Морроу ничего не сказал.
— Эта культура обладает огромной властью, — сказал Марк. — Почти вся она сосредоточена в руках планировщиков, при этом масса людей безмолвно соглашается. Завтра планировщики возьмут логику выживания вида Суперэта — логику, которая, в конце концов, лежит в основе всей миссии "Северянина" — и экстраполируют ее на нечто большее — нечто почти религиозное.
— Мы имеем дело с мощной концепцией, ребята; той, которая, кажется, касается кнопок, встроенных глубоко в нашу человеческую психику. Люди на этих палубах следовали тому, что планировщики вели почти тысячелетие — включая тебя, Морроу.
— Когда мы с Луизой увидели, что эта тенденция развивается, довольно рано в начале полета, мы решили, что не сможем ее преодолеть — и пытаться было бы расточительно разрушительно.
— Итак, мы удалились в "Великобританию", оставив на месте достаточную инфраструктуру физического контроля, чтобы обеспечить бесперебойную работу корабля.
— Что ж, возможно, мы были неправы, поступая так; потому что теперь комплекс мессии у планировщиков ведет нас к кризису...
Морроу обнаружил, что ему крайне не нравится, когда его анализирует таким образом виртуальная конструкция. — Но что нам делать? — огрызнулся он. — Как нам использовать эти твои ошеломляющие прозрения?
— Ситуация непредсказуема, — прямо сказал Марк. — Но возможно, что планировщики скорее уничтожат своих людей — и самих себя — чем позволят нам победить.
Маленькая компания обменялась потрясенными взглядами.
Охотница сказала: — Но это безумие. Это даже противоречит их осознанным целям — защищать свой народ.
Улыбка Марка была слабой. — Никто не говорил, что это должно иметь смысл. К сожалению, в истории человечества есть множество прецедентов.
Целеустремленность сказала: — С такими недостатками, которые прочно засели в наших головах, удивительно, что мы вообще попали в космос. — Она позволила себе немного оторваться от палубы, свесив ноги под себя, и, прищурившись, изучала храм. — Что ж, если мы не сможем прорвать осаду, у нас будут проблемы. Во-первых, их больше, чем нас. И, во-вторых, их арбалеты имеют гораздо большую дальнобойность, чем эти духовые трубки, которыми орудуют Охотница и ее друзья...
— Возможно, — медленно произнесла Охотница на лягушек, — но я думала об этом. Я имею в виду, планировщики могли убить нас раньше, когда мы растянулись по палубе. Разве не так?
Марк нахмурился. — Они стреляли поверх нас. Возможно, они пытались предупредить нас.
— Возможно. — Охотница на лягушек неохотно кивнула. — Или, может быть, они пытались попасть в нас, но не смогли. Посмотри на это.
Она вытащила дротик из сумки на поясе и поднесла к губам духовую трубку. Она выплюнула дротик, не нацелившись ни в кого, в воздух по ровной траектории, параллельной палубе.
Морроу, ошеломленный, проследил за маленьким снарядом. Он быстро потерял большую часть своей начальной скорости из-за сопротивления воздуха, но его траектория оставалась плоской и ровной, по-прежнему параллельной палубе. В конце концов, предположил Морроу, он замедлится настолько, что упадет на палубу, и...
Нет, этого не произойдет, медленно осознал он. Привод был отключен: не было силы тяжести. Даже если сопротивление воздуха полностью остановит дротик, он все равно не упадет.
— Когда гравитация впервые исчезла, — сказала Охотница, — я ни черта не могла попасть. Каждый раз мне казалось, что я целюсь слишком высоко. Я быстро поняла почему: даже на довольно коротких расстояниях гравитация немного опускает дротик — или стрелу из арбалета. Я выросла, компенсируя это, неосознанно допуская это, когда целюсь во что-то.
