— Там кто-то был, — предположил Глаур. — Несколько минут назад я видел, как по залу прошел мужчина.
— Кажется, он немного спешил, не так ли?
— Я предположил, что он был по делам Часовой башни.
— Это было не так. Есть какие-нибудь идеи, где я мог бы его сейчас найти?
Глаур огляделся. — Возможно, он поднялся по одной из лестниц на основные уровни.
— Вряд ли. Я думаю, он все еще внизу. В каком направлении он двигался, когда ты его увидел?
Секундное колебание, которое заметил Грилье. — К реактору, — сказал Глаур.
— Спасибо. — Грилье энергично постучал тростью и оставил стоять на месте начальника смены, потерявшего свою кратковременную полезность.
Он последовал за своей добычей к реактору. Он поборол искушение ускорить шаг, продолжая прогуливаться, постукивая тростью по полу или по любому резонирующему предмету, который попадался на пути. Время от времени он переступал через застекленное решетчатое окно в полу и останавливался ненадолго, чтобы понаблюдать, как под ним, двадцатью метрами ниже, проплывает слабо освещенная земля. Движение собора было стабильным, как скала, резкие движения двадцати опорных ступеней были сглажены мастерством таких инженеров, как Глаур.
Впереди замаячил реактор. Зеленый купол был окружен кольцами переходов, поднимавшихся к вершине. Смотровые окна с массивными заклепками были вставлены в толстое темное стекло.
Он заметил рукав, исчезающий за изгибом второго переходного мостика от пола.
— Привет, — позвал Грилье. — Ты здесь, Востад? Я бы хотел поговорить с тобой.
Нет ответа. Грилье не спеша обошел реактор кругом. Откуда-то сверху, из-за того, что его создателя всегда не было видно, донесся металлический скрежет. Он улыбнулся, пораженный глупостью Востада. В тяговом цехе было сто мест, где можно спрятаться. Обезьяний инстинкт, однако, заставил хормейстера подняться повыше, даже если это означало, что его загонят в угол.
Грилье добрался до закрытой точки доступа к лестнице. Он переступил через нее и запер за собой калитку. Он не мог взбираться и нести сразу аптечку и трость, поэтому оставил аптечку на полу. Он повесил трость на сгиб руки и стал подниматься по ступенькам, пока не добрался до первого подиума.
Он обошел его один раз, просто чтобы еще больше нервировать Востада. Тихонько напевая себе под нос, он заглянул за край и полюбовался пейзажем. Время от времени он постукивал тростью по изогнутым металлическим стенкам реактора или по черному стеклу одного из смотровых иллюминаторов. Стекло напомнило ему похожие на смолу осколки в витражном окне собора, и на мгновение он задумался, не из того ли это материала.
Что ж, перейдем к делу.
Он снова добрался до лестницы и поднялся на следующий уровень. Он все еще слышал, как убегает та жалкая лабораторная крыса.
— Востад? Будь хорошим парнем и подойди сюда, ладно? Все это закончится в мгновение ока.
Беготня продолжалась. Через металл он чувствовал шаги человека, которые передавались прямо по всему реактору.
— Тогда мне просто придется подойти к тебе самому, не так ли?
Он начал обходить реактор. Теперь он был на одном уровне с соединительными стержнями. Рядом с ним никого не было, но, если смотреть в укороченном ракурсе, движущиеся металлические стержни были похожи на лезвия ножниц. Он увидел, как несколько техников Глаура сновали среди этого грохочущего оборудования, смазывая и проверяя их. Они казались заключенными в нем, но волшебным образом не пострадали.
Край штанины мелькнул за поворотом. Беготня ускорилась. Грилье улыбнулся и остановился, перегнувшись через край. Теперь он был уже совсем близко. Он взялся за верхний конец своей трости и повернул набалдашник на четверть оборота.
— Вверх или вниз? — прошептал он себе под нос. — Вверх или вниз?
