Ей пришлось отойти вглубь коридора и в порыве бессильной злобы впиться ногтями в ладонь. От кого, от кого, а от этой пигалицы она не ожидала подобного. Если белобрысая трупачка со своим поганым языком и наглым взглядом, готовая, как дикий зверёныш, броситься на любого подозрительного прохожего, и казалась подходящей для ночных бдений и интриг, то этот божий одуванчик с замашками форменной заучки смотрелся здесь совершенно неуместным. Нельзя не признать, что по травам девка оказалась неплохо натаскана, да и лекарские таланты проявляла, вызывая редкие проблески чёрной зависти. Только на роль телохранителя не походила совершенно. Не было в ней той брызжущей через край агрессивной энергетики. Только, если её не замаскировал некто весьма предусмотрительный от любопытных глаз, в том числе и самого подопечного, а после так ненавязчиво подложил дурню обеих под видом доступных обожательниц. Она практически беззвучно двинулась к кухне, решив попусту не рисковать, ведь если её догадка верна, эта полудохлая пигалица с глазами спаниеля при первом же намёке сможет ей полдома разнести.
Окно было приоткрыто и там, задрав острое рыльце и нервно шевеля усами, уже ждала небольшая модифицированная куница. Серая шерсть едва заметно светилась от вплетённых на уровне крови спор и водорослей. Кривые гадючьи зубки подрагивали от раздражения. Мелкий зверёк совершенно не любил ждать, хоть и не мог без разрешения хозяина даже думать. Она всегда немного недолюбливала новых подопечных коллег нежитеводов и откровенно брезговала пользоваться их услугами, но этот дом накладывал свои ограничения. Вытащив из корсажа сложенный вчетверо лист с предписаниями, она осторожно закрепила его в кожаном отделении на спине мерзкого создания и глухо щёлкнула пальцами. Зверёк спешно растворился в ночи.
Она осторожно выглянула следом удостовериться в отсутствии слежки. Ненавистный сад оставался до отвратительного обыденным. К окну гостиной, весело подбрасывая кривые копыта, ковылял полупрозрачный мёртвый лось.
— Привидится же такое, — раздражённо сплюнула через левое плечо Иринма, затворила окно и отправилась досыпать.
День пятый
Просыпающаяся мелкой крошкой блёклых солнечных лепестков редкая зелёная завеса создавала ощущение умиротворённости и покоя. Стройные стволы-колонны поддерживали высокий купол, создавая величайший из существующих храмов, пропитанный теплом, пением воды и тихим счастьем полного умиротворения. Тихо плескалась о каменные борта вода, становясь практически изумрудной от скользкой обивки мха и поднакопившегося ила. Несколько каменных обломков, попадавших под прямые солнечные лучи в разрыве листвы и успевавших напитаться солнечного света, сейчас неторопливо делились теплом и тихим жаром, приманивая к себе мошкару да уставших путешественников, обещая отдых вторым и обед первым. Забытая здесь уж неизвестно с каких времён купальня из творения рук человеческих медленно обратилась в чудо живой, постоянно меняющей свой лик природы. Здесь всё дышало жизнью, негой и забытой практически растворённой историей.
— Э-э-э-эл!!!
С деревьев испуганно вспорхнула стайка вертлявых пичуг, шумно уносясь вглубь леса. Вернувшийся после ограбления лекарственных запасов Госпожи Травницы голос Яританны дрожал от едва сдерживаемой ярости. Стройное, покрытое пятнами язв и гниения тело тоже трясло. Капли мутной воды радостно сползали по нему, стекаясь у ног духовника небольшой грязной лужицей. В руках девушка сжимала безбожно мокрое бельё, так и не успевшее занять законное место после просушки.
— Я не нарочно! — виновато вякнула Алеандр, по брови погружаясь в тёплую воду, чтобы не было видно предательского румянца.
Духовник раздосадовано вернулась к камням и в сердцах шлёпнула испорченной одеждой о тёплую поверхность:
— Вот только не говори, что нам просто с гаюнами не везёт!
