— Мы привели белых, которых…
— Я слышала, — Мама неуместно громко почесала треугольник курчавых волос между ног.
— Рохо сказал, чтобы мы приготовили их к операции, — здоровяк совсем поник, сжался и уставился себе под ноги. В отличие от Эрвина, который глядел на женщину с открытым ртом.
— Так готовьтесь, — негритянка пожала плечами и ткнула в нашу сторону пистолетом. — Ты сам не мог приказать и позвать Нтанду?..
— Я думал, вы должны знать, — тихо-тихо сказал громила.
— Теперь знаю, — Мама оперлась плечом о дверной косяк и склонила голову в каком-то птичьем жесте. Пистолет сдвинулся и указал на боевика. — Мбата пусть приходит. Потом. Позже.
Женщина скрылась в трейлере, а съёжившийся громила повернулся к нам, крупно дрожа всем телом. Впрочем, это не помешало ему приказать приковать нас к высоким железобетонным столбам, врытым в землю напротив входа в дом Мамы. Для этой процедуры нас окружили, надавали оплеух и приставили к головам чуть ли не по десятку стволов, после чего расстегнули кандалы, завели наши руки за столбы и защёлкнули замки обратно.
Только после этого охранники смогли наконец-то вздохнуть свободно. Три человека уселись на груду старых покрышек и закурили, а остальные разошлись по своим делам.
Зато появилиcь любопытные: из-за угла выглядывала стайка оборванных детей. Мелкие переговаривались, смеялись, тыкали в нас пальцами и подталкивали друг друга в нашу сторону. Спустя какое-то время они осмелели и подошли ближе.
— Твою ж мать… — скривился Эрвин.
— Угу, — кивнул я.
В памяти всплывали рассказы ребят, вызволенных из плена, и они не сулили ничего хорошего.
От первого плевка я увернулся. Мелкому паршивцу, чей рост не доходил мне и до пояса, это ужасно понравилось — он отскочил, захохотал и решил повторить. Повторил успешно, но не совсем: попал мне на ногу. Это вызвало в негритятах дух здорового соперничества, и вскоре все они весело и задорно плевали в нас с Эрвином, стараясь попасть, разумеется, в лицо.
Отвращение.
Омерзение.
Ярость.
«Господи, как Эрвин вообще держится?»
Я посмотрел на него одним глазом: полная неподвижность и расслабленность, на губах полуулыбка. Ох и не поздоровится же им, когда… Ай!
А, вот и новая игра. Я уже понадеялся, что до этого не дойдёт. Мне в голову угодила брошенная одним из мелких уродцев консервная банка. Остальные переглянулись с видом «И как же мы раньше до этого не додумались?», а я отключил болевые рецепторы насовсем и закрыл глаза. Только бы ничего не повредили. Например, зрение. Биться головой больше не хотелось, затылку хватило и экспериментов в вертолёте.
Отключение боли было похоже на местный наркоз: сама боль блокировалась, но тактильные ощущения оставались, и я мог чувствовать прикосновения к моей коже.
Сюрреалистично. Я слышал радостный смех и детскую речь, в то время как на меня обрушивался град ударов. Эрвин был прав: возникло непреодолимое желание окуклиться где-то глубоко внутри себя, отвлечься и отключиться.
— Эй-эй! Хватит! Хватит! Достаточно! — охранники лениво отогнали банду мелких отморозков. — Идите отсюда! Идите!..
Самому нерасторопному негритёнку достался сочный пендель, от которого тот покатился кубарем.
Тишина.
Навалилась слабость — и я потихоньку сполз на землю, усевшись у подножия столба.
— And I think to myself, — тихонько пропел Эрвин, не попадавший ни в одну ноту, — what a wonderful world…
Вскоре в мастерской началась суета: боевики, которые нас захватили, сняли каски, побросали оружие в одну кучу и подошли к странным высоким штукам, похожим на вертикально стоящие гробы, увитые трубками и кабелями. Возле них я рассмотрел по несколько здоровенных аккумуляторов, баллоны с кислородом, оранжевые промышленные удлинители, генераторы и прочую электрику.
