Раненый мир - Книга Холмов

Броневагон ехал сразу по множеству дорог, преодолевая сразу множество лунн пути, чтобы за краткое время оказаться в нужном месте.

— Кел? — воскликнул Винсент, глядя на замершего жреца, который сидел ровно, спокойно, глядя вперед. Рука его сжимала песочные часы, а глаза мерцали звездным светом. Броневагон двигался сквозь пространство, шел эфирным коридором к девятому Холму.

— Я искал Тиата, — ответил Кел. — А нащупал путь. Потянулся к нему, и вот...

— Ты вернулся? — боясь поверить, спросила Алейна.

— Как вынырнул из глубины, к вам, на поверхность.

— Надо было сразу выпить, — неловко пошутил Дик, но сам даже не улыбнулся. Все обступили светловолосого, кто-то положил руки ему на плечо.

— Низверг, — сказал Кел каким-то темным, нехорошим голосом. — Низверг заставил меня выбирать, тогда, на Холме.

— Между чем и чем? — тут же спросил Винсент.

— Выбирать, что отдать ему, из самого ценного. Отдать вас, себя или Странника. И я не мог выбрать, — светловолосый оглядел всех, и взгляд его, подсвеченный звездами, все равно был страшный, черный, из глубины мучавших его горечи и сомнений. — Я не мог отдать ничего из этого. Но оно отдалось само, не знаю, почему и как. Наверное, все же, Странник менее важен для Кела, чем друзья или я сам... — жрец низко опустил голову, полный тяжелых мыслей и стыда.

— Нет, — убежденно сказала Алейна. — Это не ты отдал Странника. Это Странник отдал. Он сделал выбор за тебя.

Глаза светловолосого сверкнули. Радость промелькнула там, но тут же сменилась страхом.

— Я тону, — хрипло сказал он. — Я снова забываю его. Помогите. Я тону.

Лисы схватили его за руки, за плечи, не зная, что делать. Алейна призвала звездный свет, вливая его в друга, передавая свои силы, чтобы он сумел справиться. Но лицо потемнело, а затем разгладилось, стало спокойным. Жрец ушел в никуда, а на них смотрел новый знакомый Кел, к которому они уже начали привыкать. Не помнящий Странника, но все такой же самоуверенный, харизматичный и веселый друг.

— Ну все-все, — сказал этот Кел. — Чего прилипли-то, обнялись и будет. Тпру, приехали.

Броневагон стоял посередине зеленеющих холмов. Леса вокруг не было, потому что это были самые обычные холмы, без захоронений. Хотя сложно назвать обычным хоть что-то в древней земле, тысячелетиями пропитанное магией. Вот, например, на соседнем склоне шуровала семья зайцев-выростков с тонкими рогами, размером с небольших кабанов. Да и спереди, уже совсем неподалеку, виднелись рунные вершины, окруженные кольцами непроходимых лесов. Где-то среди них был и нужный Лисам девятый Холм.

— Нет, — прошептал Кел. — Уйди.

Впереди посреди дороги все сильнее чернела плывущая на них тень.

Винсент подался назад, прежде чем успел подумать, инстинкт был сильнее воли. Ричард преодолел страх, вскинул лук и послал в Безликого одну, две, три стрелы. Тетива пела, и стрелы пели ей в тон, уходя в никуда. Алейна ударила по нему изгнанием, Дмитриус стал между черной фигурой и Келом стальной стеной. Анна вдела руки в перчатки, спрыгнула и ринулась вперед. Посмотрим, как ты встретишь огонь, читалось у нее на лице.

Никто из них не успел еще понять, что Низверг пришел к ним в десятке лунн от своего Холма, и ужаснуться этому. Низверг гулял на свободе. Они видели, как стрелы канули в черноте и пропали там, как молитва Алейны погасла, а сама девчонка побледнела и упала на колени, мгновенно лишившись сил. Лисы только начали осознавать, что все их усилия равны одному когтю на любой из его бесчисленных, вырастающих из тела и тут же втягивающихся обратно рук.

— Человек. Отдай.

Лошади хрипели, мелко бились в упряжи, рвались, в стороны, запряжка крепко держала их. Но от пронизывающего шепота они замерли, оцепенели.

