Зверь лютый Книга 40 Нашествие

— Таких, кто со мной в логово князь-волков лазал, кто у торкского инала в учениках ходил, кто в моём доме годы прожил... кто с отрядом Киев брал, сотни ворогов там, перед домом митрополичьим положил... Такого, Андрей, во всей Степи другого не сыскать.

Что, брат, крыть нечем? Перед носом же мальчишка был, а просмотрел, не заметил. Коли шитья золотого на платье нет, так и человека не видишь? А ведь и правда: второго такого с таким личным опытом, ни в Степи, ни на Руси нет.

— Он один. Убьют его.

— Нет, не один. У него уже были сотни людей. А нынче — тысячи.

— Откуда?!

— Алу — крупнейший торговец в Степи. Сотни работников, погонщиков. Охрана караванов. Его люди. Преимущественно изверги из аилов, обнищавшие пастухи. Именно этими людьми, без роду, без племени, он и вяжет свой грядущий каганат. За ним люди старого Боняка и Беру. Множество вятших из обеих орд погибли. На их место пришли новые. Пришли — с согласия или прямо по воле Алу.

"Смена элит", чуть подкрашенная переделом собственности в направлении снижения остроты нараставшего социального неравенства. "И последние станут первыми". Чуть-чуть — родо-племенными акцентами: род Токс унижен и обескровлен, род Элдари — возвысился.

— Ещё две вещи хочу сделать. Алу и его люди примут православие. Они и так-то многие крещены. Не зря четыре года назад я ругался с епископами о необходимости изменения требований Великого поста, других обрядов, под быт кочевников. Нынче в Степи многие принимают веру Христову.

Глава 824

Я наклонился над столом ближе к Боголюбскому, вглядываясь в него, уточнил:

— Ты понимаешь, брат? Крещение всего "желтого народа". Через пару-тройку лет у каждого степняка на шее будет крест православный.

Андрей завистливо вздохнул. Всё-таки, прозелитизм — часть его личности. Мечта. Как бы не с детских времён.

Кажется, он в детстве мечтал стать учителем. Нести людям истину, свет, слово божье. А пришлось князем работать, всякой хренью заниматься.

— Э-эх... красиво у тебя получается. То ты эрзя крестил с их... как его... принц Мордовии... Вечкенза. Теперь вот половцев...

И в том, и в другом случае исходной целью было не спасение душ человеческих, не прославление Господа нашего Иисуса Христа, а решение актуальных военно-политических задач в части обеспечения внешней безопасности. Христианизация — отходы гос.строительства. Но я тебе этого говорить не буду.

— Крещение царя и народа позволяет устроить брак кагана Алу и принцессы Илоны. Брак, законный для христиан. Значит, законно и вытекающее из этого. Супруг может предъявить права на наследство жены от её имени. И, если потребуется, силой отвоевать его. Такое — законно в имущественном споре христианских владык.

— Да плевать им на закон!

— Точно. Кроме тех, кто понимает, что в беззаконии он покойник. У мадьяр 15 тысяч рыцарей. Если тысяча из них не придёт на битву, потому что Илона законная наследница — не будет ли это тем пёрышком, которое сломит хребет мадьярам?

Ну что ты головой крутишь? Да, сомнительно. Есть ещё сотни сомнительных факторов. Которые могут работать как против моего плана, так и за. Не будем использовать такие мелочи? Тогда надо просто уничтожить полумиллионный "жёлтый народ", народ твоей матери. Не жалко?

— Ещё. У шары-кыпчаков женщины пользуются уважением, более, чем в других степных племенах. Только шары-кыпчаки ставят каменных баб поровну мужчинам и женщинам. Поэтому вернуть Илоне отцовское владение... для кыпчаков правильно. По их обычаю.

— Оно-то так. Если у неё нет брата. Мда... Что будем с Гезой делать?

* * *

Класс! Переход от каменного столба с чуть прочерченными грудями к "как Гезу прикончим?" — мгновенен.

