Сияние жизни

Каору ударил кулаком по ладони и закатил глаза.

— Ты слишком хорошо понимал ее, и она стала неотъемлемой частью тебя... Черт побери, ее, мою дочь, теперь невозможно убить!

"Невозможно..." Перед глазами Синдзи с грохотом раскрылась картинка: Рей на его руках, кровь на куртке, дырочка от пули, наверняка пронзившей ее грудь... "Как же я мог забыть? Как?"

— Но ты и это одолел... Предал ее, поддался сомнениям, пошел по кривой дорожке... Да, ты с легкостью расстрелял дружка, вообразившего, что может быть рай в пустыне, ты почти смирился с машиной, стал холоден, начал проникаться ею... Еще немного, и, приняв новую Аянами, ты бы отдалился от нее...

"Сны... Решимость и спокойствие в ЕВЕ..."

Каору поводил языком по губам и усмехнулся:

— Ты подхватил, походя, еще один протез. Эту рыжую. Что-то она значит для тебя.

Синдзи вспомнил бой, вспомнил, как его, объединенного с машиной, резал на части каждый всхлип Сорью.

— С другой стороны, — сказал Каору безмятежно. — Именно она, я так понимаю, подтолкнула тебя к машине. Но все же она угроза твоему одиночеству. Знаешь, так бывает. И подталкивает, и оттаскивает... Она поддерживала в тебе жизнь, пока ты маялся дурью из-за Аянами, и ты хочешь быть с ней. Хочешь объездить ее? Вряд ли это главное. Скорее... Она твоя жажда жизни. Да-да, жажда жизни! Покой и жажда — какие надежные костыли! Иронично: спасая ее, ты едва не сжег истинного себя — свой "Тип". Подставил под пилу голову, пытаясь вытащить из огня протез.

Каору замолчал и покусал губы, глядя на него. Сердце Синдзи едва не ломало изнутри грудную клетку, и он опустил голову: вся его жизнь плясала под дудку безумца — прошлое, настоящее и даже будущее, абсурдное, вечное будущее.

— Избавься от костылей, Синдзи-кун, до того, как придешь к плоти бога.

Икари поднял глаза: Каору стоял на краю площадки, готовясь спрыгнуть с искореженной статуи.

— Погоди. Как ты создал Рей?

Каору хихикнул:

— Родил. Дал ей часть от своего тела и семя твоего разума.

Синдзи почувствовал, как внутри вскипает отголосок ярости последнего боя. Красные глаза юродивого вдруг приблизились, и в них на мгновение полыхнул страх. Перед Синдзи словно запылало облако из алых точек, и оно сгустилось, готовое ринуться к Нагисе.

— Нет!

Видение рассеялось. Нагиса тяжело дышал, подергивал плечом, но и это наваждение тоже быстро сгинуло, и беловолосый с улыбкой обронил:

— Не сейчас... Божонок...

Повисло молчание. Синдзи пытался понять, что произошло, и перебрал свои ощущения: ярость, желание прекратить издевательство, желание остановить этого сумасшедшего, желание убить его, убить... Желание почему-то воображалось именно красными точками, огоньками, способными ворваться в чужой разум. "Так уже было?.."

— Да... Божонок... Ты что-то спросил? — спокойно спросил Каору, вытряхивая Синдзи из раздумий.

— Как ты создал ее?

— Я дал ей немного той плоти, до которой тебе нужно дойти. Вырастил ее, опираясь на твое видение этого человека. Вылепил. Она — почти чистая жизнь, замутненная лишь твоими желаниями. Аж самому жаль...

Нагиса слабо улыбнулся и кивнул на прощание, выметая взмахом своей седой копны все вопросы из головы Икари:

— Просыпайся, Синдзи-кун, и готовься стать богом. Уже скоро.

— Что скоро? ЧТО?

Каору прыгнул, Синдзи вскочил, кинулся за ним, но мир вокруг стремительно холодел, подергиваясь морозной дымкой, сковывающей туман. По льдистой паволоке пошли трещины, и звонкое пение раскола взломало видение.

