День целиком Берестов убил на оформление бумаг и выколачивание положенного. Когда уже всерьез решил идти по команде жаловаться, снабженцы вдруг "обратили тылы" и назад телега шла хорошо груженой — выдали почти все, что должно, только сахар заменили банками с засахарившимся малиновым вареньем, а мясо заменили по вывертам снабженческой мысли сушеной рыбой. Не воблой, а какой-то другой, со странным названием "сопа". Все в соответствии с приказами, даже ящик пряников вручили, из расчета 2 грамма пряника на 3 грамма сахара. Списки оружия оформил как должно, теперь на команду совершенно официально приходилось двадцать немецких карабинов. Оставалось себе подыскать подходящий пистолет. Впрочем, через два дня был должен состояться сбор всех командиров и начальников, занимавшихся в районе похоронами погибших и сбором трофеев, ожидалась важная инструкция из Москвы.
Берестов читал при начале своей деятельности приказ от 18 декабря 1941 г. за номером 361 "Об эвакуации трофейного имущества". Тогда проверкой, проведенной по заданию Заместителя Народного Комиссара Обороны тов. Мехлиса, было установлено, что в тылу Западного фронта никакого организованного сбора трофейного имущества не производится.
"Громадное количество разного рода военного имущества, брошенного противником, без учета используется воинскими частями. Отсутствие какой-либо охраны брошенного противником имущества приводит к тому, что население беспрепятственно забирает это имущество".
Приказ грозно велел:
"Немедленно укомплектовать рабочие команды по сбору и эвакуации трофейного имущества в полках соответствующими специалистами до полного штата и снабдить команды положенными транспортными средствами.
Назначить уполномоченных по сбору и эвакуации трофейного имущества из числа энергичных волевых командиров, способных организовать и возглавить эту работу.
Начальникам тылов армий и фронтов организовать сбор, охрану и сосредоточение трофейного имущества на сборных пунктах, дислоцированных в районе ближайших железнодорожных станций, имея в виду дальнейшую эвакуацию имущества в тыл по железной дороге". Это из прочитанного начпох запомнил твердо. Разумеется, он понимал, что кроме него тут работают и другие, но не ожидал, что наберется два десятка человек, руководящих этой работой. Должны были ознакомить под подпись с новой инструкцией, что ожидали из Москвы. За два дня пистолетом разжиться не было сложно.
Мерно стукотали копыта лошадки по дороге. Берестов размеренно шагал сзади, поглядывал на идущего впереди старшину команды. Выбрал самого пронырливого, про которого слыхал, что летом при отступлении, наткнулись его сослуживцы на брошенную полуторку со стеклянными флаконами. Вроде как с обеззараживающей жидкостью, спирт с чем-то еще. Старшина роты всё это прибрал, и, когда встали в оборону, поставил задачу — попробовать перегнать. Вот этот жох все и соорудил, как самый грамотный мастер по хитровыделанным делам в роте. Недалеко от расположения упал наш истребитель, оттуда сняли трубку, из которой сделали змеевик. Котелок снизу, котелок сверху, с дыркой для змеевика, всю конструкцию обмазали глиной и на костёр. Когда накапало полкружки, старшина роты дал попробовать своему ездовому, тот по этому делу был большой спец.
Знаток глотнул, сказал:
— Не понял!
И хапнул уже по-настоящему. Кружку у него тут же отняли. Продукт признали годным, нагнали себе и ротному, и для всяких тёмных старшинских дел — тоже. Ротный отправил часть напитка в батальон, комбат — в полк. А старшина со своим подручным так какое-то время и работали — самогонщиками. Всё начальство очень одобряло, кроме ротного, который, видя, что запасы кончаются, сказал, что пора закрывать эту лавочку. На счастье банды самогонщиков — расположение периодически бомбили и старшина роты вскоре трагически доложил всем заинтересованным лицам, что бомба попала прямо в химимущество. А ротному они ещё месяц гнали из остатков.