— Нет, — помотал головой Кел, весь мокрый от пота, сжав кулаки и вставая. Он отстранил Дмитриуса и шагнул вперед так решительно, будто и вправду мог сказать твари "Нет". — Не отдам. Не получишь. Не имеешь права.

Он спрыгнул с козел на землю, не пытаясь убежать, а сделал еще шаг вперед.

— Мое. Отдай. — Безликий прошел сквозь Анну, она рубанула кулаками, выпуская яростный огонь, но тот погас с болезненным воем, словно высосанный в бездонную дыру холода и тьмы. Перчатки бессильно потухли, мерцающее в них пламя выветрилось полностью, а сама черноволосая рухнула на землю, как младенец, без сил. Словно сквозь нее прошли годы, а не мгновения черноты.

Владыка нокса, великого распада и ничто, неотвратимо плыл на Кела, и лисы увидели, как на безликом лице проявляется улыбка. Уверенная, обаятельная, знакомая. На груди у Безликого рельефно выступили песочные часы.

— Не отдам, — прошептал Кел блеклым голосом, словно теряющий сознание и уже готовый на все. — Нельзя отбирать... такое... лучше убить...

Дмитриус попытался отбросить Безликого назад, рухнул грудой железа на доски крыши. Вся магия вышла из ходячего доспеха. Только бы не навсегда, беззвучно шептали губы Алейны, только бы не навсегда.

Черная фигура подплыла вплотную к Келу и с усилием вонзила в его тело сразу пять клубящихся тьмой когтистых рук, одну за другой, словно пытаясь вырвать сердце.

— Не отдам, — прошептал Кел, содрогаясь, замедленно кромсая руками вязкую клубящуюся тьму. — Уйди.

Когтистая лапа твари выдрала из него светящийся образ, марево воспоминаний и чувств. Алейна увидела собственное смеющееся лицо, отблески костра, руки друзей. Почувствовала тепло глубокой привязанности, радость родства.

— Нет, — застонал Кел, и светящийся образ ввергся обратно в него. Но две жаждущих пятерни вонзились снова, и вытащили у него из груди образ крупной собаки и мальчика, он бился светом и звенел далеким детским смехом.

Кел содрогнулся.

— МОЕ, — сказал низверг, улыбаясь безглазым, безносым, пустым лицом. — ОТДАЙ.

Винсент схватил друга за плечо и попробовал упасть с ним вместе в сумрак — хоть это было и бессмысленно, ведь он уже видел, что тварь способна плыть сквозь грани стихий. Но он все же попробовал, ведь делать было совсем нечего. Но магия поплыла и рассеялась просто от того, что рядом был Безликий. Даже темная мантия дрогнула и разошлась аморфным туманом.

Лисы ничего не могли сделать, как и ответила Богиня.

И тогда Алейна вспомнила, что именно Она сказала.

— Отдай нас! — воскликнула девчонка, хватая Кела за руку. — Ты можешь отдать нас, как отдал Странника! Потому что даже после этого, и Странник, и мы останемся с тобой.

Расширенные от ужаса глаза светловолосого смотрели на нее сверху, его трясло, по щекам текли слезы. Но все-таки он кивнул, словно прощаясь, и посмотрел твари в лицо.

— МОЕ, — сказал Безликий удовлетворенно. Улыбка уверенно играла на его губах.

Величаво развернувшись, он растворился в воздухе.

Только когда он исчез, Лисы осознали, как вокруг тихо. Но затем им стало не до этого, потому что Кел был белый, неестественно, алебастрово-белый, светлые волосы выцвели в бесцветные, губы потемнели. Глазные впадины словно стали глубже и налились чернотой. Тело его стало худее, костлявее, череп проступил сквозь лицо. Кости локтей и пальцев рельефно проглядывали сквозь побелевшую кожу рук. Он выглядел жутко, как нечеловек, как жертва распада, шагнувший в мир нокса, пустоты, и вышедший оттуда, но уже полупустой.

— Матерь милосердная, — прошептала Алейна, обнимая его, пытаясь побороть слабость и вызвать целительный свет. Хотя как могло помочь ее исцеление против этого...

— Держись, — сказал Дмитриус, с лязгом поднимаясь. Винсент дрожащими руками вызвал мантию, без нее он казался себе голым.