Ослепительный свет впился в глаза больнее, чем синхронизирующие иглы, и Синдзи сжал веки, слыша только грохот сердца, еще живущего чудовищно правдоподобным видением. Он выдохнул невольно задержанную порцию воздуха и предпринял вторую попытку разглядеть мир.

— О, Икари, очнулся?

"Голос доктора Канаме. Я в больнице".

— Доктор?

Голос вышел хриплым и сухим, он закашлялся и открыл, наконец, глаза. Над ним склонился улыбающийся толстяк, и хлынул свет фонарика, вновь ослепляя. Синдзи застонал, и вдруг замер: теплые тонкие пальцы легли на его руку, шершавая ладонь огладила кожу и исчезла, оставив призрак уюта. Синдзи вздрогнул.

"Протез протеза".

— Что... Кх-ха...

К пересохшим губам приникла трубка, и он с наслаждением втянул в себя теплой воды, насыщенной чем-то лекарственным. Синдзи кашлял, пока доктор вновь разодрал ему веки и проверял зрачки слепящим бликом.

— Что... С Сорью?..

— Она в соседней палате, — сказала Рей. — Ожоги рук, живота. Еще была вывихнута рука.

Синдзи облизнул губы, и Рей снова подала ему трубку. Пока Синдзи глотал суспензию, в локтевой сустав впилась игла, и он опустил взгляд: доктор кинул в лоток звякнувший шприц и теперь тер место укола ваткой, мыча какую-то жизнерадостную мелодию.

— Сколько меня... не было? — он поднес руку к лицу и ощупал пальцами веки. Свежие шрамы.

— Четыре дня, — сказал Канаме и всадил еще одну иглу, теперь уже в ногу. — Ты наглотался отравленного воздуха, в крови гемоглобина было меньше, чем в моем халате, и вообще, тебя как из концлагеря приволокли...

Синдзи посмотрел на девушку. Рей внимательно глядела ему в глаза, и на бледных щеках слабо, едва заметно розовел румянец. "Она мне рада..."

— Погодите... — прохрипел он, вздрогнув от очередного удара иглы. — Четыре дня? Мы стояли на месте?..

— Да, стояли, — сказал Канаме. — Один день...

— Но...

— Аянами вела твою ЕВУ, после того, как ее слегка подлатали.

Синдзи снова посмотрел на девушку и с удивлением понял, что ревнует. "Вот бы еще разобраться, кого и к кому... " Он сел в кровати, буквально ломая застывшие мышцы, а Канаме снял трубку привинченного к стене внутреннего телефона:

— Рубка? Икари очнулся.

Выслушав ответ, доктор помахал Синдзи рукой и вышел.

— Рей...

— Икари... Я...

"Протез... Лишь протез..."

Девушка убрала локон со щеки и вдруг неловко обняла его.

— Аянами...

Девушка напряглась, услышав фамилию, и Синдзи отстранился: Рей посмотрела на него, а потом вдруг встала и пошла к двери. Лист металла с лязгом ушел в сторону, и навстречу ей вошли трое: Кагитару, Акаги и сержант разведки, держащий руку на открытой кобуре. Синдзи непонимающе уставился на эту делегацию, и вдруг с изумлением обнаружил, что руки доктора скованы наручниками.

— Аянами, выйди, пожалуйста, — сказал Кагитару, видя, что девушка замерла у них на пути. Синдзи обратил внимание, что Рей смотрела только на Акаги.

— Есть, — ответила Рей и покинула палату.

— Во-первых, — садясь, сказал капитан, когда за ней закрылась дверь, — хочу прояснить ситуацию. Временно "Прорывом" командую я. Полковник Кацураги передала мне эту должность в связи со своей болезнью.

"Она все же больна... Но почему..."

Кагитару посмотрел на Синдзи, ожидая его реакцию, не дождался и продолжил:

— Доктор Акаги взята под стражу за попытку захватить командование операцией в свои руки...

— Простите, не понимаю, — прервал его Синдзи, глядя на безразличную ко всему Акаги.

Капитан поднял взгляд на женщину и спокойно сказал:

— Доктор поставила под сомнение необходимость эвакуировать пилота Сорью с поля боя.

