Ах, здравствуйте! Часа не прошло, стряпчий снизошел к посетителю. Дешевый гражданский сюртучок, волосы растрепаны. Стриженый, хотя больше похож на дворянина по рождению, чем по выслуге. Кольца Королевской школы на руке нет. Ничего это не значит: Вы свое тоже не носите.
Вы не заметили, была ли дверь заперта. Задумались. Когда стряпчий зашел — не слышали, щелкнул ли замок. Может быть, не поздно загадать на что-нибудь другое?
— Якуни Карадар, участковый стряпчий. Чем могу быть полезен?
— Председатель Приморского отделения Мэйанского Союза Трудящихся. Благородный Таррига Винначи. Я намерен прояснить некоторые вопросы относительно рабочих Механических Мастерских, задержанных после событий на Кисейной.
— Извольте.
Весьма похвально с вашей стороны, благородный Таррига. Что ж, проясняйте. Ибо слова Ваши можно толковать двояко. Выяснять нечто для себя. Или облегчить работу страже — поведать следствию важные для них сведения.
— Благодарю. В таком случае, первый мой вопрос: какие обвинения предъявляются этим лицам? Если же обвинения еще не предъявлены, мне хотелось бы знать, как скоро это произойдет, и когда с ними сможет ознакомиться наш стряпчий.
— Вы о которых лицах ведете речь?
Спрошено нарочито ровным голосом. Будто у господина стряпчего слишком много подобных дел и трудно сходу сообразить, о котором толкуете Вы. Отвыкайте считать себя чем-то исключительным?
Или — назовите, кто именно находился на Кисейной по Вашему приказу?
— О Мэйанских Трудящихся. Работниках Механических Мастерских, задержанных вами на Кисейной в ночь на двадцатое число месяца Целительницы сего года. Большая часть из которых пострадала при взрыве. Здесь в участке им хотя бы оказывают лекарскую помощь?
— Конечно, врач у нас есть. Вопрос об обвинении решится послезавтра. По закону положено: три дня.
— Позволю себе напомнить, что задержание производилось ночью. Трое суток истекают завтра.
— Послезавтра — утром.
— Что будет с теми, кто находится в Четвертой лечебнице, в случае, если будет принято решение об их взятии под стражу?
— Да то же, что и сейчас. Долечиваться будут, под надзором. Если, конечно, не поступит запроса из Охранного отделения. Следствие ведется совместно.
— А с другими?
— Вы имеете в виду механика Райлера, также находящегося здесь?
Почему — Райлера? Ах, да. Дело о взрыве ведут Стража и ОО. Гибель райлеровой подруги, надо думать, расследует только Стража. Им этот задержанный ближе, о нем им и от Вас хотелось бы что-нибудь услышать?
— Вот именно. Талури Райлер, как я знаю, был задержан гораздо ранее. В чем он обвиняется?
Когда этот Талури появился в Ларбаре, Вам думалось: Вы могли бы наладить с ним взаимно полезное общение. Возможно, даже перетянуть его на свою сторону. Сходная забота — у него жена-дурманщица, а Ваш давний друг, госпожа Маррбери, тоже страдает от пагубного пристрастия... Но Талури всё это резко оборвал. Молвил: "В гробу я видал все эти рабочие движения. Просто Дабураи — мой Друг". Выделил он это голосом так, словно бы у богатеньких грамотеев вроде Вас друзей и не бывает. И добавил, что если бы Дабураи возглавлял в Ларбаре какую-нибудь Орду Приморских Людоедов, то и в нее он, Райлер, пошел бы.
И что ж Вам, Таррига, не дружилось с людьми Вашего круга? Образованное дворянство, милые благородные барышни — чем Вам не угодили? Нет ведь, непременно механиков подавай! Озлобленных, лживых, запуганных...
— Что до мастера Райлера, то его дела я могу обсуждать только с его стряпчим и в присутствии его самого. То же относится и к сути обвинений по делу на Кисейной. Предъявлены или нет — сообщить могу, а какие именно — только стряпчему, родне и гильдии. Вы же, если я верно понял, представляете не гильдию, а общественное движение?