Все столпились вокруг Кела, который медленно приходил в себя. И ни один из Лисов не удивился, когда, оглядев друзей с непониманием, белокожий спросил надтреснутым, нечеловеческим голосом, сквозящим словно из бездонной дыры:

— Вы кто?..

На убой

Глава одиннадцатая, где Лисы сначала ругаются между собой, а потом с готовностью идут на убой. И случается первый хайп.

— Кто вы такие? — озираясь, повторял Кел. Голос был чужой: низкий и нечеловеческий, в него словно вплетался подвывающий ветер, сдавленный в узком бутылочном горлышке. Повадки и движения жреца стали какие-то звериные, хищные, он пригнулся, выставил руки вперед, готовый ударить первого, кто подойдет.

Но увидел свои побелевшие руки, выступающие кости, обтянутые кожей, потрескавшиеся темные ногти. На белом, как мел, лице, явственно отразился страх.

— Что я здесь делаю? Что... случилось?

Груда металла, лежащего на земле, пошевелилась и с лязгом поднялась.

— Мы друзья, — уверенно гулкнул Дмитриус.

Два странноголосых уставились друг на друга: один с широкой и ярко-желтой улыбкой на груди, второй с маской напряженного недоверия на лице.

— Ты заколдован, Кел, — Алейна не пыталась к нему приблизиться. — Низверг отнял твою память.

Судя по тому, как расширились глаза, он еще помнил, что значит "низверг". Все путешествия Лисов, их задания и контракты были так или иначе связаны с Холмами. Если Кел потерял друзей, клочьями выдранных из его изувеченной личности, он мог позабыть и реалии древней земли. Но нет, Холмы в его памяти остались. Видимо павшие низверги и их тысячелетний плен были выше повседневности, больше, чем просто задания, огромная и довлеющая часть мира вокруг.

— Ты сейчас не помнишь, но мы друзья. Путешествуем все вместе, — Алейна указала в сторону броневагона. — И следим, чтобы чудовища из-под Холмов не вылезли наружу. Не причинили зла людям. Мы ханта!

Белый пытался вспомнить и не мог. Жрица внимательно смотрела в выцветшие, зияющие отчаянием глаза, и замечала повадки, несвойственные человеку: он быстрыми, короткими движениями озирался, принюхивался, протяжно дышал. Как дикий зверь, Кел чувствовал, что глубоко ранен, и каждое мгновение ожидал, что его добьют. Лошади косили глазами на мертвенно-бледного человека и старались не издавать звуков, не привлекать внимание хищника.

— Тебя зовут Кел.

— Я знаю, кто я.

— Уже не знаешь, — покачала головой Алейна. — Ты был мне собратом-жрецом, пока низверг не отнял твою память.

— Я... жрец?

— Ты был посвященным Странника. И в глубине души остался его сыном.

— Что это значит?.. Быть жрецом этого Странника?

— Значит приходить туда, где беда и раздор, и помогать людям услышать и понять друг друга. Помогать заблудшим искать свой путь в жизни.

Глаза Кела сверкнули, она даже выпрямился немного, человеческое перегнуло звериное.

— Кто вы такие?

— Алейна, посвященная Матери.

— Ричард, ваш проводник по земле Холмов, — рейнджер склонил голову.

— Я Анна, воин. Твой друг.

— Дмитриус. Друг.

— А я Винсент, — сказал маг из-под надвинутого капюшона, — и там спереди, в лесу, нас ждет засада из шестнадцати головорезов.

— Што? — если бы только Дмитриус мог поперхнуться. Но и стальное горло дрогнуло от удивления.

— Две крытых фуры, с десяток лошадей, — ответил серый из-под маски, сверяясь со своим вороном, зашедшим на новый круг. — Встали лагерем воон за тем холмом, видите, дымок. Но там только двое женщин, скажем так, потрепанной наружности. Готовят в двух котлах. А остальные ушли в лес, и сейчас поджидают нас впереди по дороге. Хотя не уверен, что именно нас, до них с полчаса пути, мы скрыты за холмами, наверное, еще не приметили.

— У повозок отрядные девки, — не задумываясь, сплюнул Ричард. — Какого цвета тенты?

— Грязного. И подранного. Одна со свежей заплаткой из красного... с каким-то гербом!

— В Ничейных землях ни у кого нет красных стягов. Зато алый — цвет Ройенов, — быстро соображал рейнджер. — Там рука скелета внутри венца?