Синдзи с интересом посмотрел на Акаги и прислушался к себе: очень хотелось услышать подробности, но какая-то его часть требовала сиюсекундной расправы, желательно жестокой и продолжительной. Он задумался, погружаясь все глубже в незнакомые мысли, словно в незнакомую реку. Не гнев, не раздражение, не ненависть, не "как она могла", не "ах она сука". В его разуме вставали образы суда, приговора и наказания, и ему надо было быть и судьей и исполнителем приговора...

— Икари.

Он поднял взгляд: Кагитару, оказывается, уже вышел, а сержант — очевидно, конвоир Акаги — подпирал стенку, с профессионально-безразличным видом изучая серый потолок. Доктор сидела на кровати и пристально смотрела ему в глаза. Синдзи сфокусировал взгляд:

— Что вы хотели, доктор?

Акаги кивнула:

— Ну, наконец. Я хотела звать Канаме. Мне нужны ответы на вопросы.

— А не много ли хотите?

Сощурившись, женщина слабо дернула уголком рта:

— Не обольщайся. "Взята под стражу" — это еще не "уволена с должности главы проекта". Так что отвечай.

Синдзи кивнул:

— Слушаю.

— Как ты убил Ангела?

"Интересно... Хотел бы я знать ответ на этот вопрос". Поле зрения послушно поплыло, приноравливаясь к восприятию, дикому даже для его опыта синхронизации, и в этом поле зрения были его руки, окруженные синим сиянием, были струи разрядов, было облако из крохотных алых точек, которое вобрало его... "Мое желание. Мой разум. Мою волю к победе".

Синдзи часто заморгал, и чем четче становилась картинка в его памяти, тем отчетливее он понимал, что произошло.

— ...Сержант, крикните доктора! — громко сказала Акаги, и Синдзи вздрогнул.

— Не надо, — он прокашлялся. — Я что, опять...

— Да. Ты словно отключился, — сказала напряженным голосом доктор, отстраняясь от него. — Что с тобой?..

— Я синхронизировался с Ангелом. Приказал ему умереть.

Брови Акаги изогнулись:

— Ты... Как?

— В тот момент я полностью был ЕВОЙ. И уничтожил врага своей волей.

Доктор потянулась в карман скованными руками и с нечитаемой дикой гримасой принялась там копаться. Сержант отлип от стены, бесцеремонно выудил из ее халата сигареты и зажигалку. Акаги кивнула, словно кукла, и прикурила, глядя в пустоту. Икари изучал это отрешенное лицо и улавливал тонкие нотки триумфа, понимания, напряженного расчета. "Надоело".

— Доктор, после подумаете.

— А?

— Кагитару сказал, что полковник больна. Что с ней?

Акаги очнулась окончательно, бросила на него странный взгляд, задумалась и встала:

— Идем.

— Куда?

— К ней.

— Я хотел бы увидеть...

— Сорью не умрет. А полковник Кацураги вполне может. В течение суток.

Синдзи сел и спустил ноги с кровати:

— Хорошо. Позовите Рей. Мне надо одеться.

Акаги вздрогнула при упоминании девушки, но все же кивнула и вышла в сопровождении сержанта. Синдзи склонился над коленями, давя пульсирующую боль, и услышал, как снова открылась дверь.

— Рей? Ты поможешь мне?

— Да.

"Глупый вопрос. Ненужный ответ".

* * *

— Ее можно разбудить?

— Да.

Синдзи смотрел на высохшее, все еще красивое лицо полковника и не мог вызвать в себе ничего, напоминающего жалость, хотя женщина, вне сомнения, умирала. Кацураги тяжело и хрипло дышала, ее правая рука покоилась под горлом, словно спящая пыталась сдержать что-то рвущееся на волю из ее груди.

— Что с ней?

— Карциносаркома легкого. Лучевого происхождения, само собой.

"Рак. Смертельно..." Синдзи не требовалось знать ни стадию, ни подробности. Все подробности синей жилкой бились на шее Мисато-сан — почему-то именно эта жилка казалась безумно важной.

