4 Щаво — вероятно, субстантив от "щавый" ("пышный, демонстративный").
5 Зьдябь — принятое в Лапландии наименование любой стихии, кроме "тёмной огненной": последняя называется Жогъ.
КолЬченогие уды въ кольчугахъ епугихъ...
КолЬченóгия Уды въ колЬчугахЪ епугихЪ
Порубились гурдóй на КовчегахЪ чугуньнихъ,
Порубели рубениемъ бурънымЪ!
Вочревяся и каясь на съКалахъ кулóмЪ
Били ВóрЬ и бороли ВорóнЬ.
КОММЕНТАРИЙ
Мы приводим этот текст как пример практически непереводимого лапландского стихотворения.
В нём непонятно решительно всё — начиная от общего смысла и кончая тем, почему Похаб Осеян проставил в нём ударения только над буквой "о". При этом лапландцы находят в нём какой-то смысл: во всяком случае, эти строчки знает каждый сколько-нибудь грамотный житель Лапландии — и подавляющее большинство считает их прекрасными.
Однако же выражение "порубели рубением бурным!", ставшее пословицей, является ироническим и означает что-то вроде "демонстративно потратили большие усилия и ничего в итоге не достигли".
Стоит добавить, что из-за крайне скверного почерка поэта (он писал на бересте, держа зубами кованый гвоздь) имеется разночтение в последней строке: "бороли" или "борали". Споры по этому вопросу не прекращаются до сих пор.
ПУЗДЯ́ТКА СОНЯ́ШЕНИЦА ГРОБОВА́Я НАЧИ́НКА (около 195 — 249)
БИОГРАФИЯ
В Лапландии культура вообще и творчество в частности считается делом самцов. Пуздятка Соняшеница — редкий случай, когда самка вошла в число известнейших лапландских поэтов.
Несмотря на относительно поздний исторический период, о жизни Пуздятки известно немногое. Она родилась в поселении Гольяново и была старшей дочерью в семье отарков. С детстве Пуздятка отличалась исключительными размерами, физической силой и звериной хитростью.
В тринадцать лет она загрызла всю свою семью ради большой суммы наличности. В дальнейшем она возглавила одну из самых опасных гольяновских группировок. Свои прозвища она получила за привычку спать днём, а также за обращение с телами врагов: она их не ела, а рвала зубами и когтями на мелкие части и потом испражнялась на них, так что мясо становилось непригодным для еды и его приходилось захоранивать в изолированных ёмкостях-гробах: запах испражнений сильного отарка у других основ вызывает ужас.
Скопив достаточно средств, она оставила преступный промысел и поселилась в городе Колпино, где и прожила остаток жизни в качестве частного лица. В частности, она содержала литературный салон, среди посетителей которого отбирала себе любовников. Один из них и загрыз её ради крупной суммы наличности.
Сочинения Пуздятки Соняшеницы были обнародованы только после её смерти. Основу корпуса составляет, если можно так выразиться, любовная лирика. Однако её произведения были проверены жрецами-пещелыгами и найдены годными. Сейчас они популярны среди самок и хорошо известны среди самцов.
СТИХИ
Неверъному
Замудафлю Я твыи
Блудёнъки зълотые1!
Как уемЪ и ЕлЪду
Да пойду!
ПЕРЕВОД
Неверному
Я раздавлю
Твои замечательные-но-злые тестикулы,
И откушу половой член,
После чего тебя покину!
КОММЕНТАРИЙ
Вероятнее всего, обращено к какому-то случайному любовнику.
1 Типичный пример лапландской непереводимой игры буквами. Слово "зълотые" в оригинале написано через букву "Зю богатую", имеющую достоинство силы и множественности. Однако слово "зълатые" пишется через "а открытое", здесь же использовано "о очковое", как в слове "зъло"/"зело", означающую негативную множественность, дурную силу, рану и т.п. Образуемый смысл тонок и сложен — это и высокая оценка мужской силы партнёра, и усмотрения в этой мужской силы некоего "зла" (чрезмерной похотливости, ведущей к неверности).
Неизвестно, исполнила ли Пуздятка свою угрозу в реальности, но большинство комментаторов согласны с тем, что это более чем вероятно.