Винсент пригляделся и кивнул.

— Даника Ройен объявил восстание против правящей династии Леборже, хочет отвоевать свое королевство. Ройенов поддерживают Краузе, отколовшиеся своим баронством от ленов короля, а Леборже заручились поддержкой Стайнборнов, эээ, чего вы на меня так смотрите.

— Кто все эти люди? — суммировала Анна.

— Ну ясное дело, не местные, из высоких родов Севера. Речь о крупном государстве Гундагар, вон там, за Туманными горами, — пояснил Ричард, указав на восток.

— Я уж думала, это беглецы с Антарского фронта сюда притопали, — неуверенно кивнула воительница. — Прорвались из окружения бронеголовых.

— Да нет, это не наши и не из Княжеств. Вообще не с той войны. Антарский фронт далеко на западе от Холмов, дезертирам оттуда проще бежать во Фьорды или на западное побережье, в города-жемчужины. Например, в Кэрниваль. А Гундагар к нам гораздо ближе, просто он за горами. Но горы не зря называют Туманными: нырни в дымку, преодолей не особо и сложные перевалы, и если тебе повезет не попасться одной из шаек разорителей, то зацепишь край леса Грутхайм и въедешь по Белому тракту в самые Холмы.

— Я и не знала, что там тоже война...

— Разве ж это война. Обычное дело для Патримонии, там тьма баронств и свободных ленов, все время кто-нибудь грызется. Хотя Гундагар самый крупный лен, почти настоящая страна. Больше Мэннивея.

— Как же эти заезжие через заставы прошли? — удивилась Алейна.

— Какие заставы, рыжая, наши Кланы тю-тю. Большей частью, кстати, в тот же Гундагар и сбежали. Большинство застав сняли, вычистили как метлой. А в оставшихся по десятку человек, им не до контроля границы. Сидят у себя затворившись и ждут, чего случится, а когда случается, бегут в рунный колокол звонить за подмогой... Не до патрулирования им, в общем. Вот любой хожий-перехожий и проскочит, было бы желание.

— В здравом уме ни у кого такого желания и не возникнет. Какой перехожий в Холмы пойдет, только очень сильный.

— Или очень глупый. Как наши орлы. Вернее, шакалы.

— Откуда ты все это знаешь? — раздался непривычный, пугающий голос Кела. Он внимательно слушал весь разговор и теперь впился испытующим взглядом в лицо рейнджера.

— Я следопыт, из местного братства. Навидался всего тут вокруг, а где не был — знаю по рассказам братьев. Это вы здесь пришлые, а я в Ничейных землях смолоду.

— Нет, как ты понял, что они... шакалы?

— Заплатка из стягов, благородное знамя на фуру переводить? Человек чести до такого не опустится. Засада на дороге в лесу? На кого, войны здесь нет, значит, грабить мирное население. Шакалы. Сброд из низов, как сразу заметил учитель — головорезы.

— Видок у них тот еще, — качнул головой Винсент. — Хотя не страшные, это вам не Меченые с Крушеломами.

Кел молча впитывал выстраивающиеся реалии, переводя взгляд с одного на другого и кажется, пока еще не принял четкого решения. Лисы постарались не бросать на искалеченного друга напряженные взгляды, и вести себя так, будто мороз не продирает по коже всякий раз, когда смотришь на этот обтянутый кожей череп с провалами глазниц и сжатой линией черных потрескавшихся губ...

— И кто эти мародеры? Люди Ройены? — спросила Анна.

— Наоборот, на стороне Леборже воевали. Бойцы Даники, даже беглые, не стали бы его алые стяги лепить на вшивую повозку. Это не только отвратно, но и самоубийственно, потому что Даника некромаг высшей ступени. Узнает, нашлет проклятие, не скроешься, выблюешь гнилые внутренности, да не умрешь при этом, еще с год будешь терзать свою плоть в агонии... А тут видать даже не умысел, а непрошибаемая тупость. Как говорят в Холмах: дурак двухвостой змеи не боится. Это наемники, и скорее всего, бежали из огня боевых действий. Вопрос, почему. Какая именно нелегкая занесла в Ничейные земли. Я думаю, в силу глупости совершили военное преступление, из тех, за которые в лучшем случае на рудники. Все бросили и подались в дезертиры.