— Верно.
— Ваших-то там сколько пострадало?
Сочувственная мина. Вы были правы.
— Вы имеете в виду членов Союза?
— Да.
— Как таковых — ни одного. Союз считает своей обязанностью хлопотать обо всех трудящихся, вне зависимости от их участия в каких-либо движениях. Что до нас... Из всех пострадавших ближе всего к нам был Мардарри Даггад. Видите ли, прежде он... Скажем так: общество, в коем он проводил досуг, оставляло желать много лучшего. Равно как и способы провождения оного досуга.
Стряпчий прячет в усы улыбку. Нашел, чему радоваться.
— Да уж, знаю. Сиживал он у нас.
— Мы в самом деле старались помочь ему. И в последнее время Мардарри явно переменился. Меньше пьяных выходок, реже прогулы. И вот, как раз теперь — такое несчастье с ним.
— А как, по Вашим сведениям: члены Семибожного Рабочего Братства среди пострадавших есть?
Разбирают это предположение. МСТ и СРБ наконец-то "сцепились", всё очевидно. Дело для ОО, а не для Стражи: подрывные сообщества. Но как же господам стражникам не оказать помощь смежному ведомству?
— Я не располагаю их списками. Деятельных участников, насколько мне известно, нет. Просто верующие в Семерых — разумеется, есть.
— А как Вы думаете, господин мой, из-за чего в "Петрушке" подрались? Ведь все механики — взрослые здравые люди, пьяны в тот вечер не были. Повздорили с матросами — так могли бы уйти или их выпроводить. Почему не удалось мирно договориться?
Куда уж взрослее и здоровее. Под Вашим-то мудрым водительством... Ну, что же — глава Союза не посрамит своих подопечных. Болван из болванов, но с чувствительным сердцем:
— Пожалуй, я бы мог предложить одно объяснение. Как поступает мэйанский рабочий, когда у него на глазах обижают существо слабое и беззащитное? Удаляется? О, нет. Приходит на помощь несчастному. Среди матросов, кажется, был некий подросток. Уже покалеченный. Доводилось ли Вам слышать, что на кораблях бывают такие существа, служащие предметом насмешек и жестоких шуток? Заметьте: подобного никогда не встречается в рабочей среде. Здесь и девушек, и пожилых, и хворых, да просто младших, принято защищать. Так что если матросы по своему обыкновению взялись издеваться над мальчиком, я допускаю, что кто-то из наших мог за него вступиться.
— А моряки не стерпели, что кто-то посторонний посягает на их обычаи? Понятно. Доброхотство. Одного лишь не возьму в толк: если взрывчатку кинули тоже с желанием добра, то — кому? И — какого?
* * *
56.
Двадцать второе число месяца Целительницы, полдень.
Восточный берег, Старая Гавань. Рабочая комната Сыскного отдела в Старо-гаванском участке королевской стражи.
Сотрудники Сыскного отдела.
Все на месте. Полный состав Сыскного. За столом с бумагами, с папиросой у подоконника, с кружкой чая на лавке для посетителей — всюду люди в коронной черной одежде. Это значит: дело сдвинулось. В самом скором времени сотнику понадобятся все наличные силы.
Ночью умер механик Мардарри. Утром товарищ его, Райгирри Ламби, поманил к себе одного из городовых, сторожащих в Четвертой больнице. Шепнул: "Передайте своему главному — я всё расскажу, только заберите меня в участок. Мардарри — не сам, его прикончили". Сейчас мастерша Динни поехала забирать недужного. Скоро будет.
У каждого из сыщиков на сегодня было много разных задач. Еще со вчерашнего, с позавчерашнего дня. Сотник распорядился: никому пока по городу не расходиться. На случай, если на основе показаний Ламби придется срочно менять порядок действий.
Возможно, от механика ничего не дождешься, кроме очередного вранья. "Сыщицкому чутью" сотник Мэнгри не слишком доверяется. Однако людей придержал.
Десятник Дунга вслух читает одну из бумаг.