Это был подъем. Он слышал, как грохот поднимается над ним, на следующий уровень подиума. Грилье не знал, радоваться ему или разочаровываться. Сбить с ног, и охота была бы закончена. Мужчина обнаружил бы, что путь к отступлению перекрыт, и Грилье без труда усмирил бы его тростью. Если бы мужчина был послушным, ему потребовалось бы всего минута или две, чтобы ввести ему дополнительную дозу. Эффективно, но что в этом было веселого?
По крайней мере, теперь он мог побороться за свою ставку. Конечный результат был бы все тот же: человек загнан в угол, выхода нет. Тронь его тростью, и он превратится в пластилин в руках Грилье. Конечно, возникла бы проблема с тем, чтобы спустить его по лестнице, но кто-нибудь из людей Глаура мог бы помочь с этим.
Грилье поднялся на следующий уровень. Этот мостик был меньше в диаметре, чем два нижних, и располагался ближе к вершине купола реактора. На самой вершине был еще один уровень, к которому вел пологий пандус. Востад поднимался по пандусу, а Грилье наблюдал за ним.
— Там, наверху, для тебя ничего нет, — сказал главный хирург. — А теперь вернись, и мы обо всем забудем.
Черт бы его побрал. Но в любом случае Востад был выше всяких похвал. Он достиг вершины и остановился на мгновение, чтобы оглянуться на своего преследователя. Пухлые руки, лицо как у дурачка. Грилье отлично справился со своим противником, хотя особых сомнений у него никогда не было.
— Оставь меня в покое, — крикнул Востад. — Оставь меня в покое, чертов вурдалак!
— Палки и камни, — сказал Грилье с терпеливой улыбкой. Он постучал тростью по перилам и начал подниматься по трапу.
— Ты меня не поймаешь, — сказал Востад. — С меня хватит. Слишком много плохих снов.
— О, перестань. Небольшой укол, и все закончится.
Востад ухватился за одну из серебристых паровых труб, выходящих из верхней части купола реактора, и обвился вокруг нее. Он начал карабкаться по ней, цепляясь за металлические ребра трубы. В его продвижении не было ничего изящного или быстрого, но оно было устойчивым и методичным. Планировал ли он это? Грилье задумался. Было ошибкой забыть о паровых трубах.
Но куда бы он в конечном счете направился? Трубы всего лишь привели бы его обратно по коридору к турбинам и тяговым двигателям. Это могло бы продлить погоню, но в конечном счете все равно было бесполезно.
Грилье достиг вершины реактора. Востад был примерно в метре над его головой. Он поднял трость, пытаясь ударить Востада по пяткам. Безуспешно, тот был слишком высоко. Грилье повернул набалдашник трости еще на четверть оборота, увеличивая силу оглушения, и коснулся им трубы. Востад вскрикнул, но продолжил движение. Еще четверть оборота трости: максимальный разряд, смертельный на близком расстоянии. Он прижал кончик трости к металлу, и увидел, как Востад судорожно сжал трубу. Мужчина стиснул зубы, застонал, но все же сумел удержаться.
Грилье бросил трость, заряд был исчерпан. Внезапно все пошло не совсем так, как он планировал.
— Куда ты идешь? — игриво спросил Грилье. — Спускайся сейчас же, пока не поранился.
Востад ничего не сказал, просто продолжал ползти.
— Ты навредишь себе, — сказал Грилье.
Востад дошел до того места, где его труба изгибалась горизонтально, направляясь через зал к турбинному комплексу. Грилье ожидал, что он остановится на повороте под прямым углом, добившись своего. Но вместо этого Востад извивался на повороте, пока не оказался лежащим на верхней поверхности трубы, обхватив ее руками и ногами. Теперь он был в тридцати метрах от пола.
Сцена собрала небольшую аудиторию. Около дюжины людей Глаура стояли внизу в зале, глядя на это зрелище. Остальные прервали свою работу среди соединительных стержней.
