее: ты чего, в магазине ведь по две. Она отвечает, что дополнительная накрутка за сервис. Делать нечего. Вот не было бы денег — можно было бы и в магазин тащиться. А так ведь вино рядом — за стенкой. Да и деньги не абы куда отдавать — бабе родной. Выматерился мужик, достал серенькую, дает ей. Она ему приносит бутылку, он выпивает. Снова засыпает. Просыпается — второй час ночи. Похмелиться охота — еще сильнее, чем в прошлый раз. Будит жену, сует двадцадку — продай еще одну. Нет, отвечает та. Ночью у нас дороже. Пятьдесят тысяч. Тариф такой. Как вы думаете, купил мужик у жены бутылку?

— Конечно, купил! — убежденно ответила Галина Петровна, — эти уроды готовы и по сто тысяч заплатить, чтобы опохмелиться. Нет, чтобы жене перекинуть на хозяйство!

— Таким образом, — закончил свой рассказ капитан, — к утру понедельника все деньги были у хозяйки.

— Но мужик все равно выходные пропьянствовал! — упорно не сдавалась Пешеходова.

— Да! — но жена зарплату забрала всю, а потратила на вино лишь двадцать тысяч.

Чай был допит, разговор уже вертелся вокруг персоналии участкового на предмет одиночества и перспективы женитьбы. Лавируя между острых вопросов хозяйки, капитан был очень благодарен судмедэксперту, когда тот появился в кухне и предложил пойти перекурить.

— Такое дело, Олег! — сказал Дядя Федор дымя своим "Вестом", — на оконной раме я нашел несколько шерстяных волосков. Сразу ответить трудно, но весьма похоже на то, что они оставлены мохеровым свитером нашего покойничка. Это же надо — лето на исходе, а он свитер мохеровый носит... носил.

— По ночам уже холодно, — заметил Авраменко, — так это значит, что...

— Это значит, что либо кто-то спер у него на время свитер и заявился сюда с недвусмысленными целями, либо означает, что все-таки рожа у нашего покойничка в пушку.

— Что-нибудь еще нашел?

— По мелочам. Отпечаток кроссовка на паркете, вроде... ну, и следы под окном — на клумбе цветочной. Тех же самых кроссовок.

— Погоди, Дядя Федор! — остановил судмедэксперта, — Муса, если мне не изменяет память, был в туфлях.

— А что, ему трудно переобуться было? — пожал плечами собеседник, — между двумя происшествиями прошло как минимум пять часов. За это время роту солдат переобуть можно.

— Ясно! — протянул участковый, — ну что, накурились? Пойдем в дом.

Вернувшись, участковый попросил разрешения позвонить. Артем ответил сразу, как будто бы весь день сидел на телефоне.

— Ну, чего? — спросил капитан, — готов гостей принять?

— Ужин уже остыл,— сообщил Орлов, — Надя очень недовольна.

— Ну, мы особенно и не обедали, так что съедим и холодное, — признался капитан, — сейчас определимся, кто у кого будет спать, и по машинам!

Участковый предложил Татьяне переночевать у своей тетки, но лейтенант пришла в ужас при одной только мысли об этом.

— Вы что, здесь ведь в спящих девушек ножиком пыряют! — прошептала она ему, — а может у вашего Орлова найдется лишняя койка?

— Может и найдется, — пожал плечами Авраменко, — Дядя Федор! Ну чего, ты не против переночевать у радушных хозяев?

— Оставайся, Федор! — предложил появившийся в кухне Геннадий Николаевич, — есть очень неплохая шведская водка. "Абсолют", может слыхал?

— Да ну? — оживился судмедэксперт, — если без клофелину, то я завсегда готов.

— Вот чего нет, того нет! — развел руками Пешеходов, — а то у меня профилактический запой. Поддержать надо бы.

Двое, по всем канонам психологии, снюхались. Авраменко в Татьяной оставили их в обществе Галины Петровны, которая сказала, что при малейших беспорядках успокоит обоих навеки. После чего потребовала себе отдельную рюмку и примостилась во главе стола.

Глава 14

"Белый террор", и политическая стачка

В среду начались некоторые странности. Артема и младшего Лещинского забрали и посадили в КПЗ при Петровском РОВД. Странным это можно было назвать потому, что понедельник и вторник прошли довольно мирно. Дело о "белом терроре" передали прямиком в суд, минуя органы прокуратуры. Авраменко даже пообещал Артему, что до суда его никто не будет трогать, а там — на все воля судьи. Случай с Орловым можно было представить как "причинение тяжких телесных повреждений в результате самообороны". Но внезапно в игру вмешался глава районной администрации, Иван Николаевич Тарханов, которому вдруг захотелось устроить публичный процесс. Желание это объяснялось весьма просто — на носу были очередные выборы, те самые, которых так дожидался Василий Петрович Чебуреков. Волею случая так получилось, что Чебуреков и Тарханов были соперниками на предстоящих выборах. И здесь в лапы Тарханову приплыл такой гандикап в виде набедокурившего помощника кандидата в депутаты Чебурекова, что оставалось только самое малое — немножко подкорректировать процесс.

