-Скажи, Сирин всегда так странно ведет себя? — прервал мои мысли Эфиан.
-В каком смысле "странно"? — уточняю на всякий случай, хотя догадываюсь, о чем это эльф спрашивает.
-Едва мы приближаемся к какому-нибудь поселению, как она кутается в свой плащ. Сирин скрывается от властей?
-Э... честь девичью блюдет, — невнятно бурчу, но не зря говорят "эльфийский слух" — Эфиан таки разобрал слова.
-Честь? Но...
Эх, если бы это было так легко понять. Даже старейшим эльфам не под силу разгадать загадочную девичью душу, а уж девичьи поступки... Нет, он ведь догадывается, что таким образом Сирин старается выглядеть загадочней, чтобы привлечь внимание мужчин, но почему именно этим — ему невдомек.
-Пойдем, а то сейчас все Феве съедят!
Вот уж кто остался верен себе во всем: их не смущает высокомерие Жармю, всезнание Эфиана — как ели, так и едят.
Эльф молча кивнул, с затуманенным взором шагая рядом — видимо все еще о Сирин думает. Что ж, Всевышний в помощь.
На ночлег мы устроились у подножия небольшого холма: и лошадкам какой-никакой корм — трава еще не вся высохла, местами даже зеленая, будто ранней весной, и нам небольшая защита от ветерка. Кашеварить не стала принципиально: я могу и не раз уже варила (ладно бы в старой компании, где больше никто не умел, так и с новыми попутчиками похожее твориться), но ведь не обязанность же?! Сирин не умеет и учиться не спешит. Пришлось взяться за котелок... Жармю. Да-да, именно ему. Эфиан очень ловко отвертелся, припомнив другу какую-то Миуду-кружевницу. Тяжко вздохнув, будто прощаясь с белым светом, едва не пустив скупую мужскую слезу, Жармю подхватил котелок, мешочек с крупой, деревянную ложку и отправился к разожженному мной костру.
-Воду забыл, мастер, — ехидно бросил ему вслед эльф, за что и схлопотал небезызвестной деревянной ложкой аккурат по лбу.
Лоб остался цел, а ложка треснула. Пришлось мне рыться в ридикюле в поисках маленького ковшика, купленного в Меэринке — небольшом селе на Еженском тракте. Чем мне этот ковшик приглянулся, сказать не могу: неглубокий, деревянный, без вычурной росписи — только на ручке веточка плюща выточена, не был он особо ярким и необходимым. Но купила все-таки. А теперь ох как пригодился.
И вот, наконец, ужин готов. Выглядело это не очень, хотя запах был неплох.
-Что это? — Эфиан недоуменно воззрился на коричневую массу в котелке.
-Для похлебки воды было мало, специй много, крупы как положено, — небрежно пожал плечами Жармю, уверенно зачерпывая ковшиком собственное творение и плюхая его в свою плошку.
-И это ты считаешь оправданием? — возмутился эльф.
-Приятного аппетита, — вместо пояснений ответил молодой человек, отправляя в рот первую ложку варева.
Все заворожено следили за ним. Вот он тщательно прожевал варево, покатал на языке и проглотил. В стане царила полная тишина, изредка нарушаемая треском веток в костре. Но никто не отрывал взора от Жармю, ожидая какого-нибудь подвоха.
-Хм, перцу маловато, но с солью не переборщил, — прокомментировал парень.
Близнецы решились первыми: переглянувшись, осенили себя кругом большим (первый раз на моей памяти — не считала их особо верующими) и решительно шлепнули в свои плошки по ковшику. Теперь внимательно следили за ними: как жевали, как глотали, как оценивали. Собственно словесной оценки и не было, все показали действия: братья наперегонки бросились к котелку, соревнуясь, кто первым ухватит ковшик. Дружное чавканье Феве соблазнило и нас с Сирин.
Дольше всех сомневался Эфиан. Он долго принюхивался к вареву в котелке, разглядывал его на свет (чуть в костер ковшик не уронил!), примерялся и так, и этак.
-Это вполне съедобно, даже немного вкусно, — не вытерпел Жармю.
-А я вот подожду, пока полчаса пройдет, если никто не умрет за это время, значит и правда съедобно, — пояснил свои действия эльф.