— Это дело Часовой башни, — предостерегающе сказал Грилье. — Возвращайтесь к своей работе.
Работники разошлись, но Грилье знал, что большинство из них по-прежнему внимательно следят за происходящим. Дошла ли ситуация до того, что ему придется обратиться за дополнительной помощью к специалистам по анализу крови? Он надеялся, что нет; для него было предметом личной гордости то, что он всегда сам справлялся с этими вызовами по дому. Но вызов Востада становился все более неприятным.
Хормейстер преодолел около десяти метров по горизонтали, что вынесло его за пределы периметра реактора. Теперь под ним был только пол. Даже при пониженной гравитации Хелы падение с высоты тридцати метров на твердую поверхность, вероятно, не оставило бы его в живых.
Грилье посмотрел вперед. Труба свисала с потолка на тонких металлических тягах, прикрепленных к увеличенным вариантам ребер жесткости. Ближайшая тяга находилась примерно в пяти метрах от Востада. Он никак не мог обойти ребра.
— Хорошо, — сказал Грилье, повышая голос, чтобы перекричать шум тяговых механизмов. — Ты высказал свою точку зрения. Мы все немного посмеялись. А теперь поверни, и мы все обсудим разумно.
Но Востад уже не мог сдерживаться. Он добрался до ребра и пытался перелезть через него, перенеся большую часть своего веса на одну сторону трубы. Грилье наблюдал за происходящим, с ошеломляющей неизбежностью понимая, что у Востада ничего не получится. Это было бы трудным упражнением даже для ловкого молодого человека, а Востад не был ни тем, ни другим. Теперь он обвился вокруг препятствия, одна нога бесполезно свисала с борта, другая пыталась поддерживать равновесие, одна рука держалась за металлическую опору, а другая нащупывала ближайшее ребро с другой стороны. Он потянулся, пытаясь дотянуться до ребра. Затем поскользнулся, и обе ноги соскользнули с трубы. Он повис, удерживаясь одной рукой, а другой размахивая в воздухе.
— Не двигайся! — крикнул Грилье. — Не двигайся, и с тобой все будет в порядке. Если перестанешь двигаться, то сможешь продержаться там до прибытия помощи!
Опять же, здоровый молодой человек мог бы продержаться там до прибытия спасателей, даже повиснув на одной руке. Но Востад был крупным, мягким человеком, которому никогда раньше не приходилось использовать свои мускулы.
Грилье наблюдал, как оставшаяся рука Востада соскользнула с металлической опоры. Он видел, как Востад упал на пол тягового зала, ударившись об него с глухим стуком, который был почти заглушен постоянным фоновым шумом. Не было слышно ни крика, ни вздоха от потрясения. Глаза Востада были закрыты, но по выражению его запрокинутого лица можно было предположить, что смерть наступила мгновенно.
Грилье взял свою трость, повесил ее на сгиб руки и начал спускаться обратно по ряду пандусов и лестниц. У подножия реактора он поднял свою аптечку и отпер входную дверь. К тому времени, как он добрался до Востада, вокруг тела собралось с полдюжины рабочих Глаура. Он хотел было прогнать их, но передумал. Пусть понаблюдают. Пусть увидят, что такое работа с кровью.
Он опустился на колени рядом с Востадом и открыл аптечку. От нее повеяло холодом. Она была разделена на два отделения. В верхнем лотке лежали шприцы с красными дозами, только что приготовленные для инъекций. На них были указаны серотип и штамм вируса. Один из них предназначался для Востада, и теперь ему предстояло отправиться в новое место.
Он отогнул рукав Востада. Есть ли еще слабый пульс? Это облегчило бы работу. Это всегда было непростым делом — брать кровь у мертвых. Даже недавно умерших.
Он потянулся ко второму отделению, в котором хранились пустые шприцы. Он символически поднес один из них к свету.