— В отсутствие силы тяжести дротик просто летит по прямой, пока не попадет во что-нибудь. — Она взвесила духовую трубку. — Мне потребовались часы практики, прежде чем я почувствовала себя уверенно с этой штукой в невесомости; это было все равно что учиться заново с нуля.
Марк медленно кивал. — Так ты думаешь, арбалетчики планировщиков хотели поразить нас.
— Я уверена в этом. Но они стреляли слишком высоко. Они не научились приспосабливаться к нулевой гравитации; они, конечно, не учли этого, когда стреляли в нас.
Целеустремленность обхватила подбородок. — Возможно, ты права. Но я не понимаю, как это нам поможет. Даже если они целятся немного не так, их достаточно, чтобы засыпать нас болтами, если мы попытаемся подобраться слишком близко.
— Да, — сказал Марк, и в его искусственном голосе послышалось волнение, — но, возможно, мы сможем использовать проницательность Охотницы по-другому. Она права; планировщики — все в этом здании — не могут научиться справляться с отсутствием силы тяжести. На самом деле, они, кажется, отрицают, что такое отсутствие вообще существует. — Он огляделся по сторонам, уставившись на переплетение веревок, которые они проложили от подъездных пандусов, как будто видел их впервые. — И мы тоже. Посмотрите, как мы путешествовали — спускаясь по полу, придерживаясь знакомых двух измерений, которыми нас ограничивает гравитация.
Морроу нахмурился. — Что ты предлагаешь?
Марк поднял лицо к железному небу. — Что мы попробуем мыслить немного нестандартно...
У истоков слабого древнего сигнала Луиза и Прядильщица нашли мирок. Это был грязный снежный ком диаметром в триста миль, медленно вращающийся во внешней тьме.
Когда Луиза освещала мирок прожекторами из своей гостиной, сверкал битый лед, испещренный разноцветными брызгами: ржаво-коричневыми, серыми.
Этот потерянный маленький фрагмент следовал по сильно эллиптической траектории, каждый из его искаженных оборотов длился миллион лет или больше. Его самое близкое сближение с Солнцем произошло где-то между орбитами Сатурна и Урана, в то время как на самом дальнем расстоянии он оказался на полпути к ближайшей звезде — в двух световых годах от внутренних миров.
— Странно, — размышляла Луиза. — У него орбитальные характеристики долгопериодической кометы, но ни одной из соответствующих физических характеристик. По морфологии он больше похож на объект Койпера, такой как Порт-Сол. Но тогда он должен находиться на достаточно круговой орбите...
Прядильщица веревок выглянула из своей клетки в темный маленький мир, гадая, что же все еще может жить там, внизу.
Тут и там, в ямах во льду, поблескивал металл.
— Артефакты, — сказала Луиза. — Ты видишь это, Прядильщица? Артефакты по всей поверхности.
— Человеческие?
— Я бы предположила, что да. Но я ничего не узнаю. И сомневаюсь, что многое еще работает...
— Провожу радарное сканирование. Там, внутри, сотни камер. И наш маяк где-то внутри: все еще вещает на всех длинах волн, с пиком в микроволновом диапазоне... Жизнь знает, что питает его.
— Этот ледяной шар обитаем? Здесь есть кто-нибудь?
— Не знаю. — Прядильщица услышала, как Луиза заколебалась. — Думаю, мне придется спуститься, чтобы выяснить.
Маленькие струи капсулы вспыхивали на неровной поверхности мирка, когда Луиза спускалась. Прядильщица наблюдала; капсула была единственной движущейся вещью во всей ее Вселенной.
— Я уже близко к поверхности, — сообщила Луиза. — Выравниваюсь. Они определенно испортили эту поверхность. Думаю, что эти артефакты — части кораблей, Прядильщица. Не то, чтобы я могла назвать многое из этого — большая часть этой технологии, должно быть, на десятки тысячелетий отстала от нас.... Лета, я бы хотела, чтобы у нас было время побыть здесь, изучить все это.