Жармю с сомнением поглядел на пустеющий котелок, что-то посчитал и небрежно пожал плечами:
-Твое право. Только не ворчи потом, что тебе ничего не досталось.
Осенний костер, словно солнышко в эту пору: не больно-то греет, да и то лишь один бок, повернутый к огню. А зимой еще хуже: сколько веток не бросай, теплее не будет. Но что вообще может согреть в мороз? Не знаю. Эх, похоже, у меня опять череда вопросов, ответов на которые снова нет. Ночь давно опустилась на землю, спутники мои спокойно спят, ко мне же сон и на миг заглянуть не хочет. А ведь с вечера я даже дремать начала. Видно голос у Эфиана такой. Он им играет, словно жонглер шарами на празднике вертит: то менестрелем говорит, то скоморохом, то будто колыбельную напевает.
Говорили не так уж и много, по большей части Сирин и Эфиан. Первая все задавала вопросы, второй отвечал на них да истории всякие рассказывал. Истории о звездах...
-Только зимой в руках Всадника можно заметить копье: солнце недолго землю освещает, вот Всадник и хранит ночной покой живых существ. Словно в память об ушедшем лете на востоке зимними ночами расцветает Роза. А рядом Ива клонит свои ветви к земле. Рысь же будто хочет перепрыгнуть Звездную радугу, чтобы поймать Птаху.
Хороший рассказчик Эфиан, ему бы баллады да гимны петь. А вот поди ж ты, с нами возиться: с терпением, спокойствием, радушием. И откуда силы берутся? Ведь десятый, если не двадцатый раз отвечает на вопросы Сирин. И ладно бы дельные вопросы были, все так — глупости да баловство: что эта звезда предсказывает, что та. А могут ли звезды предсказать судьбу? Ведь они там, далеко-далеко, и нет им дела до земных страстей. Они просто светят, просто несут свой свет в бесконечность. Жаль, это не мои слова: папа когда-то где-то прочитал сию мудрость. А так бы хотелось задать им вопрос, зная, что получишь ответ. Но почему бы и нет? Раньше ведь спрашивала. Пусть ответ не всегда понятен был, не сразу сбывалось, но Звездная радуга сияет над головой, будто специально подмигивает. Тем более вопрос один есть — важнее некуда: где теперь искать Фларимона.
Осторожно выбираюсь из теплого кокона плащей (с дрожью аж вспоминаю, как Жармю отдавал новый плащ: будто из милости великой. И почему сразу не отдать, ведь мы его плащ привезли?). Так, все вроде бы спят, даже один из близнецов, несущий вахту у костра, тихонько посапывает. Интересно, вот то, что говорят об эльфийском слухе, байки или правда? Надеюсь, на сей раз все обойдется.
А ночь-то холодней, чем мне думалось. Надо было натянуть старый и новый плащи на себя. Но что теперь вздыхать, тем более если оба остались у костра — хотела место теплым сохранить. Глупая, ей-ей! В неверном свете нарождающейся луны мало что разглядеть можно, зато звезды не затмевает. И у какой звезды вопрошать?
-Всевышний... Прошу о помощи...
Нет, так не пойдет. Нужно решительней и не столь плаксиво. Угум, легко советовать, а вот сказать... Но не успела я и рта раскрыть, как из-за кустов шагах в пяти послышался шум. Нежданные гости просто так, или кто закусить нами решил?
-Вот уж бу-бу-бу... А я как бу-бу-бу... — слов понять нельзя, но непохоже, что со злыми намерениями идут.
В темноте не очень разберешь, но мне кажется, это девушка, во всяком случае, личность женского роду. А кто может ходить по такой темени практически без страха? Ведьма или...
-Наатцхешта? — изумлению моему нет предела, ведь нежданная гостья — та самая наатцхешта, у которой я была в Давро.
-Нет, Снегурочка! — зло рыкнула наатцхешта, пытаясь выпутаться из плаща.
А это еще что за зверь такой? Ой-ей, носом чую — что-то будет.
-Ну, вот скажи: я что — справочное бюро? Или служба скорой помощи? — наатцхешта сердито воззрилась на меня — даже в темноте было видно как сверкают глаза.