В этой цепочке суждений нет чего-то особо хитрого. Всё просто. После того как. Как сам прошёл, или тебе показали. Но у нас-то попандопул таких накатанных цепочек нет! Их нужно строить, продумывать... время. Которого постоянно не хватает. Увы, мы тоже лезем. Туда же, в правители и интриганы.

* * *

— Отдадим басилевсу.

Андрей снова вскакивал, добегал до тёмного угла и замирал там, уткнувшись носом, внимательно рассматривая доски стенки.

— Ты ж сам говорил, что от византийцев нам ничего не надо. Просто так отдадим?

Мы говорили об этом в сентябре. Фактор времени. Время — идёт. И не только здесь, но и в других местах.

— Было не надо — стало надо. В Царьграде хотят посадить в Нумеро Давида Ростиславича. Который Попрыгунчик. Который твой посол у басилевса.

— С чего это Мануил озлобился?

— С Генриха Льва. С гибели его паломничества у берегов Итаки.

Андрей чуть не подпрыгнул на месте, разворачиваясь, впился меня взглядом.

— Мать... Матерь Божья! Так это твоя работ?

— У Попрыгунчика своих мозгов нет? А уж вместе с твоей бывшей...

— Что?! Там и Софочка отметилась?!

— А то.

Гримаса раздражения и озлобления на лице Андрея сменилась выражением ностальгического умиления и, даже, восторженности. Нет, не забыл он свою бывшую. Гордость испытывает. За то, что она такую крупную гадость организовала.

Вот же, государь, столп и светоч. И при том — живой человек. Со своими проблемами, включая семейные.

Лет пять тому назад он бы её заморил в келье монастырской. С чувством полной своей правоты и выполненного долга. А потом бы грыз себя за это. И меня, как соучастника его глупости. А сейчас — ничего. Лыбится.

Тут придётся немножко вернуться по времени и переместиться в пространстве.

В феврале 1172 г. герцог Саксонский Генрих Лев решился исполнить свою детскую мечту — посетить "Святую Землю". До того времени всё что-то мешало. То ссоры с Барбароссой из-за наследства отца, то конфликт с датским Вальдемаром из-за Руяна. То войны с соседями, то стройка столицы Брауншвейга.

Наконец Лев сказал, наслушавшись, кажется, от своей русской жены и таковой же тёщи, волшебные слова:

— А пошли вы все!

Что он сказал в РИ — не знаю, а в АИ — доносили.

Бедные пилигримы, числом в четыре тысячи благородных мужей, которые все воины, и уместным количеством слуг, которые воины в значительной части, явились в "Святую Землю" поклониться Гробу Господнему. И постоянно искали — кому бы набить морду. Раз уж пришли. Во славу Господа, конечно.

Мероприятие уровня Крестового похода. Папского благословения нет исключительно из-за оргвопросов: папа и император разругались вдребезги. Кто нынче папа — есть разные точки зрения.

В Иерусалиме Льва принимали по высшему разряду. Он купался. В лучах всеобщего восхищения и восторга. Франки надеялись получить от него войска и старательно восхваляли. Для провинциального герцога, который прежде дальше Баварии не бывал, Иерусалим, вертоград господен, улица, которую перед ним специально подметают, по которой сам (Сам!) нёс крест свой на Голгофу... Лев хмелел от этих стен, от этих мостовых, от... ощущения даже не святости, а единственности всего вокруг. Захлёбывался, пытаясь впитать в себя величие "Святого Города". И возвеличивался сам. Борзел и требовал войны с Саладином в Египте.

— Подвиг хочу! Во славу Господа!

Его улещивали и с трудом отговорили.

Всё как в РИ. Одна маленькая деталь: Софочка.

Софья Степановна Кучковна, первая жена Андрея Боголюбского. Обманувшая меня в Ростове, чуть не угробившая в пытошном застенке в Кучково. Чудом выжившая в "Московском пожаре" и нашем с ней сплаве по Оке. Да и потом...

Едрить, крестить и упокаивать! У неё — десять ангелов-хранителей! Как мне хотелось тогда её убить! Раз за разом.

Увы. Их сложные отношения с Боголюбским, моя зависимость от него не позволяли исполнить "желания левой пятки души". Пришлось спасать. И саму, и её дочь Ростиславу, которую Софочка заманила во Всеволжск и "ненароком" подложила мне.