Потом тот старшина роты попал в тылу под бомбёжку, был ранен и отправлен в госпиталь. А следом ранило и этого проходимца. И стечением обстоятельств он попал в похоронную команду. Слабосильный, но сообразительный, нахальный в меру и в придачу рыжий, мало того — конопатый, как воробьиное яйцо.
Основным вопросом для старшего лейтенанта было — насколько далеко простирается жуликоватость этого прохвоста. Не хотелось бы, чтобы он заигрался и подвел командира. Все предстоящее не нравилось Берестову, он предпочитал точно исполнять свои обязанности. Родители воспитали в порядочности и честности, а тут получалось — все время что-то надо хитрить и выполнять обязанности не так, как должно, а с кривулями. Это сильно угнетало душу, хотя как комсомольцу про душу говорить не надо бы. Но как переписать все те мелочи, которыми до отказа были забиты карманы и сумки немцев? На это жизни не хватит, потому как карманов в немецком френче было аж шесть штук и, как правило, все были набиты битком всякой всячиной. А еще шинель с карманами. А еще брюки. Ясно, немцев возили транспортом, наверное, потому что столько с собой и ишак не утащит. Старлея поражала масса нелепых и ненужных вещиц, которые с собой таскали фрицы. Понятное дело — патроны и гранаты, это и сам начпох с собой бы тащил даже пеше. Но масса всяких тюбиков и коробочек — с присыпкой до ног, различных кремов для кожи, против отморожения, для ухода до и после бритья и черт знает с чем еще — настолько далеко познания старлея в немецком языке не заходили — удивляли. Хлорницы — кому нужны? Не применялся же люизит!
Во внутреннем кармане кителя обычно находили по два индпакета, зато в остальных чего только не было. Блокнотики, карандаши — и даже такие, которые были просто свинцовой палочкой, перочинные ножики, годные только конверты почтовые вскрывать, маникюрные маленькие ножнички, расчески, зеркальца всех мастей. А молитвенники и медальоны всех святых, которые мало помогли носителям — их описывать в актах сдачи совсем было нелепо, тем более, что как правило, они были не из ценных металлов. Швейные наборы иголок с нитками, что очень было полезно и охотно подбиралось и подчиненными и местными — опять же у всех немцев разные, что ни фирмочка — то и различие и в нитках и в иголках. И если просто прикинуть сколько времени надо, для того чтобы записать всю эту тряхомудь, как положено — полкоманды в писаря сажать надо. Потому получалось, что на ряд нарушений инструкций придется глаза закрывать. Ту же обувную ваксу в коробочках, как и все табачное и харчи — а в карманах попадались и кусочки хлеба и пачки галет, разные консервы, благо в плоских квадратных коробочках были не только сардины, но и всякие паштеты и даже масло — все это по умолчанию брали себе нашедшие. И далеко не все лопали сами, многие детишек хозяйских угощали по тем домам, в которых квартировались, особенно когда шоколад и конфеты попадались. Сердце не каменное, а у трети похоронников уже свои детишки имелись.
Оружие тоже подлежало сдаче, с этим вроде и просто, но у немцев — даже рядовых, не говоря об унтерах и ефрейторах было много пистолетов, причем самых разных марок и калибров. И то же — с ножами и кинжалами, любили фрицы холодное оружие и помимо положенных тесаков — штыков таскали еще и другие клинки, которые хрен поймешь, как записывать.
Строго следил начпох за вещичками из золота и серебра, но таких предметов у немцев было очень мало. Часов зато было много, почти у каждого, а у нескольких покойников — по двое — трое, причем советского производства — и тут тоже хлопот было полно. Хитроумный и многоопытный фельдшер намекнул, что сдавать все часы не стоит, пригодится и обменять. Как в воду глядел, теперь госпитальному кладовщику надо было выбрать штамповку из Швейцарии.
Для Берестова это все было поперек совести, но умом понимал — придется вертеться. Потому как — победителей не судят. Ну, как правило. И потому надо было вовремя соскочить, не зарываясь. Чтобы и задачу выполнить и не попортить себе личное дело, оставаясь на хорошем счету и у начальства и у подчиненных. Не теряя при том контроля и вожжи не отпуская.