И слова вроде бы знакомые, но о чем она говорит — непонятно. Возможно, звезды тоже не поняли ее слов, но интересно стало и им: серебристо-голубой свет скользнул по полянке, на которой мы стояли, чуть-чуть рассеяв темноту. Хм, на память я вроде не жалуюсь, но нынче наатцхешта выглядела иначе, чем в тот раз. Походный наряд из кожаной куртки да теплых штанов, длинный плащ, накинутый на плечи, из-под которого выглядывает белая рубашка с кружевной отделкой по краям, на тонких запястьях витые шнурки-браслеты, короткие вьющиеся волосы, не достающие до плеч. Жаль, цвета глаз не рассмотреть. Но что-то подсказывает мне, в них сияет зелень самых первых листьев, еще не раскрывшихся, но уже поющих гимн весне. А еще что-то подсказывает, сердится наатцхешта на меня. И чем я ее прогневила?
-Странные вы — люди. Сколько не говори, сколько не убеждай, все одно — нужно самим шлепнуться в лужу, упасть в яму, в общем, шишек набить и только тогда поверить в сказанное, — возмущенно начала наатцхешта.
-Э... это из-за того, что я опоздала в Шуюк? — робко вопрошаю, ожидая урагана в ответ.
-Не только. Ну, почему ты вечно сомневаешься в себе? Почему думаешь о себе хуже, чем есть на самом деле? — наатцхешта уперла руки в бока.
-Я? Хуже? — изумляюсь неожиданному повороту разговора.
-Да, ты. Кто ж еще? Уж точно не Сирин, — хмыкает наатцхешта в ответ.
Ничего не понимаю... Даже ноги ослабели, так и хочется плюхнуться на землю — иной-то опоры нет.
-Ты меняешься, взрослеешь, но все еще... Как бы это сказать? Видишь себя такой, какой была, но не есть.
Ой, бедная моя голова: что-то я совсем запуталась. Или это кто-то другой запутался.
-А мы сейчас точно обо мне говорим?
-Эх, точно-точно... Но, видимо, без толку, — махнула рукой наатцхешта. — Сколько тебя не убеждай, пока сама не увидишь, не поверишь.
-А как можно увидеть себя, если нет зеркала? — вроде бред полнейший несу, но... мы понимаем друг друга.
-И то верно, — печально вздыхает наатцхешта.
Хм, я уж грешным делом решила, сейчас она, словно балаганный фокусник, вытащит из кармана зеркальце и подарит его мне.
-Послушай, все это нужно и важно, но ведь проблемы и в другом.
Верно заметила наатцхешта: проблемы именно в другом — где мне Фларимона теперь искать.
-Скорее уж проблема. Одна она, точнее он, — тяжело вздыхаю в такт своим мыслям.
-Ну, это еще как посмотреть, — хмыкнула наатцхешта. — Я знаю, ты хотела бы знать, где теперь твой супруг, но... Давно замечено, все зависит только от тебя: какой путь выбрать, кого с собой в дорогу взять, как поступить — решаешь ты и только ты. Видно, тебе самой придется искать его. Да, я могу подсказать, но толку? Именно, что толку нет: пока сама не узнаешь, ничего не получается. И это не мои выдумки. Сама посуди: тебе все время будто кто подсказывает, но решение принять ты должна. А иначе не на верный путь вступаешь.
И опять права наатцхешта — могла же я сразу догадаться, что рыцарь, за которым следую, не Фларимон: характер не тот, да и конь у него черный. Да-да, черный, а Лойрит вообще-то гнедой масти. Вот и получается, что я не туда ехала. Где же с Фларимоном мы разминулись? Хоть назад возвращайся в Давро и заново начинай путь!
-А может... мне домой вернуться? — сказала и сама удивилась своим словам.
-Может и вернуться, — пожимает плечами наатцхешта, задумчиво вглядываясь в ночное небо.
Вот это да... Ночь откровений? Или непредвиденных решений?
-Пойми: судьба — то, что ты делаешь, то, как ты поступаешь. Решишь ехать домой — езжай, захочешь отправиться дальше — смелей. Все будет так, как ты хочешь.
-А разве наши судьбы не предопределены, не даны нам с рождения? Чем еще тогда объяснить все происходящее?