— А чё? Дитё же. Часть меня. Представь, что ты мне всовываешь. Иль не любо?

Язва. Гадюка семибатюшная. Но — умна и отзывчива. Не только в постели.

Спрятать экс-жену Боголюбского с дочкой удалось только в Саксонии.

Факеншит! Ближе — нельзя!

О делах Саксонских — я уже.

Паломники прибыли в Иерусалим, побывали в "Русском монастыре". И там сразу полыхнуло. По счастью, не в домах, а в душах.

Про Евфросинию Полоцкую, про её фокусы с сестрами и племянницами-княжнами, про наши с ней сложные отношения — я уже...

Софья Кучковна и Евфросиния Полоцкая возненавидели друг друга. Сразу. Как это бывает у женщин — с первого взгляда.

Иного и быть не могло: слишком похожи в одном и слишком различны в другом.

Евфросиния — воин во славу Христа, происками нечистого попавший в женское тело.

Софья — женщина "до корней мозгов и костей волос".

"Потерянный рай":

"Сказала Ева: "— Мой жизнеподатель,

Владыка мой! Безропотно тебе

Я повинуюсь; так велел Господь.

Он — для тебя закон, ты — для меня;

Вот всё, что женщине потребно знать".

Евфросиния такого ни подумать, ни сказать не могла. У неё нет иного владыки, нежели Жених Небесный. Она — не Ева.

Софья сказать могла. Вполне искренне в конкретный миг. Недолгий. Потом быстренько забывала и принималась делать так, как чувствовала. В духе:

"Он — для тебя закон, не для меня;

Вот всё, что женщине потребно знать".

Обе привыкли добиваться своего, не стесняясь, например, лжи. Обе прошли длинный и непростой путь к своему положению. К желаемой ими власти. Обоих не волнуют слёзы даже близких людей.

"Мы туда идём, куда нас ведут" — формула из русской былины не про них.

Они хотели идти туда, куда ведёт их собственное чувство. И вести по этому пути других. И — вели. Но добивались сходного совершенно разными средствами.

Там, где Евфросиния ломала противника своим авторитетом, фанатичной верой в себя и в бога, там Софочка просто отходила в сторону, и, мило улыбаясь, наблюдала как противник валится в подстроенную ею ловушку.

Телесно — обе женщины. Лично проверял. Духовно — жесткий начальник и изворотливая интриганка.

"Женщины бывают двух типов: прелесть какая дурочка и ужас какая дура" — фольк врёт. Ни одна из них не была дурой.

Меня, честно говоря, Софья пугала больше. С Евфросинией мы общались немного, но её можно понять. Если сделать поправку на религиозный фанатизм и авторитарность, то с ней можно иметь дело — нормальная последовательная логика. С Софочкой... "сапоги всмятку".

На это наложились привходящие обстоятельства.

Софочка — тёща Генриха Льва. И — его официальная любовница.

Ах-ах! Инцест! Ах-ах! Разврат!

Хочешь — объяви её блудницей. Поори об этом на всех углах.

Евфросиния уже собралась, уже и платок накинула, чтобы выйти на площадь да объявить:

— Беда, братия и сёстры! Господь ныне послал нам сучку блудливую! Помолимся же и извергнем!

И призадумалась: это ударит по тебе, по твоим сёстрам и племянницам. Вы здесь — "тоже". Тоже русские. Хуже: из того же "дома Рюрика".

Местные очень хотят понравиться Генриху. Ссора с ним... не улучшит положение "Русского монастыря".

Община раскалывалась на партии по княгиням. Это опасно: некоторые люди в общине занимаются... "деликатными вещами".

Тут в Иерусалим прискакал Попрыгунчик. Его отчёт был достаточно красочным. Типа:

— Выслушал стороны, задал простой вопрос: мы все трое, на чьей псарне борзые? Я против князя Ивана Юрьевича не пойду. А вы?

