Мы как умирающие от жажды жадно терзали друг друга. Пытаясь вдоволь напиться из вечного источника жизни. Полностью насытившись, обессиленные мы лежали рядом, ошеломлённо, смотрели в глаза друг друга, пытаясь понять случившееся.
Первой нарушила молчание Зина:
— И зачем я ушла от тебя? Правду говорят! Волос у бабы длинный, а ум короткий! Народная мудрость!
— Ну, волос у тебя не длинный! Значит пословица не в цвет!
Улыбнувшись, ответил я.
Зина довольно рассмеялась и убежала в ванную. Дождавшись своей очереди, нырнул туда и я. Одевшись, я посидел ещё немного и ушёл. Видеть Виталика мне почему-то не хотелось.
Больше ни в разговорах, ни в делах, к этим событиям мы не возвращались. Если говорить честно этому я был рад. Это был просто порыв, без чувств и желания.
Говорят, как встретишь Новый год, так и проживёшь весь год.
Встретил я его хорошо, а вот в отношении прожить ..., пословица ошиблась.
В общем даже не могу оценить хорошо или плохо или не очень. Досталось всего.
На 23 февраля пришёл приказ, нас почему-то считали военными и в этот праздник дарили подарки, как и всем служивым.
Павлу Васильевичу и Борису Валерьевичу присвоили звания генерал-майоров. Они стали замами нашего начальника, появились новое штатное расписание нашего управления.
Товарища генерал-майора, увы, понизили в звании, он стал генерал-лейтенантом. И был переведен в Москву в главную контору, начальником одного из управлений.
Я никак не могу понять. Кто придумал эту лесенку званий? Генерал-майор, генерал-лейтенант, генерал-полковник и так далее. Первое и последнее мне понятно, но почему генерал-лейтенант, а не генерал-подполковник? Думаю это кто-то, хотел запутать служивый народ.
Праздник не оставил без подарка и меня. Наконец, мне присвоили звание майора! Хоть и староватый майор, но всё-таки это вам не ..., на ровном месте.
О своём не понимании порядка генеральских званий, рассказал товарищу генерал-лейтенанту, когда собравшись вчетвером, отмечали наши новые звания. А он послал меня по известному адресу!
— У меня горе, а ты о всякой ..., бери моё звание и езжай к моей "стерве" жене!
С горечью произнёс он после своего посыла меня по тому адресу. Я на него не обиделся, знал какое это для него горе. Ему хорошо было жить с мамой, возврат к семейной жизни был для него очень болезнен.
— Да, майора может обидеть любой генерал!
Так выразил я свою обиду и выпил рюмку в не очереди. Яко бы с обиды, но этот номер не прошёл. Следующую рюмку мне просто не налили. Борис Валерьевич с начала нашего отмечания назначил себя тамадою, сгрёб бутылки себе под руку и был настороже. Он бдительно следил за очерёдностью опорожнения рюмок, моя обида не прошла. Вот зловредные генералы!
Через три дня мы провожали нашего грустного товарища. Фирменный поезд ?1 увозил его к родной жене и столичной жизни. Он ехал в город пока ещё столицу нашей большой тоже, пока страны, а мы оставались здесь в будущей столице другого уже независимого государства ...
Перед 8 Марта дня за три до этого светлого праздника, когда все бегали и суетились в поиске подарков для женщин, получил свой подарок и я. И это не смотря на то, что женщиной я не был, но мне повезло! Я получил приказ и забегал от счастья. Благо время до времени назначенного в приказе было.
15 марта с подмосковного аэродрома улетал "ИЛ-76" на его борту было зарезервировано мне место. Конечный пункт полёта этого борта был не близко и назывался он аэродром у посёлка Кушка.
Это и был преподнесенный мне подарок. Я получил командировку "за речку" в братский Афганистан!