-Ну... происходящее... И бредом Неспящих, и проклятьем старой карги, и прихотью забытых богов, по-всякому можно. Но ведь все это будут только слова. Судьба — это нить, а вот какой узор ты ею вышьешь, зависит от тебя. Нить судьбы или жизнь — называй, как хочешь — в твоих руках, а не каких-то таинственных сил.
-Если слишком мудреный узор вышивать, никакой нити не хватит. Значит и жизнь короткой окажется.
-И такое может быть. Но скажи, что ты сделаешь, если узор закончен, а нить осталась?
-Отрежу, — отвечаю, не думая, но понимая, что не о вышивании говорим.
-Именно. Так и жизнь обрывается: если дела все свершены, дорога пройдена до последнего поворота, зачем же тогда жить?..
Сколько времени прошло с начала разговора не знаю, да и не хочется. Наверное, слишком хорошо сидим на высохшем стволе поваленного дерева, укрывшись одним плащом и глядя на звезды. Мы и спорили, и молчали, но все время понимали друг друга. Странное дело, она же — наатцхешта, та, что знает все в этом мире, ведь сам мир рассказывает ей все. И я, которая не знает почти ничего. А то, что знает, умудряется забывать.
-Все знать невозможно: обязательно найдется кто-то, с кем ты незнаком, или дом, в котором ты еще не был, — словно в ответ на мои мысли тихо произнесла наатцхешта. — Даже мир не знает, что ждет его завтра. Люди, эльфы, гномы, кхири, да мало ли кто — каждый поступает по-своему, и знать желания и мысли каждого невозможно. Даже мир не все знает. Да и неинтересно это: как жить, если заранее знаешь, где найдешь счастье, а где упадешь? Зачем тогда вообще пускаться в путь?
— Мой путь далек и беспределен,
Мой сон недолог и тревожен,
Но я готов опять пуститься в путь,
Не беспокоясь о пути ничуть!
Когда тоска накроет как волна,
Когда слезами, горестью душа полна,
Я в путь отправлюсь неизвестный,
Пусть даже в край небесный
Или в подземные хоромы,
Не прихватив и пук соломы,
Чтобы смягчить паденья миг...
Все неизвестное — лишь счастья лик...
Вот уж не думала, что эта старая баллада запомнилась мне.
-Хм, очень верно. Ты даже не представляешь, насколько верно, — выдохнула наатцхешта.
И почему мне кажется, ей столько лет, сколько всем моим спутникам вместе взятым? Ну, за исключением Эфиана, быть может.
-Эх, засиделись мы что-то. Пора бы и честь знать. Тем более обеим нам дорога дальняя предстоит, — внезапно поднялась наатцхешта, встряхиваясь, точно кошка.
-Может, погреешься у костра? Отдохнешь? Сама ведь сказала, что дальняя дорога ожидает.
-Было бы неплохо, да только там у тебя эльф обретается. Тоже мне — острый эльфийский слух, да рядом пушки палить будут, а они и не проснутся, — сердито буркнула наатцхешта, кутаясь в плащ, будто только сейчас почувствовав холод.
-А ты... неравнодушна к эльфам, — вывод напрашивался сам собой.
-Я? Ну, скажешь еще. Да я... — стала возмущаться наатцхешта, но потом резко оборвала себя. — Стоп. Как ты сказала? Неравнодушна? Мда, так и есть, ты всего лишь констатировала факт, а уж каждый додумывает в меру своей распущенности.
Если кто что и понял, то точно не я. Нет, общий смысл уловила, но некоторые слова мне совсем незнакомы.
-Спросить можно? — робко вопрошаю, не ожидая, впрочем, ответа.
-Давай, — а голос у наатцхешты уже спокойный, ровный.
-Почему такие чувства к эльфам? — спросила и аж голову втянула от страха: и кто меня за язык тянет такое спрашивать?
-Кхе... Самое странное, ничего личного. Никто из их рода меня не предал, не пытался убить или еще что. Просто... Слишком много высокомерия в них, презрения к тем, кто не такой, как они. А уж об их всезнайстве и говорить не стоит. И ладно бы знали, нет, они думают, что знают, а на самом деле знание нередко прячется от них, — честно ответила наатцехшта.