Тягач "Комсомолец" уже стоял у избы, где правление колхоза делило комнату со штабом похкоманды. Старлей потрогал металл — еще теплый, недавно приехали.
Одноглазый в накуренной комнатушке что-то рассказывал возбужденным тоном. Когда явился командир, все, кроме фельдшера, встали, вытянув руки по швам, но цыгарки не выкинули и дымок аккуратно полз по рукавам к плечу.
— Доквадывайте! — кивнул Берестов, махнув рукой, чтобы присутствовавшие сели.
— Организован выездной лагерь у церковки в 14 километрах отсюда. Я, как глянул, сколько там гансов — сразу вспомнил, когда в метро московское попал — те же мысли возникли — с шутовской серьезностью заметил комвзвода — раз.
— Это как? — поднял бровь старлей. Его вообще удивило, что командир оставил свое войско и зачем-то прибыл в штаб.
— Впечатление, как когда впервые в метро попал.
— И какое?
— Столько публики! И каждый — плод любви! И каждого похоронить надо! — пояснил командир взвода. Шуточка не очень развеселила его товарищей, и он немножко обиделся, как бывает при неудачной хохме.
— Скоко там?
— Не менее трехсот. И собраны компактно. Теперь только продукты у вас получить, оставшихся ребят отвезти — и мы быстро с этой падалью разберемся.
— Тошчнее!
— Личный состав расположен в двух развернутых полностью фургонах, пока не высушим матрасы — спать будем на сене — нашли неподалеку несгоревший стожок. Нашим лошадям как раз в пору, больше там скота нету — три ближние деревни сгорели полностью. Печки исправны, проверили все еще раз, а то чуть не подорвались когда тронулись.
— Как? — удивился Новожилов.
— На выезде с поляны провод углядели, хоть он и неприметный, зеленый — через дорогу на высоте 3 метра натянут между деревьями. Сообразили, перед тем как снести, глянули — к дереву примотана пара мин на натяг. Ну, и обезвредили. Так бы садануло хорошо по кабине. После этого и трубы проверили и печки еще раз, и полазили по машинам. Ничего больше не нашли. В общем — у нас теперь два передвижных дома теплых. Можем выбрасывать десанты куда надо.
— Что с машинами? — глянул на танкиста начпох.
— Насколько могу судить — исправны. Баки сухие, потому — не заводил. Теперь бензин нужен. Для проверки снял генераторы тока и свечи — невинным котенком посмотрел одноглазый танкист. Берестов кивнул, оценив маленькую хитрость.
— Первую клеть заполнили на две трети, вторая уже начата — заметил фельдшер.
Берестов кивнул. Переспросил — почему в разные клети укладывают головы. Удовлетворенно кивнул, когда фельдшер пояснил, что первосортные, без возможных повреждений укладывают в одну, сомнительные — в другую. Не всегда понятно — цел ли череп. Вот такие — отдельно. И обрабатывать в самую последнюю очередь, чтоб не тратить зря время. Логично, не возразишь.
— Там еще "Опель-капитан" остался. Клиренс у него маловат, по снегу кататься, видно потому и оставили. Тоже бензина нет ни капли, но машинка ценная. Исправность не проверял, мины не искали. Свечи забрал, может — пригодятся — о своем дополнил мехвод.
— Котелки, фляжки и ложки теперь у всего личного состава есть — сообщил комвзвода — два.
Странное ощущение было у старлея — все время вспоминалась детская книжка про Робинзона Крузо. Война, прокатившись тут, моментально перевернула представления о норме. Живем, как на необитаемом острове, только то и идет в дело, что на месте крушения найдешь. Начпох уже видел, с какой радостью хвастались друг перед другом своими мелкими находками подчиненные. Зажигалки, ножики, те же фляжки и прочие пустяки. А подумать — так и не пустяк, поживи-ка без ложки, задумаешься. Теперь вечерами слышал по деревне не в одном месте пиликание губных гармошек — пытались самоучки извлечь из трофеев хоть какую мелодию.