— Но, по крайней мере, они человеческие. — Ее голос звучал напряженно. — Первые следы человечества, которые мы обнаружили во всей этой чертовой системе, Прядильщица.
— Думаю, люди высадились здесь и разобрали свои корабли для строительства жилья, чтобы заселить внутренние районы.
— Сейчас я иду на посадку. Вижу что-то похожее на иллюминатор.
Луиза никак не могла найти способ открыть широкий, похожий на люк иллюминатор, ведущий внутрь. Вместо этого ей пришлось соорудить пластиковый пузырь, служащий воздушным шлюзом над входом, и прорубить себе путь, медленно работая в условиях микрогравитации.
— Хорошо, я внутри. — Ее дыхание было прерывистым, неглубоким — почти как если бы она шептала, подумала Прядильщица. — Здесь темно, Прядильщица. У меня есть фонари; я собираюсь оставлять за собой их свет, когда буду проходить.
Прядильщица, прислушиваясь в своей клетке, молилась, чтобы с Луизой там, внизу, не случилось ничего плохого. Если бы это случилось, что могла бы она — Прядильщица — сделать? Хватило бы у нее смелости даже попытаться приземлиться на ледяной мирок?
Сомнение затопило ее, чувство неадекватности, неспособности справиться...
Ты справишься, Прядильщица веревок.
Тот же сухой, лишенный источника голос.
Странно, но ее страхи, казалось, утихли. Она огляделась; конечно, она была одна в клетке, а корабль ксили пассивно висел над ледяным мирком. Но все же — снова — у нее было впечатление, что кто-то был здесь, с ней. Она не могла видеть ни его, ни ее — но каким-то образом она знала, что бояться нечего; она ощущала массивное, успокаивающее присутствие, похожее на ее собственного потерянного отца.
Но все еще слышать голоса? Что, во имя Леты, происходит в моей голове?
— ...Множество камер, — сказала Луиза, слегка задыхаясь. — Это коробки, вырезанные во льду и покрытые металлом и пластиком. Немного тесновато... Воздух здесь есть, но вонючий; я не буду нарушать герметичность своего скафандра. Это определенно была человеческая колония, Прядильщица. Но здесь все опрятно. Опрятное; заброшенное упорядоченным образом.
— Думаю, им потребовалось много времени, чтобы умереть. У них было время прибраться после себя — может быть, даже похоронить своих мертвецов, когда они отступили. Я думаю, когда их численность сократилась, они ушли глубже, к центру мира... Это в некотором роде достойно, тебе не кажется? Нет никаких признаков паники или конфликта. Интересно, как бы мы повели себя в подобных обстоятельствах. Прядильщица, я продолжаю.
Позже: — Нахожусь на более глубоком уровне доступа. Думаю, я нашла источник сигнала. — Она помолчала некоторое время. Затем: — Они уверены, что построили это надолго.
— Что ж, они все сделали правильно.
— Я все еще не могу определить, что приводит его в действие... Предполагаю, что это одна из установок ВЕС-привода корабля на поверхности. Думаю, они использовали наноботов для обслуживания маяка, Прядильщица. Возможно, адаптировали наноботов из своих медицинских запасов. — Тон ее голоса неуловимо изменился, и Прядильщица представила, как она улыбается. — Они были полны решимости сделать так, чтобы это выжило. Но прошли миллионы лет... и боты совершили несколько накопившихся ошибок. Чертова штука выглядит так, как будто все расплавилось, Прядильщица. Но он все еще подает свой сигнал, так что мы не можем слишком сильно критиковать...
— Луиза, — медленно спросила Прядильщица, — Почему эти люди были здесь? Что они пытались сделать?
Луиза задумалась на некоторое время. — Прядильщица, я думаю, они пытались сбежать.
По словам Луизы, этот ледяной мир был типичным для небольших субпланетных тел, которые когда-то можно было найти по всей Солнечной системе, загнанных крупными планетами в орбитальные скопления.