Местные помощники и помощницы быстро сорвали со «спецов» всю одежду, и я округлил глаза от удивления: от их тел, оказывается, вообще мало что осталось. Сплошное железо, причём не прикрытое ни кожей, ни каким-либо иным материалом. У боевиков не сохранилось ни одной своей конечности, плюс их тела дополнительно армировали — я рассмотрел полоски металла на плечах, рёбрах и крестце. Они соединялись с позвоночником — массивным и тяжёлым. Он распластался на спинах боевиков, как жирный паук со множеством длинных и крепких лап.
Макушки и затылки негров также сверкали, словно начищенные серебряные ложки.
Бойцов одного за другим поднимали и вешали в «гробы» на крючья (процесс настойчиво ассоциировался у меня со скотобойней и аналогично висящими коровьими тушами), а затем в дело вступали техники: отсоединяли конечности, скидывали их в стоявшую рядом ржавую ванную, не разбирая, где чьё, а затем вынимали из висков солдат замеченные мной раньше «таблетки». Отвратное зрелище: у серебристых кругляшей обнаружились длинные штыри, которые вставлялись глубоко в череп.
Затем от толпы отделилась парочка — здоровенный бородач и коротко стриженная миниатюрная негритянка с крупными чертами лица и неимоверно широкой задницей. Девушка носила синий рабочий комбинезон, поверх которого был наброшен белый халат.
— Привет, мальчики, — поздоровалась она, когда подошла. «Надо же, совершенно без акцента...»
— Привет, девочка, — с ледяным спокойствием ответил Эрвин, не открывая глаз.
Мне стало жутко от одной мысли о том, какая в нём клокотала ярость.
Девушка вытащила из кармана рулетку, штангенциркуль и маркер, приблизилась к лицу Эрвина и, брезгливо поморщившись, что-то приказала бородачу. Тот молча кивнул и ушёл обратно в мастерскую, но быстро вернулся с бутылкой воды и тряпкой.
— Эй! Эй! Какого?.. — здоровяк, не обращая внимания на протесты Эрвина, умыл его и вытер тряпкой.
Затем ситуация повторилась со мной. От воды пахло соляркой, а от тряпки — чем-то кислым, но я не жаловался. Сидеть оплёванным и окровавленным было куда хуже.
Девушка достала инструменты и с улыбкой попросила Эрвина не дёргаться.
— Ну что вы? Как я могу? — взгляд скаута говорил, что он готов хоть сейчас накинуться на женщину и сожрать её без соли.
— О, вы можете! — смешок обнажил крупные белоснежные зубы, при одном взгляде на которые моя зависть обиженно зашипела. — Мы давно ловим таких, как вы, и в курсе того, на что вы способны.
— Знал бы я, что тут такие прелестницы, пришёл бы сам, — я настороженно наблюдал за напарником и наконец понял, почему его взгляд был таким пугающим, — скаут не мигал.
— Процедура не займёт много времени. Надо ли мне говорить, что в случае чего вас изобьют до полусмерти и я всё равно получу данные?..
— До полусмерти? Сомневаюсь. Ваши люди скорей устанут нас бить, чем мы отключимся.
Девушка звонко рассмеялась:
— Вы забавный. Даже жаль, что придётся делать вам операцию.
— Вот! И я о том же! — с горячностью подтвердил Эрвин. — Не нужна нам никакая операция! Ну, верней, мне не нужна, а Маки давно пора что-то делать с простатой.
Девушка вновь коротко хихикнула, громила за её спиной нахмурился.
— Та-ак… — она поставила Эрвину точки на висках, после чего измерила окружность черепа рулеткой. — Угу. Отлично… И вот так, — пришёл черёд штангенциркуля, с помощью которого она определила длину и ширину Эрвиновой башки.
— Ну? Не тяните, док, скажите правду. Я еврей?
Снова звонкий смех. Девушка сделала на виске моего напарника пару дополнительных пометок и подошла ко мне.