Спросил, нашли ли какое-нибудь медимущество. Как и ожидал — нашли и много. Одних носилок нормальных с полсотни, да всякие медикаменты, хирургический набор в кожаном чехле, шприцы, бинты и всякое прочее вроде одеял. Также собрали более 70 пистолетов разных марок и калибров. Тут командный состав с намеком посмотрел на командира. В нашей армии ведь если ты с пистолетом — то уже и начальник. Берестов кивнул, намек он понял и ничего против не имел, чтобы его штаб приобрел понятный армейский шик.
Последним выступил Новожилов, имевший несколько смущенное состояние — досадно ему было, что проглядел задранный на трехметровую высоту шнур и мины на дереве. Нехорошо получилось. Потому он немного нос повесил. Чистка территории шла медленнее, чем предполагалось, больно много насыпано было злого железа. Да еще и вода пошла талая, надо срочно Комсомольца из ручья тянуть, а для этого придется день покорячиться точно.
Общим мнением было — все же выдернуть тягач с пушкой. Все понимали, что на фронте сейчас это будет подспорьем. Да и бензин можно слить с добытой машины. Не лишний.
Фельдшер Алексеев, вольнонаемный лаборант кафедры анатомии ВММА.
Напоследок вручили командиру мешок собранных с немцев документов. Теперь работники их еще и подсушивали перед сдачей, профессионализм обретая.
— Никак не могу понять, чего немцам не хватало — озадаченно заметил комвзвода — два, глядя на мешок с недоумением.
— То есь? — поднял бровь Берестов.
— Смотришь их фотографии — и дома каменные и с обстановкой, машины у многих с никелем, про велосипеды молчу уже, все одеты — обуты. И морды сытые, веселые. Электричество у всех, даже на хуторе. Да вот — первые попавшиеся — тут он запустил руку в не завязанную горловину, вытянул жменю бумаг — письма, пара уже привычных зольдатбухов, опознавательный жетон в кожаном чехольчике на шнурке и пяток фотографий, немножко покоробившихся после сушки. Одну фотографию с голой, похотливо изогнувшейся блондинкой, покраснев, кинул в мешок обратно, остальные разложил веером на столе.
И впрямь — бравый зольдат позирует рядом с двухэтажным каменным домом, цветы в палисаднике, рядом — родные, папа в шляпе и с трубкой в зубах, мамаша, похоже, в модном городском платье и тоже в шляпке и киндеров штук пять разновозрастных — все в коротких штанишках, но в носочках и кожаной фабричной обувке на всех.
На другом фото — элегантный красавец в белом летнем костюме и спортивной кепке рядом с легковым автомобилем — кабриолетом. Пара фотографий — просто какие-то люди на фоне кустов и деревьев, на последней пятой — застолье веселое домашнее. Но тарелки фаянсовые и супница, салфетки, вилки — ножики — все как в ресторане!
— Вот — обыкновенный солдапер, а кровать — железная, господская, не хухры — мухры — заметил с довольным видом комвзвода — два.
Начпох устало пробухтел ответ. Иван Валерьянович отрепетовал с переводом, уменьшив свой трубный голос до домашнего уровня, чтоб и так битые стекла не повыпадали:
— Командир говорит — каждому немцу обещано их фюрером по 50 аборигенов и поместье. Из первых рук сведения. Пленный рассказал.
— Как-то поместье полученное маловатое получается. Вот сколько выкопали саперы — столько и получили господа. И двух метров не выйдет. Сами-то они в листовках своих пишут — с жи... то есть — евреями они воевать пришли. С евреями воевать — а деревни жгут, где испокон века ни одного еврея не водилось — ляпнул разболтавшийся комвзвода — два. И тут же заткнулся. И Берестов и фельдшер и комвзвода — раз уставились на болтуна очень нехорошим взглядом.