Горячо поздравил всех имеющихся женщин и сообщил всем радостную весть. Мол, еду на Всероссийские курсы повышения квалификации холодильщиков! Срок учёбы на ней полгода. А после этого обучения мне дадут самую хлебную должность. Целых два, да нет, целых три центральных "Гастронома" нашего города!
Все от чистого сердца были рады за меня. Я их радость почему-то не разделял и был очень грустным.
Героическая романтика войны уже прошла, побед в ней у нас не было. Наступили грязные кровавые будни. Писать об этом было нельзя, затянувшаяся война поменяла все ценности. Все, кто имел могучих родственников, знакомых, друзей, сразу уклонялся от командировки в эту страну, включив все связи и возможности. Или прибыв на место, покрутившись два-три дня, включив все связи и возможности, убывал в местную командировку в посёлок Кушка. Там было тихо. В спину не стреляли, опасных рейдов не было, а числился человек, как теперь принято говорить в "горячей точке". Это и давало всё. Внеочередное звание, "боевые", а если напрячься то и медальку. И самое главное срок службы начислялся так же, как и для тех, кто ходил под пулями, один день шёл за ...
А если покровители были очень высокими, сильными, то командировать могли и в родные места. Тем, у которых не было таких связей или была совесть, позволяли исполнять свой интернациональный долг. Пополняя ряды погибших, раненых, искалеченных на этой войне.
Не хочу обливать грязью всех подряд, люди всегда были разными хорошими и плохими. Поэтому были и добровольцы те, кто сам лез в эту мясорубку, но их считали не совсем нормальными те, кто косил и отвиливал.
Сам себя я относил к совестливым людям. У меня были влиятельные друзья, очень не малое место они занимали в нашей системе. Но просить их отмазать меня? Язык мой не поворачивался. Ещё у меня была неустроенная жизнь, у меня не было семьи, жены и детей нуждавшихся во мне. Я был одинок, и в случае моей гибели плакать обо мне было некому. Это тоже было одной из причин моей совестливости.
Отцу перед отъездом отнёс 1500 рублей. Мог бы дать и больше, но он участник войны получал рабочую пенсию 132 рубля. Военной пенсии не получил, по причине изложенной вначале моего рассказа о своей семье. Из своей пенсии он постоянно помогал вышедшей замуж сестре. Она, кроме этой его самостоятельной помощи особо не стесняясь, часто сама одалживала, у него деньги, забывая отдавать. Я ругался с ней, но она меня и мои высказывания игнорировала. Поэтому не сомневался, что ноги приделает и тем деньгам, что я оставил отцу. Вот по этим соображениям и оставил ему эту сумму, простился с ним и убыл в командировку.
В самолёте кроме нас пассажиров, семидесяти человек командировочных с разных ведомств МВД, нашей конторы и Бог знает, откуда ещё, был и груз. Десятки тюков, ящиков, бочек и ещё чего-то. Груз размещался впереди и в середине, для пассажиров были предназначены откидные лавки вдоль бортов, они были добротными и крепкими сделанными из металла, дюрали. Если знаете, что, это такое? То поймёте мои утверждения, что они были очень удобные и очень "мягкие". Мой зад это уяснил к концу полёта прочно, хотя я помогал ему усердно, подкладывая под него всё, что мог взять. Не помогало. Поэтому на Кушке я не вышел, а выполз из чрева самолёта, спасибо опустили аппарель.
Кушка меня поразила. Она выросла раз в десять, по сравнению с той, что я запомнил после первой командировки. Щитовые домики, сборно-щитовые здания казарм, госпиталя, административные, сборные металлические ангары складов тесными рядами стояли рядом с аэродромом. Мазанки старого посёлка терялись среди них. Везде было людно, толпы людей сновали среди этих строений. Думаю, что если собрать всех и отправить за речку, то ограниченный контингент утроился бы точно.