— Дакко: СРБ — восемь десятых, МСТ — прочерк. Комбу: СРБ семь десятых, МСТ — прочерк.
— Это что такое?
— Научные выкладки наших друзей из Охранного. Сводка данных по Механическим Мастерским: кто к которому союзу принадлежит и с какой вероятностью. Ага, Гайнатта: СРБ — шесть десятых, МСТ — две десятых.
— Сложная личность.
— Мятущаяся душа. Нагурро — уверенный семибожник, девять из десяти. Девица Лунго — слабенько. Четыре десятых в пользу СРБ.
— А Даггад покойный?
— Его-то уж чего считать...
— Всё равно любопытно.
— Не потому, что умер. Его вчера сам глава Союза в числе своих назвал. Впрочем, мог благородный Винначи и напрасно обольщаться...
— Нет, вроде. МСТ, девять из десяти. Как и Ламби. О! Талури Райлер. Десяточка в СРБ и еще шестерка в МСТ!
— Неравновесие, однако...
— Варрута какой-то хилый у них вышел. Пять десятых в МСТ.
— А кто еще особо верный числится — за теми и за другими?
— Главное: девушки!
— Угу. Пухленькие и русые. Тут тебе приметы не указаны.
— Плохо.
— Ладно, сам читай.
— Тут еще заключение от взрывников. Похоже, в задней комнате в "Петрушке" подпольный цех работал-таки. Ваяли идолов. "Множественные следы гипса" на полу. И в тазике. То-то коротышка со статуей убегал.
— Лекаря показывают: матросу ли-Сэнти тем вечером перекладывали гипс на руке. И делалось это не на корабле. Значит, в городе.
— Видимо, в "Петрушке". То есть не цех, а лечебница тайная.
— Старую повязку сняли. Она твердая, сразу не рассыпалась. И отдали ее в уплату услуг переводчику? Если тот мохноног вызван был переводить с древленского.
— А зачем ему повязка-то?
— Святыня! Живого пророка на мощи не растащишь, так хоть гипс с праведной руки...
— Уж тогда хоть бы маску, что ли, с лица отлили...
— Быть может, он в разных гаванях оставляет разные свои части. Кто соберет целого древленя, обретет великие чудеса.
— Но зачем тогда было закатывать руку в гипс опять?
— Например, чтобы на корабле предъявить. А то прицепятся ко внезапному исцелению... Или у него рука правда сломана?
— Или в той повязке, заморской, что-то было внутри. Или в эту новую что-то спрятали. Может быть, это уже такой постоянный способ провоза контрабанды.
— Что-то небольшое по объему. Дурман? Наш любимый амитин?
— А если чародейство? Гипс — он чары хорошо пропускает?
— Лучше, чем свинец. Раз в сорок.
— А если свинцовую накладку сверху бинтами замотать и гипсом замазать? Всяко лучше, чем мимо таможни ходить в доспехах, как пират Золотая Борода.
— Но это какая же нужна силища! Хотя, если рука на перевязи...
— Наши врачи что говорят: перелом-то там есть?
— Вот-вот, от непосильной нагрузки... Нет, они не проверяли.
— А если на лучевой бочке просветить? И заодно будет понятно, сколько на самом деле этому древленю лет. По состоянию костей.
— Тогда это в Первой лечебнице. На Водорослянке бочек нет.
— Тем более, лекарь как раз оттуда.
— А какая разница, сколько лет?
Десятник Марручи объясняет:
— Тут вот какое соображение. Может, и бредовое, но все-таки... Имеется в Гайанди, или еще где-то на западе, или вовсе за границей самая главная лавочка СРБ. Или МСТ. Или какого-нибудь Всемирного Союза Рабочих. Дошло до них, что в Ларбаре Семибожные Братья и Мэйанские Трудящиеся в крепких неладах меж собою. И прислали они своего миротворца утрясать это дело. Я тут справился у знающих граждан, что такое эта "Книга Джаррату". Так вот: ее применяли древленские общинные судьи. И по божественным, и по уголовным делам. В ней не только про Мать-Море, а еще и подробно про упадок мироздания в Последнем Веке. Двенадцать дюжин больших и малых преступлений, и как с ними бороться.