— А вы? — поинтересовалась она с той же обезоруживающей улыбкой. — Будете вести себя хорошо?
— Не могу обещать, — пробурчал я.
Выражение лица мигом изменилось с беспечно-весёлого на серьёзное и сосредоточенное:
— Мата ту! — обратилась она к громиле.
— Нет! Нет! — зарычал я, когда огромная потная туша придавила меня к столбу, а чёрные лапищи стиснули черепушку так, что она едва не треснула. — Шуки! Шуки! Выпуштите!..
Я лягался и брыкался, но всё бесполезно — на меня как будто бык навалился.
— Хи-хи, — донеслось справа. — Гейство.
— Готово. Мата ме! — здоровяк отпустил меня. — До встречи, мальчики!
— До встречи, дорогая, — голос Эрвина мог вызвать сахарный диабет. Когда девушка отошла подальше, он добавил: — Сука мерзкая. Я доберусь до тебя. Ох и доберусь...
Опять тишина.
Поселение за нашими спинами жило своей жизнью и гудело, как пчелиный улей.
— Как думаешь, что за операцию нам собираются делать? — спросил я у Эрвина.
— Да уж точно не на простате… — ухмыльнулся он.
— Это я понял. Но может быть у тебя есть предположения?..
— Блядь, Маки, откуда им взяться?! — неожиданно злобно огрызнулся напарник. — Я тут точно так же прикован к столбу, если ты не видишь!
— Ай, иди ты нахер, — лучше б и не заводил этот разговор. И так тошно, а этот мудак вдобавок ко всему срывается срывается, будто я ему должен.
Впрочем, догадаться, о какой операции шла речь, было нетрудно. Пометки на висках у нас с Эрвином и разъёмы для неизвестных устройств на висках у боевиков говорили сами за себя: кто-то собирался превратить нас в послушных марионеток.
Время шло, я таращился на техников, которые что-то делали с конечностями боевиков. Последние о чём-то оживлённо болтали, вися в своих шкафах-гробах.
Девушки в халате не было видно, Мама тоже не показывалась, однорукий дед дрых на своём стуле, периодически дёргаясь всем телом и всхлипывая.
Интересно, куда делись другие боевики? Здесь их было около десятка, но я помнил, что здание Масс Биотех штурмовало куда больше народу. Значит, есть ещё подобные базы?
И откуда у этих бандитов боевые железяки?.. Сам собой напрашивался вывод, что «Фронт освобождения» делает грязную работу для Масс Биотех, но пока нельзя было сказать об этом с уверенностью. В конце концов, невероятные совпадения никто не отменял.
Прошло несколько минут, и девушка в халате вернулась в сопровождении давешнего бородатого громилы и целой своры негров поменьше.
— Итак, ребята, — обратилась она к нам после того, как одним возгласом успокоила галдящую свиту, которая тыкала в нас оружием, грозно пучила глаза и выкрикивала… оскорбления, наверное: пробный период переводчика закончился, и я теперь ни черта не понимал. — Смотрите, какой расклад. Вашей жизни ничто не угрожает, кроме вашей глупости. Если будете хорошими мальчиками и не станете доставлять нам хлопоты, всё пройдёт максимально быстро — и уже завтра мы с вами станем лучшими друзьями. Но если вы захотите брыкаться, что ж, — кивок в сторону головорезов, — мы умеем и по-плохому.
Я в который раз отметил её правильное произношение, а вслух сказал:
— Вы собираетесь копаться в наших мозгах, если я правильно понимаю?.. О какой добровольности тут вообще может идти речь?
Девушка пожала плечами:
— В любом случае всё будет по-нашему. Либо хуже — для вас, конечно же. Я не давлю, даю минуту на размышление.
Несмотря на жару и духоту, меня затрясло в ознобе: наконец-то начало доходить, что всё серьёзно и на этот раз отвертеться на получится.
Эрвин молчал: смотрел в землю и слегка качал головой.