Эл нырнула и поплыла к противоположному бортику. Виноватой себя она не чувствовала, но не признать, что попыталась вытащить на берег маленький гаюн-затычку, не могла. Поднявшийся фонтан из ключевой воды, ила и каких-то совершенно старых отложений на дне купальни лично ей очень понравился: высокий, искристый, бодрящий. Обсыхающая на берегу Танка её восторгов почему-то совершенно не разделяла.
— Если бы я не сволокла у твоей дражайшей наставницы имуноукрепляющую настойку, быть тебе битой. Поверь, даже с воспалением и менингитом добралась бы, — продолжала беззлобно ворчать девушка, отжимая волосы и вытаскивая запутавшиеся водоросли и ракушки.
— Чем она так тебе не приглянулась? — Эл положила подбородок на сложенные на бортике руки и с любопытством уставилась на манипуляции подруги, пытающейся в который раз отжать бельё.
Яританна тяжело вздохнула, бросила бессмысленное занятие и села рядом, опустив в воду исцарапанные ноги:
— Сложно так просто сказать. Наверное, сужу по своему опыту. Ну не стала бы я так восторженно впускать в свой дом упырь знает кого, не просмотрев документы и не проверив на скрытую угрозу. Да и поведение такое, будто тётя звёздной пыли нажевалась.
— Брось, кроме тебя есть ещё и нормальные люди. Приветливые, дружелюбные, оптимисты, в конце концов.
— И поэтому оптимистка смотрит так, словно жаждет нас слопать заживо. Может, у неё здесь и порядком не хватает общества, но не до такой же степени. Опять-таки, если нехватка общения, то почему она нас не расспросила о последних новостях из столицы, раз шара и болтунов у неё нет? Да и невоспитанная мещанка она, в конце концов. Мастер Мастером, но можно же и язык при незнакомых придерживать.
— Арн говорил, его тётка всегда такая, — согласно кивнула Валент, порядком натерпевшаяся от бестактности наставницы.
— Тётка? Всё интересней и интересней... Печально, конечно. Раз родне доставили и именно родня последнюю клизму ставила, то с вознаграждением точно обломится.
От удивления Алеандр едва не пошла на дно, но вовремя нашла равновесие:
— Ты что хотела его ещё и обобрать!?!
— А что тут такого? Твой выдающийся талант травницы нужно продавать, да и половина запасов не просто так испарилась в просторах Вселенной. Хорошо ещё я с утра по её полочкам пошерудила, чтоб более-менее восстановить ассортимент. Думаешь, я не заметила, что эта великая и ужасная в основном в твои сумки ручку запускала. А у неё там даже почти просроченные дорогие порошки валяются бесхозно. Пыли в палец на крышках.
— Кошмар! Танка, мне иногда за тебя бывает так стыдно, — сокрушённо пробормотала жертва травницкой дедовщины, глядя на миленькое личико подруги широко распахнутыми глазами.
— Мне тоже...
Больше обсуждать их странную благодетельницу как-то не хотелось. Алеандр так и подмывало расспросить подругу о вчерашней беседе, но вызывать новый приступ раздражения и недовольства она не решалась. Как-то неприлично было даже думать в негативном ключе о своей будущей наставнице и вполне себе радушной хозяйке с небольшими странностями поведения. Чем больше девушка думала об этом, тем подозрительнее и неприятнее представлялась для неё легенда факультета. Вообще-то подозрительность сама по себе не была свойственна характеру Эл и, не смотря, а может именно благодаря, весьма уединённому образу жизни в родном поместье, проявлялась со значительным запозданием, выражаясь зачастую вместе с разочарованием, угрызениями совести и почётным клеймением виновных. Слова подруги запустили в сознании юной подмастерья неумолимый механизм переоценки ценностей. Алеандр это чувствовала, невольно цепляясь за мелочи проведения операции, но ценой неимоверных усилий сопротивлялась, не желая уподобляться склочной Танке. Для собственного спокойствия приходилось прощать приватизированные без спроса и благодарности зелья; полное отсутствие интереса к её совершенно чудесным изобретениям, спасшим Важича от истекания кровью; недовольство и раздражение при расспросах и уточнении действий и постоянные принеприятнейшие шуточки и намёки, словно ей удалось углядеть в поведении младшей коллеги нечто предосудительное.