Как узнал позже, изменилась и жизнь, и нравы на этом последнем клочке нашей земли. Медсёстры, связистки и другие вольнонаёмные и служащие женского пола были нарасхват, невзирая на возраст и внешние данные. Все жили, как теперь говорят гражданским браком. Тогда это было не приличным новшеством, но у всех возникала пылкая любовь с первого взгляда, а это снимало все ограничения и преграды. Правда эта пылкая любовь и совместная жизнь заканчивались вместе с окончанием срока командировки, но это уже были гримасы жизни и о прошедшей любви и совместной жизни никто не печалился. Женщины здесь собрались разные были влюбчивые простушки, но таких осталось очень немного, жизнь закалила и превратила многих в опытных женщин. Они уже битые жизнью именно на такой случай в своих стойлах держали запасных жеребцов. Постоянно даря им надежду, давали подержать себя за руку или за ногу, лишь бы не сбежали в другую конюшню. Но это особо и не требовалось, мужиков было в разы больше женщин, поэтому все представительницы нежного пола были заняты. Если кто освобождался, то претендентов стать их спутниками на время командировки, хватало. Все находившиеся там женщины трезво оценивали имеющиеся отношения и искали других, более прочных отношений. У них особым спросом пользовались солдаты, сержанты, прапорщики, молодые лейтенанты, по не особо страшному ранению или отбывшие срок службы и убывающие домой. Такие парни были более востребованные, ведь они могли и женится. Счастья ведь хочется всем! Наверно были и светлые души. Они есть всегда и везде, так уж устроен наш народ, но я их не искал в том мирке, мне они были не нужны. Я собирался уходить за "речку", точнее улетать в компании таких же "счастливчиков" для некоторых из них эта речка носила название Стикс. Имя реки из греческой мифологии, реки разделявшей мир живых и мир мёртвых. Только отдавая дань времени и прогрессу, их не перевозил в своей лодке старик Харон, а уносили "вертушки" или увозила колёсно-гусеничная техника. Туда за "реку" везли живых здоровых, сильных, целых парней, а назад некоторых везли грузом "200" или "300" искалеченных в разной степени. Об этом думать не хотелось. Я и не думал. У меня были другие предотъездные заботы.
Вечерами посёлок гудел. Отмечали всё подряд! Дни рождений, встречи, расставания, заход солнца, годился любой повод. Утром, приняв 100-150 грамм лекарства понятно, того от которого и заболели народ расходился по своим рабочим местам, для маскировки обильно полившись разными сортами одеколона. Запах цветочного, тройного и других сортов устойчиво витал над всем. Начальство, как и положено, закрывало на всё это глаза. Они занимались своими делами и им разные комиссии с проверками были не нужны.
Как положено любому мегаполису, бывший посёлок имел рынок. Он был как айсберг, сверху маленький легальный рынок, а под водой огромный подпольный. Купить там можно было всё. Водка, оружие, снаряжение любых видов, любых марок, наше и импортное. Документов и разрешений у покупателей не спрашивали, не требовали. Есть деньги? Плати и получай всё!
Заплатив, я приобрёл нужные мне вещи, кроссовки, две пары шерстяных носок из козьей шерсти и свитер. Не забыл и о защите тела, и о снаряжении, приобрёл американский бронежилет тонкий и легкий не уступающий по характеристикам нашим тяжёлым пехотным и разгрузочный жилет тоже американский. Понятно, что из этого было куплено в открытой торговле? А что из запасов хранимых отдельно. Но самым большим и дорогим моим приобретением были трое верных товарищей! Майор и капитан пограничники и старший инспектор таможенник. Это они и их подчинённые проверяли отъезжающих на Родину людей, которым повезло вернуться самостоятельно, своими ногами. А я был фаталистом, надеялся не только вернуться своим ходом, но и вернуться не с пустыми руками. А если не повезёт? То и вопросов ко мне ни у кого не будет! И вот на пятый день, после прилёта на край нашей Родины, рано утром я вышёл из "вертушки" в родном и знакомом базовом лагере.