Тарханов, узнав о происшедшем, довольно потирал руки, а Чебуреков уже подумывал о снятии собственной кандидатуры. Вес у него в определенных кругах был немалый, но с Тархановым, у которого в руках была реальная власть в районе, тягаться было нереально. Он это прекрасно знал, поэтому, не желая позора, готов был объявить "ретираду".

Младший Лещинский попал в одну "клетку" со своим кумиром. "Век воли не видать" обрадовался своему "адъютанту" и поселил его над своей шконкой. Артема же поместили в одиночку, которая и была то всего одна. Желающие его посетить должны были испросить разрешения самого начальника РОВД, а тот давал это разрешение лишь с санкции Тарханова.

Обстановка осложнилась еще тем фактом, что капитану Авраменко настойчиво предложили сходить в отпуск, и даже выделили путевку в престижный дом отдыха. Профсоюзу пришлось эту путевку вырывать из зубов начальника паспортного стола, который уже мысленно видел себя на берегу Нарочи со спиннингом в руках. Авраменко от путевки отказался, мотивируя отказ устойчивой неприязнью всяческих курортов, но в отпуск ему все-таки уйти пришлось. Единомышленников обложили по всем правилам, оставалось лишь уповать на чудо. Мог бы помочь Пешеходов, но он боялся, что в таком случае на белый свет выплывут некоторые факты из его биографии, о которых лучше умалчивать. Напрасно Надя становилась на колени перед козлом-отчимом, но тот и слышать ничего не хотел.

— Дочка, милая, я не имею ничего против Артема, но меняться с ним местами у меня нет ни малейшего желания. Моему желудку тюремная баланда противопоказана.

— Для КПЗ заказывают еду в ресторане, мне Олег рассказывал! — заметила с невинным видом Галина Петровна.

— И ты туда же! — вскинулся Геннадий Николаевич, — мы ведь договорились.

Они договорились. Госпоже Пешеходовой, как ни горько было это сознавать Наде, ее супруг тоже был дороже гипотетического зятя. О "счастье" дочери она не хотела и слышать.

— Будет тебе счастье, когда душа в душу проживешь со своим мужем хотя бы десяток лет. Законы любви в бытовой обстановке действуют немного не так, как тебе представляется! — убеждала она дочь.

Надя упрямо молчала. Нечто вроде этого в свое время говорил ей и Артем, но она в силу своей молодости не готова была принять подобные откровения за чистую монету. Уж слишком цинично выглядела на практики трансформация нежных чувств в семейные отношения. Молодежь всегда мечтает отыскать свои пути к счастью, не подозревая о давно выведенных формулах его и проложенных к нему автострадах. А тот, кто ищет собственную тропку, обычно попадает в трясину. Может быть поэтому браки по расчету гораздо крепче, чем браки, основанные на чувствах? Особенно, если расчет правильный...

В совхозе дела шли своим чередом. Заканчивалась уборка зерновых, слесари ремонтировали все имеющиеся в наличии картофелекопалки и пытались что-то сделать с картофелеуборочным комбайном "Рязанец", приобретенным совхозом аж в перестроечные годы. Больше комбайнов в хозяйстве не было, и когда поползли слухи об аресте Артема, Наждачный популярно объяснил механизаторам, что по всей вероятности их больше и не будет. Тем временем начал бузить Лещинский-старший, который вовсе был не согласен с арестом сына. В кампании подозрительныхь субъектов он шатался в свинском виде по деревне и произносил вялые угрозы в адрес главы районной администрации.

Однажды вечером, после распития нескольких бутылок водки, рабочие решили организовать нечто вроде группы протеста против несправедливого заключения под стражу работника хозяйства и сына одного из работников. Поскольку они плохо себе представляли, как это делается, то у Виктора Бегунка родилась мысль — позвонить домой участковому и проконсультироваться с ним.

Откупорив и употребив следующую бутылку, Лещинский вызвался сходить в диспетчерскую и позвонить Авраменко лично. Капитан, бывший в это время дома, обозвал Лещинского нехорошими словами и "пьяной свиньей" в частности, но пообещал подъехать завтра с утра, "разобраться как следует и наказать кого попало". Самое смешное, что на утро тайная организация "меча и орала" плохо помнила вчерашнее заседания и его решения. Поэтому посещение участкового рабочих весьма озадачило — каждый подумал, что вчера чего-то натворил. Особенно поплохело Сереге Лещинскому, когда капитан погрозил ему сжатой ладошкой.

— Еще раз позвонишь мне в скотском виде — на пятнадцать суток посажу! — торжественно пообещал участковый, — ну что, ханыги вы мои потомственные, не передумали демарш свершать?

Бегунок недоуменно глянул на Черного, Черный — на Лещинского, Лещинский отчего-то поглядел опасливо на капитанский кулак, которым тот рубил воздух с прямо-таки ленинской грацией.