Лайдаку
Розъстали мы — но оглашу я: не-
благодаренъ ты преПаськудъно:
Тобе лехЪко было въ мене1 —
Да ты во мъне2 быхъ тяжекъ търоудъно!
ПЕРЕВОД
Бывшему любовнику, который много ленился
Мы расстались. Но я скажу так: не-
благодарен ты, и это очень печально:
Тебе нетрудно было во мне [двигаться],
А вот ты внутри меня оказался очень тяжёлым!
КОММЕНТАРИЙ
Одно из первых стихотворений Пуздятки Соняшеницы. Обращено к молодому медведю, очень красивому, которого она приблизила и сделала своим любовником. Он часто пренебрегал своими половыми обязанностями, за что Гробовая Начинка его растерзала. Однако из сентиментальных соображений она не стала разрывать его тело и испражняться на него, а благочестиво съела самые важные части, остатки же раздала голодным. К сожалению, мясо оказалось плохо перевариваемым, из-за чего отарка два дня маялась животом.
1 Здесь слова "тебе въ мене" метафорически означают половой акт, то есть проницание половым членом тела медведицы. Отсюда "въменение" — "пронзание виною".
2 Слова "ты въ мене" означают более глубокую ступень освоения чужого тела — не временное принятие в себя пениса, а усвоение сущностное, то есть переваривание.
Кобеняка. Похетъка
Кълала Каку кобеняка
Воскорабкаясь Елъде.
Наскакала Забьияка
Да укушала Моуде!
ПЕРЕВОД
Собачка. Миниатюра.
Маленькая собачка [от натуги] испражнялась,
Пытаясь двигаться вверх [по?] половому члену.
[В этот момент] стремительно появилась агрессивная особь
И съела тестикулы!
КОММЕНТАРИЙ
Стихотворение, несмотря на внешнюю игривость, является намёком на политические события, происходившие в Лапландии в 268-269 гг. — а именно, усилия Головной Шестерицы Подскрабия Лапландского (первой помощницы министра финансов) медведки Домогули Красавы Узенькой увеличить свой политический вес, вступая в беспорядочные связи с членами правительства. Стихотворение написано не раньше 15 июня 269 года, когда во время интимной встречи Домогули с неким высокопоставленным представителем администрации неожиданно появилась супруга последнего и в гневе совершила описанное в стихотворении действие. Это привело к падению кабинета.
Пер. и комментарии Яны Задонской (хемулька)
СЕМНАДЦАТЫЙ КЛЮЧИК, ДУХОВНЫЙ. СТРАНИЦА ИЗ КНИГИ ДЕЛОУЧЕНИЯ КРАТКОГО ИЗВОДА
Прочитаете, когда будет случай и настроение.
C. 66
[...]
аемые градусы или шаги вовсе не являются мерами совершенства, как то думают профаны. Не глубины посвящений и не число заслуг перед Братством они выражают, вовсе нет. Но — природу отношений между людьми.
Отношения же бывают — с теми, кто ниже, кто равен или кто выше. Нет других путей, дозволяемых Вдовою и Разумом. Братство не знает иных законов, кроме законов Вдовы и Разума, и устроено сообразно таковым. Потому эти три отношения и положены в основание первых Трёх Градусов.
Первый Градус именуется братским, Второй — товарищеским, Третий — дружеским. Посвящённый по отношению к высшим считает себя братом, к равным относится как товарищ, к низшим нисходит как друг. Это и означает, что человек человеку — друг, товарищ и брат.
Что есть брат? Тот, кто отверз внутренние очи, узрел свою малость и взалкал Света.
Брат верен братьям телом, так как интеллект и воля его спят. Так ребёнок любит родных, ибо тело его смешано из одной с ними материи.
Добродетель брата — вера. Она называется слепой, ибо не нуждается в рассуждении, так как простой брат не понимает дела высших. Достаточно того, чтобы он полагался на них во всём, и верил в то, что все их дела ведут ко благу. Награды своей он не знает, потому что не может понять, что есть истинная награда. Посему он должен почитать наградой всё, что дают ему высшие.
Что есть товарищ? Тот, кто видел Свет, но не приблизился к нему и не пребывает в нём.