Обе дамы вспомнили им лично интеллектуально и сексуально знакомого "Зверя Лютого" и решили не злобить "придурка лысого". Официальные формулы примирения были произнесены, все всё друг другу простили "и прослезились". Неприязнь это не уменьшило, но заставило не проявлять.

Когда же они начали работать согласованно... Они много чего наворотили.

Паломничество для Софочки было тяжёлым испытанием. Не только физически, но и морально. Её — оттесняли.

Софья не честолюбива. В том смысле, что постоянное всенародное восхищение и восхваление ей не нужно. Она ограниченно властолюбива. Ей малоинтересны герцогства и королевства. Но своих окружающих она стремится подчинить. Все должны "ходить по её половице". Это было долгое время основанием для конфликтов с дочерью, с частью окружения, с Евфросинией в Иерусалиме.

Важным элементом её самоутверждения были успешные манипуляции Генрихом Львом. Её практически безусловное влияние на него. И тут всё посыпалось.

В Саксонии окружение герцога было стабильно и ей послушно. Одних из прежних ближних удалось отодвинуть, других подкупить или запугать. Все "знали своё место" и старались не вызывать её неудовольствия.

В путешествии вокруг Генриха Льва клубилась масса новых людей. Они, почти все, были ей враждебны. Потому что схизматка, потому что фаворитка, потому что... чужая. Они искренне не понимали почему Генрих должен слушать эту... старушку, сорока неполных лет, а не их — молодых, родовитых, исконно-германских и в бога правильно верующих.

Она не могла ограничить их контакты со Львом, а тот радостно подставлял уши новым людям.

Эстетически-взволнованная тщеславная душа герцога хотела видеть новое, красивое, дорогое, редкостное. И чтобы все его хвалили. Он буквально упивался древностями, святынями, реликвиями вокруг него, и восторгом, поклонением окружающих. Часто людей весьма не простых, имеющих мировую известность.

Прежние люди и вещи казались устарелыми, неинтересными, провинциальными. Старьё. "Бабушкина рухлядь".

В эту категорию попадала и Софочка.

Эпизод ссоры и примирения с Евфросинией в Иерусалиме привёл к глубокой душевной приязни между Софочкой и Попрыгунчиком.

Коллеги, почему сразу про секс?

Было... общение родственных душ. "Рыбак рыбака видит издалека". Оба — "кователи ков и плетельщики интриг". Иногда подсмеиваясь друг над другом, соблюдая некоторую настороженность, они, однако, были весьма дружественны друг другу.

Есть разница.

Попрыгунчик более администратор. Посольство — довольно многочисленная организация с разнообразными функциями. Софочка привыкла работать сама или с минимальным количеством подчинённых. Поэтому она сама куда более опытный и изощрённый манипулятор. Ещё гендерное различие и связанные с этим социальные стереотипы поведения: женщин надо защищать, им надо помогать, они слабенькие... вот сидит она одна-одинёшенька, всеми брошенная, слезы горькие проливает... ты мужик или так, хрен в корзне?

На этом Попрыгунчик и попался. Позже он писал мне:

— Да и я сам не понял как оно так получилось!

Конечно, были фактические аргументы. Весомые. Но они подействовали потому, что были изложены Софочкой. Попрыгунчик и сам не заметил, как попался в сети Кучковны.

Возвращение паломничества Генриха Льва шло вдоль малоазийского побережья. Султан Рума Кылыч-Арслан II пригласил Льва в свою столицу Конию, где оказал ему императорские почести.

За год до этого отношения между султаном Рума и императором Рума испортились. Вой разоряемых греков в пограничьи пробился сквозь туман хитромудрых иллюзий в мозгу басилевса.

Мануил поддерживал Арслана, видя в нём инструмент своей политики по разобщению сельджукских владетелей Малой Азии. И был прав настолько, что собрание улемов выступило против султана, заставило его заключить невыгодное перемирие с другими беями. Со стороны казалось, что Арслан предал ислам, что он сильно задружился с императором. Сам султан старательно поддерживал это впечатление. Публично восхищался Мануилом, Констанинополем, рыцарством, подчёркивал дружественность. И посылал отряды "вытаптывать" христианские селения на границе.