— Меня только немного смущает их взаимоотношения с племянником. Она не выслушивала новости, но ведь и он не спешил объяснять происхождение у себя новых дырок, — Валент без особого энтузиазма поплыла к пологому краю купальни.
Выбираться из прохладной водички на уже успевший нагреться и загустеть воздух, для её жабьей натуры было верхом мучений. Валяться на водной глади, медленно дрейфуя от берега к берегу с четырёх лет стало любимым летним времяпрепровождением будущей чародейки. Возможно, причиной тому — единение со стихией. Только сама Алеандр в это упорно не верила, поскольку никогда не видела огненных, блаженно капающих слюной на костёр, или земляных, самозабвенно закапывающихся в песочек, да и среди воздушных любителей прыгать с деревьев не находилось. Поэтому сама девушка в тайне придерживалась идеи, что в прошлой жизни была русалкой.
— Как раз-таки ничего удивительного, — фыркнула духовник, стягивая влажные волосы в две задорно торчащие косицы. — Вот скажи, ты своей тётушке и любезным кузинам что-нибудь важное рассказывать стала бы?
Валент в ответ лишь поморщилась. Вдовую сестру отца, что лет десять назад переселилась со всем своим выводком на шею к младшему брату, она на дух не выносила. Это чувство, впрочем, было взаимным, потому ни одна из сторон особенно не страдала. Тётка считала, что её доченькам, красавицам, умницам, мастерицам (нужное подчеркнуть) — несчастным сироткам и без того в жизни не хватает, а значит семейство брата может и потесниться, и выучить в городе, и помочь с замужеством, и вообще съехать куда подальше, чтоб глаза несчастным сиротинкам не мозолить. Эл же с матерью полагали, что, получая значительные вдовьи (чай дядька был правой рукой прежнего градоправителя), можно было бы и в городе остаться, и прекратить вмешиваться со своими советами в личные дела другого семейства, и перестать уж тянуть последние соки из простого управляющего. Стасий просто не обращал на тётку внимания, под настроение заигрывая с хорошенькими, хоть и беспробудно глупыми кузинами. Сам же Ригор Валент слишком любил сестру, чтобы отказывать ей в слезливых просьбах и лживых жалобах, хоть и понимал, что обделяет собственных детей и жену не только деньгами, но и заботой. Поэтому тётку Алеандр откровенно недолюбливала, хоть и грубить в лицо пока не решалась, лелея маленькую, но вечную надежду однажды вернуться в отчий дом со славой великой травницы, красавцем-мужем и парочкой детишек, чтоб окончательно утереть нос ехидным кузинам и их злостной родительнице.
— Думаешь, похожая ситуация? — Алеандр вмиг прониклась искренней сочувствием и симпатией к младшему Важичу, автоматически записав его в страдальцы.
— Почему бы и нет? — стиснув зубы и сконцентрировав резерв, Танка вымучила простенькое заклинание просушки и с облегчением, наконец, начала одеваться. — Она не на много старше самого Важича. Значится, росла при взрослом старшем брате и привыкла, что тот за неё несёт ответственность моральную и материальную. А когда Большой брат обзавёлся собственной семьёй, так и не смогла простить такого предательства к себе любимой. Такие личности, как правило, развлекаются тем, что доказывают всем и вся своё превосходство и огребают на свою лихую голову проблем.
Алеандр согласно кивнула:
— Очень похоже. Араон говорил, что Глава её за какой-то дебош на торжестве из столицы спровадил. Да и мне показалось, что женщине с таким гардеробом в глуши не место, во всяком случае, на добровольных началах.
— Ладно, посплетничали и будет, — строго свела брови духовник. — В конце концов, неблагородно так обсуждать человека, даже если он и заслуживает. Пора возвращаться. У нас график и практика. Ещё не забыла?
Возвращение в уютный, хоть и не любимый хозяйкой домик прошло без особых приключений и потрясений. К превеликой радости девушек входная дверь оказалась не заперта, и не пришлось тревожить Госпожу Травницу или лезть в открытое окно гостиной. Их невольный пациент и без того настрадался, чтоб ещё сверху получить свалившейся из ниоткуда трёх-четырёх пудовой радостью с косой. Однако же внутри их никто не встретил и на окрики не отозвался. Танка нахмурилась и резво бросилась смотреть на пристройку. Алеандр заглянула в гостиную и, никого не обнаружив, пошла проверять другие комнаты.