Товарищ предан товарищам разумом, ибо интеллект его бодрствует, хотя воля спит. Так торговец доверяет сотоварищу, ибо они делают одно дело, и только вместе могут получить свою выгоду.
Товарищ повелевает братьями, но не как господин, а как вестник воли Высших и как надзирающий за исполнением их воли. Товарищу также дозволено рассуждать о делах Друзей, но повиноваться он им обязан.
Добродетель товарища — надежда. Она зовётся зрячей, ибо нуждается в уверенности в себе и уповании на товарищей. Надо знать и себя, и товарищей, и награду свою, чтобы уповать на неё.
Кто есть Друг? Тот, кто достиг Света и стал одно с ним.
Друг любит других сердцем, ибо воля его бодрствует. Сердце различает добро и зло. Так родитель любит детей, даже когда они злы, и обращает их к добру.
Добродетель друга — любовь. Её зовут и зрячей слепотой, и знающим незнанием, и иными названиями. Выражается она в излиянии блага на любимых.
Друг не нуждается в награде, кроме возможности творить добро. Что ему для этого нужно, определяет он сам.
Из трёх добродетелей вера — основа, любовь — венец. Что до надежды, то она — из самых трудных вещей. Она подобна мосту, висящему над пропастью отчаяния. Потому её-то и почитают важнейшей из всех и обозначают вет-
[...]
ВОСЕМНАДЦАТЫЙ КЛЮЧИК, ОСОБЕННЫЙ. СЕМЁН ЭМИЛЬЕВИЧ САРПАДЖИ. "ВОСПОМИНАНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ". ОПУБЛИКОВАННЫЙ ОТРЫВОК.
Можно читать после Действия двадцать шестого. А можно и до. А можно и не читать, потому что связь с событиями романа тут ну очень, очень, очень слабенькая. Я бы сказал — чисто формальная.
"Российская Старина". N 11 (3), 2012
От редакции
Заявленная цель нашего издания — расширение сферы свободы, преодоление барьеров, естественных или искусственных, до сих пор разделяющих единое пространство нашей культуры. Одна из наших первостепенных задач — это презентация имён и произведений, неизвестных отечественному читателю.
Мы имеем счастливую возможность представить вам имя, известное на Западе, но до сих пор не входившее в наш культурный обиход.
Семён Эмильевич Сарпаджи, более известный по своему псевдониму Semilucido (1901, Санкт-Петербург — 1997, Нью-Йорк) — эссеист, театральный критик, архивариус. Сам он обозначал своё поприще скромно — "культурный работник". В самом деле, вся его жизнь была посвящена культуре, отечественной и мировой.
Семён Эмильевич родился в 1901 году в Санкт-Петербурге в состоятельной караимско-немецкой семье. Учился в знаменитом Тенишевском училище. В декабре 1917 юноша года бежал из дому с молодым офицером. В 1918 Сарпаджи оказывается в Одессе, принимает активное участие в культурной жизни города. Входил в круг авторов издательства "Омфалос". Общался с В. Катаевым, Ю. Олешей, О. Мандельштамом, М. Волошиным, Э. Багрицким, З. Шишовой, А. Фиолетовым, и др. Издал сборник стихов "Юго-Востоки". Вместе с артистом О. Фемиди-Задунайским в 1918 году уезжает в Румынию, оттуда — в Италию. В Италии он тесно общается с Вячеславом Ивановым и его семьёй.
В 1927 году Семён Эмильевич становится личным секретарём Агостино Бертони (1877-1944), римского поэта, теолога и страстного театрала. Вместе с ним он совершает ряд поездок по Европе и публикует несколько выпусков "Театральных тетрадей". В 1930 он принимает католичество.
В 1936 Сарпаджи был сослан фашистским правительством Муссолини на остров Сан-Домино за "безнравственное поведение", в дальнейшем переведён на остров Лампедуза. Освобождённый союзниками, он переселяется в США.
В 1946 он публикует в Соединённых Штатах под псевдонимом Semilucido книгу "Довоенный европейский театр", до сих пор являющуюся ценным источником сведений о театральной жизни Западной и Центральной Европы.