В принципе, эта улыбчивая чёрная стерва права: ситуация совершенно не в нашу пользу. Помощи ждать неоткуда, сопротивление бесполезно и в лучшем случае закончится смертью. Так что выбор-то на самом деле прост: достойная смерть в бою или жалкая жизнь в роли чьей-то куклы. Забавно, когда-то давно я избежал этой участи, но теперь всё, похоже, возвращалось к истокам.
Впрочем, стоп.
Можно ведь посмотреть на ситуацию под другим углом.
Либо я бесполезно умру, либо продолжу жить и, может быть, что-то придумаю. Так что выбор следует упростить, убрав эмоциональную окраску. Жизнь или смерть?..
Ещё пару недель назад я выбрал бы смерть и сам с удовольствием привёл приговор в исполнение. С тех пор ничего в сущности не стало лучше, наоборот, ситуация только усугубилась, но у меня в голове прояснилось, и я с удивлением понял, что хочу жить. Это ощущение было так прочно забыло, что теперь воспринималось как нечто новое и свежее.
— Время вышло, — девушка скрестила руки на груди и вопросительно взглянула на нас с Эрвином.
Я нерешительно пожевал губами, боясь открыть рот и озвучить свой выбор. Эрвин косился на меня — видимо, тоже не мог принять решение.
— По-хорошему, — спустя пять долгих секунд выдавил я.
Скаут опустил глаза и покачал головой:
— Ну, по-хорошему, так по-хорошему. Всю жизнь мечтал дать себя разрезать сраной негритоске.
— Молодцы, — обрадовалась девушка, пропустившая оскорбление мимо ушей. — Но вы ведь понимаете, что мы всё равно будем начеку?..
«Ещё как понимаем».
В башку снова уткнулась куча стволов, после чего нас чуть ли не на руках отнесли в мастерскую, где уложили на длинные и холодные железные столы, зафиксировав руки, ноги и шею металлическими скобами.
«И в таких условиях они будут делать операцию на мозге?» — подумал я со смесью удивления и брезгливости. Я думал, в ангаре есть хоть какая-то операционная, а тут — просто ничем не огороженная часть ангара с земляным полом. Пахнет едой из котла, летают жирные чёрные мухи, рядом верстаки с промасленными железяками, а в одном из «гробов» перед моими глазами орудует техник — вскарабкался на самый верх, снял макушку черепа у боевика и шурудит в мозгах длинным щупом. Из башки негра то и дело вырывался сноп синих искр, из-за чего его лицо забавно перекашивало. Эрвин будто прочитал мои мысли:
— А? Стерильность? Кто сказал «стерильность»?
Включилась белая лампа в изголовье: её яркий белый свет больно ударил по глазам, из-за чего я поспешно зажмурился и попытался «окуклиться», представив, что ничего этого на самом деле не происходит, а если и происходит, то меня не коснётся. Никак. Совершенно никак.
Сознание съёжилось и засело где-то глубоко-глубоко, настолько, что от него до лобной кости пролегала, казалось, целая бездна пространства. Личная безопасная вселенная в моём собственном черепе.
— Простите, ребята, — я приоткрыл глаз и увидел, как девушка виновато разводит руками, — общего наркоза дать не можем, только местный.
— О, не переживайте, док, — отозвался Эрвин. — Можете нас даже щекотать, мы всё вытерпим.
— Не сомневаюсь, — очередная обезоруживающая белозубая улыбка, за которой чувствовалась огромная глыба эмоционального льда.
Инъекционный пистолет щёлкнул четыре раза, впрыскивая мне под кожу нечто, из-за чего лицо быстро онемело.
— Удачи, Маки, — произнёс Эрвин. — Увидимся на той стороне. Нам ведь не впервой, а?..
Кожу на черепе ощупали, затем у виска принялись водить чем-то твёрдым и угловатым. Причём водили настолько долго, что я в один момент испугался: а вдруг операция уже началась, и кто-то вовсю ковыряется в моей голове?..
Левое ухо слышало недовольное пыхтение и какой-то электронный писк.
— Ха. Интересно. Очень интересно, — я дёрнулся от неожиданности, когда девушка заговорила над самым ухом, но металлическая скоба на шее сдержала мой порыв.