— Всё на месте! Дверь закрыта, замок висит! — радостно влетела в дом духовник.
Девушка сияла как начищенный самовар и широко улыбалась, радуясь собственной сообразительности. Не то чтобы она была уверенна в непорядочности и несознательности Мастера-Травницы, просто никогда не исключала такого варианта развития событий, общаясь с малознакомым человеком.
— Странно...
— Ты думала, их сопрут? — даже опешила Яританна, раньше таких мыслей и повадок за травницей никем замечено не было.
— Да нет же, — только отмахнулась девушка, спускаясь по лестнице. — Странно, что ни наставницы, ни Араона нет во всём доме, а дверь не заперта. Ты смотрела, может, они в саду свежим воздухом дышат?
— Воздуха и здесь предостаточно было. Окно же на ночь не запирали. Скорее всего, твоя наставница сыграла с нами в птичку свиристель.
Валент недоумённо нахмурилась, глядя на излишне довольную жизнью Танку.
-... Насвистела, что болтуна у неё нет, чтобы на наши нужды заряд не тратить, — продолжила девушка, самовольно развалившись на атаманке, — а сама из города подмогу вызвала. Может и сразу брату позвонила. Вот они и отвезли Важича, пока мы купаться ходили. Сейчас, наверное, аккурат прощаются. Дом, правду, бросили открытым очень уж неосмотрительно...
— Обидно... — Эл присела на краешек стула и понуро опустила голову. — Мы же ему жизнь спасли. Из-под завалов достали, первую помощь оказали, к тётке доставили и никакой благодарности! Мог хотя бы попрощаться! Мы что же не люди!?!
— Привыкай, — язвительно ухмыльнулась Яританна, забрасывая ноги на подоконник, — для властьимущих мы — ничто, так... пешки не больше. И отношение будет как к праху под ногами. Мол, холоп сделал работу — холоп должен исчезнуть. Какая тут благодарность. По их мнению, мы ещё должны пищать от восторга, что такая серость удостоилась чести пострадать над великим и прекрасным.
— И всё равно, это неправильно! Я же к нему как к человеку. Мы вчера так мило поболтали. Он мне про воюна рассказывал, потом ещё что-то про чимаритов. Ну, как он мог?
Голос девушки слегка подрагивал от обиды и горечи, а профессиональная этика требовала лично передать тело с рук на руки штатному целителю, получив положенную долю комплементов и восхвалений.
— Эл, тебе что ли этот хлыщ приглянулся? — духовник испытующе уставилась в глаза подруги, но, не обнаружив в них проблеска романтических чувств, расслабилась и попыталась перевести всё в шутку. — То-то, я погляжу, ты к нему утром, как пиявка, присосалась, только что кровь не слизывала.
Алеандр вдруг густо покраснела до кончиков ушей. Проболтав всю ночь и заснув только под утро, она безалаберно пропустила время побудки духовника. Поэтому Чаронит, спустившись из выделенной им маленькой гостевой спальни, застала прелюбопытнейшую композицию на свободную тему. На атаманке, широко раскинув руки и ноги свесив на пол буйную взлохмаченную головушку, смачно сопела Алеандр. При этом одной рукой она трепетно обнимала за шею своего несчастного пациента, а другой зажимала уголок скомканной подушки. Несчастный пострадавший от женского самоуправства забито ютился в уголке возле стеночки, свернувшись калачиком и поджав к перебинтованной груди голые коленки. Поскольку плед оказался намотанным на левую ногу девицы и целомудренно прикрывал лишь часть простых серых трусов, остальную часть тела спасала пола безразмерной рубашки, трогательно придерживаемая от ночных сквозняков самой жертвой произвола. При этом заброшенная поперёк туловища женская нога, судя по позе мужчиной только приветствовалась, как дополнительный источник тепла. Разбуженная на момент очередного зычного всхрапа (дышать по-другому, уткнувшись носом в обтянутую бархатом ножку атаманки не получалось) Алеандр едва не провалилась в подвал от смущения.