В 1970 Сарпаджи возвращается в Италию. В Ницце он работает в Музее изящных искусств. У него завязываются дружеские отношения с куратором музея Густавом Адольфом Моссой, художником-символистом. Их многолетнее общение оказало большое влияние на творчество Моссы.
В 1976 Семён Эмильевич — к тому времени взявший себе имя Simon Semilucido — получает работу архивариуса в частном архиве семьи Компаоре. С этих пор он всецело посвящает себя архивному делу. Как эксперт ICA (International Council on Archives), он оказал большое влияние на европейскую политику распространения архивной информации. Умер в 1997 году в США на очередной Джеймсоновской конференции по архивному делу.
Архив Семёна Сарпаджи хранится в частном собрании Эйо Компраоре, друга и наследника Семёна Сарпаджиа.
"Воспоминания и размышления" — обширный текст на русском языке, начатый в 1963 (судя по предисловию), в котором излагаются разные моменты жизни автора, начиная с годовалого возраста и вплоть до 1935 года. Есть также подробный план всего сочинения и наброски отдельных глав.
Мы публикуем двенадцатую главу книги. В отличие от других глав, автор не успел дать ей название.
Редакция благодарит господина Эйо Компаоре за предоставление текста, разрешение на публикацию, помощь и доброе отношение.
Абигайль Натфуллина, главный редактор журнала "Российская Старина"
* * *
Весна 1917 года, роковое время для Империи, мне запомнилась ранним отъездом на дачу.
Мать боялась погромов, еврейских или немецких: для нас это было всё едино. Кроме того, она опасалась, что меня всё-таки призовут, несмотря на все уверения Александра Петровича. В этих опасениях поддерживал её наш поверенный в делах, Мартин Эммануилович. Уже и не припомню его фамилии. Зато образ его стоит передо мною как живой: сухой, как жердь, твёрдый, как сталь, и честный, как таблица умножения. Он знал законы; однако ещё более он знал жизнь, и вполне понимал, что в случае нужды призваны будут не только годные по возрасту, но и все, способные держать оружие — а я, несмотря на свою тогдашнюю "неотмирность", отлично управлялся не только с детским монтекристо, но и с тяжёлым лефоше, а в последние два года и с армейским наганом. К тому же Мартин Эммануилович опасался вспышек неуместного патриотизма с моей стороны или со стороны моих тогдашних товарищей, способных, по его разумению, увлечь меня на призывной пункт. Так что, исчерпав все возражения, он в итоге одобрил скорый переезд. И мы уже в конце февраля, чего раньше никогда не бывало, собрались в Чурилово, где мы не были с начала войны. За предотъездными хлопотами мы пропустили революцию.
Я был против отъезда. Хотя, казалось бы, следованием идеалам Толстого (приверженцем которых я себя всё ещё мнил) должно было бы склонить меня к сельской жизни. К тому же меня в столице не держало ничего существенного: я нигде не бывал, никаких знакомств не делал, и т.п. Более всего я избегал мест, где можно было встретить Серёжу, или кого-нибудь из наших общих знакомых. — Я не знал тогда, что мои метания запоздали: он уже двигался навстречу судьбе.
Но жизнь в столице имела и свои преимущества. Обыкновенно я ходил в кондитерские, где проводил много времени за чтением. Я в ту пору обожал сладости и мог питаться ими одними. Если бы не воспоследовавшая от этого неприятность, о которой я скажу ниже, я бы так и объедался шоколадами и монпансье. Вечерами же я валялся на диване и испивал очередной фиал декадентской премудрости. Без этого чтения я не мог представить себе жизни. Так что я поддался на материнские уговоры, только выставив условием, что возьму свои книги с собой. Они заняли несколько сундуков, и история их перевозки заслуживает отдельного рассказа в духе английского юмора. При этом мать, разумеется, считала мои книги мусором, поскольку они были по большей части тонкими и без переплётов. — Теперь-то я знаю, что прав был я, а не мать. Я до сих пор помню несколько обложек, за которые я не удосужился заглянуть и которые теперь утрачены навсегда: не сохранилось ни единого экземпляра этих сочинений. — Что сталось с теми моими книжными сокровищами после известных событий? Кто знает!