— Она за последние пять лет только раз покидала Атомные земли. Когда за вами вылетела, — зачем-то сказала Акаги, и Синдзи уловил в ее голосе тоску.

— Выйдите, доктор.

К его удивлению, повторять не пришлось: сзади лязгнула дверь, и он остался наедине с человеком, с которым его связывали глупые метания, надежда на доверие да смерть любимой.

— Мисато-сан... Мисато-сан, проснитесь.

Женщина вздохнула, тяжело закашлялась и открыла глаза. Синдзи смотрел на это медленное движение век, и чувствовал, что даже это незначительное действие требует огромных усилий.

— Синдзи-кун...

Пересыпанный битым стеклом голос потерся о его слух.

— Мисато-сан, я хочу спросить...

Женщина слабо улыбнулась:

— Не хочешь. Ты ведь понимаешь все, да?

— Да.

Кацураги посмотрела в потолок и хрипло с усилием вдохнула.

— Такие дела, Синдзи-кун. Даже стреляться противно. Командир так... Кхха... Не может.

— Вы хотите умереть?

— Нет. Я не хочу умереть так.

Он кивнул: Кацураги не заслуживала такой смерти.

"— Она проиграла своей судьбе... — подумал Синдзи и тут же услышал спокойный ответ:

— Нет, она лишь не выиграла у нее.

— Значит, проиграла. Войну нельзя выиграть человеку. Он всегда что-то теряет: или жизнь или себя".

Икари вновь кивнул себе и вдруг понял, что снова что-то прослушал.

— ... десять лет. И я пахала, как проклятая, не понимая ничего. А вся моя ценность — как можно ближе подвести к твоей цели тебя. Так что моя судьба — бензобак твоей ЕВЫ... Кхха... Хотя нет, ЕВА атомная...

Мисато-сан закрыла глаза.

— Твоя... Рей.

Синдзи вздрогнул и вслушался в ее горячечный бред.

— Она даже умереть не может. Рей... Аска... Интересно, на каком километре до финиша они все же... Сдохнут...

Икари спросил:

— Мисато-сан, скажите, почему вы решили, что нужно спасти Сорью?

— Убегая от себя, мы проигрываем. Сразу, — неожиданно твердо сказала полковник. — Не убегая, проигрываем чуть позже. Ты пока не проиграл, но без Аски убежишь, не задумываясь, как и без Рей... Впрочем...

Женщина закашлялась, а перед Синдзи кривым зеркалом вставал его разговор с Нагисой: "Как иронично. Она хотела, чтобы меня кто-то держал на пути к моей цели, а мне как раз нужно избавиться от всех помощников..."

— Вы хотели, чтобы я не убежал?

— Да. Ты должен дойти.

— Куда?

Кацураги нахмурилась.

— Хорнадо дель Муэрте... Полигон Манхэттенского проекта... Это... Слыхал?

Синдзи помотал головой: ему это ни о чем не говорило. "Неужели... Она не знает настоящей цели?" Мисато-сан внимательно смотрела на него и разочарованно сказала:

— А... Я думала, хоть ты знаешь, за каким хреном ты должен туда попасть...

— Именно... Я?

— Ты. Мы все — твое топливо... Конкретно я — отработанное... Топливо.

Она закрыла глаза и забылась сном. Синдзи смотрел на осунувшееся лицо и видел человека, который на пороге смерти думал о миссии, которую всем сердцем ненавидел.

"И не мне вам говорить, что есть долг", — вспомнил он свои слова.

Глава 20

— Аска.

Густые ресницы задрожали, и девушка открыла глаза. Синдзи терпеливо ждал, пока она поймет, что проснулась, пока сообразит, что с ней, где она... Его мутило, БМК ощутимо раскачивался, прорезая путь по скалистой равнине, а где-то впереди вышагивала накрепко связанная с ним машина, управляемая Рей. Он прислушался и понял, что слышит оба сердца: горячее, мощное биение "Ядра" и тихий, но не менее уверенный пульс Аянами. Синдзи посмотрел на часы, вытряхнул из баночки таблетку и принялся жевать горькое лекарство, наблюдая, как Сорью трет глаза и постанывает, пытаясь сесть.