— Коллега наш, получается? Служитель правосудия? А с виду ни по чем не догадаешься.
— И что, он разобрал грехи МСТ и СРБ, и приговорил их к казни путем подрыва бомбы?
— Или божий суд им такой устроил, чтоб выяснить, кто прав?
— Выходит, СРБ выиграло. Раз Даггад помер.
— Помер! Ламби вот уверен, что ему помогли.
— Ну, его мы еще послушаем. Лекари дали какое-нибудь заключение относительно смерти Даггада?
— Предварительное пока. Ничего нового на самом деле. Последствия ранений, массивная кровопотеря, шок, организм не справился. Почечная, сердечная и дыхательная недостаточность.
— То бишь, никто его не душил и не резал уже в палате?
— Нет. Остается правда еще отравление. Но тут нужно исследование. Его мастерша Динни тоже заберет.
— Кстати, насчет заключений. Ну-ка, еще раз — что там от взрывников?
— Про гипс?
— Да нет, взрывчатое вещество.
— Так. Основа — дафаран, используется при горных подрывных работах. У нас его почти нет, но на юге этакой дряни сейчас много производят. Взрыв произошел при непосредственном контакте с пламенем. Ага! Иными словами, не бомба и не шашка. Просто наши умельцы подкинули это в жаровню.
* * *
57.
Двадцать второе число месяца Целительницы, два часа пополудни.
Восточный берег, Старая Гавань. Камера в Старо-гаванском участке королевской стражи.
Мэнгри Барданг, начальник Сыскного отдела.
Райгирри Ламби, рабочий Механических Мастерских, один из пострадавших при взрыве на Кисейной набережной.
— Нянька будет.
Раненого разместили в самом маленьком закутке, всего на двоих. Девицу Магго ради такого случая перевели в большую женскую камеру. Рядом — точнее, над ним, на верхних нарах — поселят Пестрого подвижника. Если Райгирри начнет помирать, Райлер хотя бы поднимет тревогу. Не сумеет не поднять — таковы его Пестрые дары. Что до попыток целительской самодеятельности, то на это у Райлера нету надобных средств. Разве что молитва, но для молитвы стены не помеха, тут он или еще где-то — разницы нет. А так хотя бы горшок подаст, напоит.
В окошко бьет весеннее солнце. Как ни странно, с улицы слышен шум. Комната угловая, одной стеной выходит на большую проезжую улицу — Канатную.
— Не верю, не сам. Мне лекаря говорили, Дарри уже на поправку пошел. Вчера дверь в коридор отворилась, а там — Тачи стоял. Я точно видел. Еще решил, что за мной.
— Кто такой Тачи?
— Не знаете. Тачи — это Тачи, по-другому не скажешь. Из Мастерских он, наш. Вернее, наверное, мы все — его. Да не только мы. У него знакомые везде. И в порту, и среди путейских, и в лечебнице тоже. Как его иначе к Дарри-то провели? Тачи — главный. Политехник этот — он так, для виду. А в Союзе — тут как Тачи захочет, так и будет. И не только потому, что его все послушают. Он и сам может. Почти все.
Я утром про Дарри узнал. Сразу понял — Тачи, некому больше. Не случайно, значит, он приходил. А то, что я скажу... Мы ведь думали, он нам доверяет. А коли уж так все повернулось. Дарри ведь ничего еще не говорил вам? Да он и не мог пока. А раз Тачи его... выходит, что сам нас и предал. Разменял. И тогда я лучше все расскажу, а вы за остальными присмотрите, если еще не поздно. Потому что он и их может тоже...
Тачи со мной и с Дарри сговаривался... когда? Если это важно, я потом вспомню, наверное, не сейчас. Но еще до праздников — точно. Говорил, дело одно, очень важное. Для всех нас. И что, мол, хватит уже дурку на площади валять, не для того мы нужны. Кто бы не обрадовался? Предупредил, чтобы сразу после Преполовения готовы были. А что — мы всегда.