— Господь дарует, — сказал Грилье, вводя шприц в одну из вен Востада и начиная брать кровь. -И иногда, к сожалению, Господь забирает.
Он наполнил три шприца, прежде чем закончил.
Грилье запер за собой дверь, ведущую на винтовую лестницу. Поразмыслив, он решил, что неплохо было бы сбежать из агрессивной тишины тягового зала. Иногда ему казалось, что это место — собор в соборе, со своими неписаными правилами. Он мог управлять людьми, но там, внизу, среди машин, он чувствовал себя не в своей тарелке. Он пытался извлечь максимум пользы из дела с Востадом, но все знали, что он пришел не брать кровь, а отдавать ее.
Прежде чем подняться дальше, он остановился в одном из мест для переговоров, чтобы вызвать бригаду из лаборатории анализа крови, которая должна была заняться телом. Позже ему предстояло ответить на вопросы, но не те, которые могли бы помешать ему выспаться.
Грилье прошел через главный зал, направляясь к Часовой башне. Он шел длинным обходным путем, не особенно торопясь увидеть Куэйхи после фиаско с Востадом. Кроме того, у него вошло в привычку хотя бы раз обойти зал, прежде чем подняться или спуститься вниз. Это было самое большое открытое пространство в соборе и единственное — за исключением тягового зала, — где он мог избавиться от легкой клаустрофобии, которую испытывал в любой другой части движущегося сооружения.
Зал неоднократно перестраивался и расширялся по мере того, как сам собор рос до своих нынешних размеров. Сейчас постороннему взгляду было мало что заметно из той истории, но, пережив большинство изменений, Грилье увидел то, что другие, возможно, пропустили. Он заметил едва заметные шрамы в тех местах, где были демонтированы и перемещены внутренние стены. Он увидел отметину прилива там, где раньше был гораздо более низкий потолок. Прошло тридцать или сорок лет с тех пор, как был построен новый собор — это было грандиозное мероприятие для безвоздушной среды Хелы, особенно с учетом того, что старое помещение оставалось занятым на протяжении всего процесса, и собор, конечно же, все это время перемещался. Тем не менее, за все время реконструкции хор не пропустил ни одной ноты, и число смертей среди строителей оставалось относительно низким.
Грилье ненадолго задержался у одного из витражей в правой части собора. Раскрашенное сооружение возвышалось над ним на десятки метров. Оно было обрамлено рядом разделенных каменных арок с окном-розой на самом верху. Архитектурный каркас собора, тяговые механизмы и внешняя облицовка обязательно состояли в основном из металла, но большая часть интерьера была облицована тонким слоем декоративной каменной кладки. Некоторая ее часть была изготовлена из местных минералов Хелы, но остальное — нежные камни бисквитного оттенка и сочный бело-розовый мрамор — были ввезены ультра. Поговаривали, что некоторые из камней были даже взяты из соборов на Земле. Грилье отнесся к этому с большой долей скептицизма: более чем вероятно, что они были доставлены с ближайшего подходящего астероида. То же самое было и со спрятанными в нишах, освещенных свечами, святыми реликвиями, с которыми он столкнулся во время своего путешествия. Можно было только догадываться, сколько им на самом деле лет, были ли они изготовлены вручную средневековыми мастерами или собраны в нано-кузницах фабрик.
Но независимо от происхождения каменной кладки, обрамлявшей витраж, он был прекрасен. При правильном освещении он не только сиял сам по себе, но и передавал это великолепие всему и каждому в зале. Детали оформления окна едва ли имели значение — оно все равно было бы красивым, если бы кусочки цветного, герметичного стекла были расположены в случайном калейдоскопическом порядке, — но Грилье обратил особое внимание на изображение. Оно время от времени менялось под руководством самого Куэйхи. Когда Грилье время от времени было трудно напрямую понять этого человека (а это случалось все чаще), окна давали ему параллельный взгляд на душевное состояние Куэйхи.