— Но, — сказала Луиза, — орбиты многих из этих маленьких тел были только полустабильными. Видишь ли, их орбиты были по своей сути хаотичными... Это означает, что в течение достаточно длительного периода времени малые тела могли отклоняться от своих стабильных траекторий. Они могли даже упасть в гравитационные колодцы крупных планет или быть вообще выброшены из системы. Это форма испарения — испарение миров и спутников из звездных систем. Фактически, в достаточно длительном масштабе — а сейчас я говорю о десятках миллиардов лет — то же самое произошло бы и с крупными планетами — и со звездами, которые могли бы испариться из своих родительских галактик... Если бы, — кисло продолжила она, — у них когда-нибудь был такой шанс.
— Значит, ты думаешь, что этот маленький мир просто оторвался от Солнца под действием силы тяжести?
— Нет... не обязательно.
Луиза размышляла о завершающих стадиях конфликтов ксили. Она представила человечество, пойманное в ловушку в своей родной системе, сползающее к окончательному поражению. Ближе к концу, возможно, даже связь между мирами прервалась. Человечество было бы сведено к изолированным очагам, съеживающимся под натиском ксили.
Но некоторые, возможно, увидели бы выход — способ попытаться избежать окончательного захвата ксили всей системы.
Луиза сказала: — Представь, что этот маленький мирок движется по своему полустабильному пути — скажем, между орбитами Сатурна и Урана. Не потребовалось бы многого, чтобы сдвинуть его с орбиты достаточно далеко, чтобы вызвать орбитальную нестабильность. И как только равновесие было потеряно, отход от стандартных орбитальных траекторий мог быть довольно быстрым — скажем, в пределах нескольких оборотов — и уход, возможно, не потребовал бы никаких дальнейших преднамеренных — и наблюдаемых — импульсов.
Бесшумно, почти невидимо для любого наблюдателя, маленький мирок с его драгоценным грузом съежившихся, испуганных людей сделал петлю по своей все более возмущающейся орбите и наконец — после многих витков, возможно, охватывающих столетия, — попал в гравитационное поле одной из главных планет.
Затем, наконец, мирок был выброшен из Солнечной системы.
— Если бы они все сделали правильно, — сказала Луиза, — возможно, это был бы жизнеспособный план. Если бы эти люди летели к звездам самым высокотехнологичным способом, который только можно себе представить. Потребовалось бы десятки тысяч лет, чтобы добраться даже до ближайшей звезды — ну и что с того? У них были десятки тысяч лет, чтобы поиграть, благодаря АВТ — или ее эквиваленту, который они разработали к тому времени. И заперты во льдах этого мира, там было, вероятно, столько же воды, сколько во всем Атлантическом океане... Полет к звездам на ледяной комете, безусловно, был лучшим шансом, чем остаться здесь, чтобы ксили разделались с ними — это был реальный способ выбраться из всего этого, практически незаметный.
— Схема, очевидно, получила поддержку. Ты можешь видеть обломки кораблей, усеивающие поверхность.... Люди, должно быть, тихо бежали сюда со всей разрушающейся системы. Я думаю, миссия была маяком надежды.
— Но...
— Но что?
— Но они все неправильно поняли.
— Теперь я собираюсь копнуть глубже, Прядильщица.
— Будь осторожна, Луиза.
Последовало долгое молчание, нарушаемое только звуком поверхностного дыхания Луизы. Прядильщица снова наполнила лицевую панель прохладным зеленым светом листвы и уставилась в нее, стараясь не представлять, что Луиза находит там, внизу, в маленьком мире-гробнице.
Наконец Луиза сказала: — Ну, вот и все. Полагаю, я здесь: последнее место, которое они занимали... единственное место, где они не смогли прибраться за собой.
Прядильщица уставилась в зеленую пустоту. — Что ты видишь?