Почему рано утром? Ответ прост. Потому, что с утра "духи" занимаются своим хозяйством и на войну не отвлекаются. За эти годы их порядки и нравы немного выучили, а они наши нет. Причина этого у "духов" была уважительной, мы были таинственны, не предсказуемы и не понятны. И всё это из-за наших с детства воспитанных чувств, жизненной простоты и обычной расхлябанности. Мы сами не знаем, что сделаем через пять минут, как поступим, что будем делать. Какая тут система? Это всё вместе у наших врагов и зовётся загадочная русская душа. Именно по этой причине всем воевать с нами очень трудно ...
Но это лирика, а пока я стоял и осматривал лагерь, он тоже, как и посёлок изменился, стал более обжитым. Появилась баня. Палатки исчезли. Их сменили щитовые казармы и домики, о здании столовой и штаба вообще молчу. Они поражали своей фундаментальностью, думаю, их собрали первыми.
В дальнем углу лагеря располагался комфортный туалет, который посетил сразу, едва ступил на землю. Только посетив его, продолжил осмотр. На небольшой выложенной дорожными плитами площадке стояли четыре вертолёта, на одном мы прилетели, уже знал, что они приписанные к нашей базе. Эти птички доставляли группы к месту высадки и осуществляли их эвакуацию. Если было кого вывозить. Лагерь делили три силовых ведомства нашей страны.
Армейская разведка, сводный отряд МВД и мы, перечислил их в такой очерёдности исходя из количества личного состава. Нас посланцев передового отряда партии было всего человек семьдесят. Это с командованием, радистами, кладовщиками и "глазами с ушами".
Все три организации имели всё отдельное и жили обособленно, но сделано это было своеобразно. Штабное здание было разделено на три части глухими перегородками, каждая часть здания имела свой отдельный вход. У каждого ведомства была своя охрана, свой узел связи, свои отчёты и свои задачи, а так же свои "глаза и уши". Общих для всех зданий было только три. Баня, столовая и туалет. Кроме последнего здания, остальные мы посещали отдельно друг от друга. Это всё напоминает три пальца. Один ковыряется в носу. Второй в ухе. А третий ковыряется в ..., ну там где осталось. Надеюсь понятно, где ковырялись мы? Ведь мы главный палец!
Свои оперативные и агентурные данные все оберегали бдительно, как от врагов, так и от соседей. Несмотря на такую общую разобщённость, было и кое-что общее присущее всем. Перегаром тянуло от всех. Даже сладковатый запах травки можно было унюхать. При желании, но этого вот желания и не было, ни у кого из разобщённых начальников. Меньше знаешь, крепче спишь! Это было общим.
Сразу замечу. В нашем отряде всё это было тоже, но в минимальных дозах. Выпить могли, только вернувшись с задания, поминая погибших и за выздоровление раненых. И это у нас было не от высокой идейности или страха перед "ушами и глазами" по численности, которых мы не уступали даже армейцам. Причина была очень проста. В этот раз средний возраст в нашем подразделении был выше, чем у всех остальных подразделений, поэтому желающих покуражится перед другими, показать свою удаль и бесстрашие среди нас не было. Было только одно желание, не стать героями посмертно и по возможности вернуться домой целыми, живыми хотели все. Оказалось, что даже такие свободные люди как я об этом думали не меньше остальных. Это не значит, что мы прятались за спины других или уклонялись от выполнения боевых заданий. Если обстоятельства складывались не в нашу пользу, мы тоже дрались до последнего и честно умирали, но делали это без бравады. В таких случаях просто говорили:
"Этим парням не повезло ..."
Отряд наш состоял из трёх групп.
Первой группой командовал подполковник. Был он лет на пять младше меня, имел звезду Героя Советского Союза и отбывал второй срок продлённой по его рапорту командировки. В его группе было четырнадцать бойцов-офицеров, майор, пять капитанов, остальные старшие лейтенанты. Трое, как и он, продлили командировки. Причин никто не спрашивал, это было не принято. Этот подполковник был и заместителем командира нашего отряда.
