— Наверное, это разумно, — одобрил Уилсон. Он подошел к столу и поставил бокалы. Когда они соприкоснулись со столом, раздался щелчок.
Лоуэн, озадаченная, потянулась за одним из бокалов. — Магнитный, — сказала она, поднимая бокал.
— Да, — подтвердил Уилсон. — Искусственная гравитация отключается нечасто, но когда это происходит, приятно, что бокалы не плавают как попало.
— А что насчет их содержимого? — спросила Лоуэн. — Что с ним происходит?
— Его стараются выпить как можно быстрее, как безумные, — ответил Уилсон, поднимая свой бокал и размахивая им перед Лоуэн. Лоуэн сардонически посмотрела на Уилсона, открыла "Лафройг", налила ему себе на полтора пальца и столько же себе. — За искусственную гравитацию, — произнесла она тост.
— За искусственную гравитацию, — согласился Уилсон.
Они выпили.
* * *
Через несколько минут выпили по второй порции:
— Итак, это легко? — спросила Лоуэн.
— Что легко? — спросил Уилсон.
Лоуэн указала на тело Уилсона. — Быть зеленым.
— Не могу поверить, что вы только что спросили об этом, — сказал Уилсон.
— Знаю, — ответила Лоуэн. — Джим Хенсон и несколько поколений его потомков сейчас переворачиваются в своих могилах за много десятков световых лет отсюда [Джим Хенсон больше всего прославился придуманными им зелеными маппет-куклами, включая лягушонка Кермита].
— Это забавная шутка, — заметил Уилсон. — Или, по крайней мере, была такой в первые шестьсот раз, когда я ее слышал.
— Тем не менее, это серьезный вопрос! — возразила Лоуэн. — Я спрашиваю из медицинского любопытства, знаете ли. Хочу понять, действительно ли все эти так называемые улучшения, которые дают солдатам сил обороны колоний, — все это нужно?
— Ну, начнем с этого, — сказал Уилсон. — На сколько лет я, по-вашему, выгляжу?
Лоуэн посмотрела. — Не знаю, может, двадцать два? Максимум двадцать пять? То, что вы зеленый, мешает мне оценить ваш возраст. Вы намного моложе меня, хотя мне тридцать пять. Но вы ведь не моложе меня, не так ли?
— Мне девяносто, — огорошил Уилсон.
— Не может быть, — не поверила Лоуэн.
— Более или менее, — сказал Уилсон. — Когда находишься здесь достаточно долго, то в конце концов теряешь ориентиры, если не проверяешь. Это потому, что, пока ты в СОК, то на самом деле не стареешь.
— Как это вообще возможно? — спросила Лоуэн. — Энтропия здесь все еще действует, верно? Физика ведь не полностью отменена?
Уилсон протянул руку. — Вы впадаете в жалкое заблуждение, — сказал он. — То, что я выгляжу как человек, еще не означает, что я им являюсь. В этом теле больше генетического материала, который не является строго человеческим, чем того, который остался человеческим. И в нем также тесно интегрированы машины. Моя кровь на самом деле представляет собой скопление наноботов в жидкости. Я и все остальные солдаты СОК — генетически модифицированные киборги.
— Но вы все еще остаетесь собой, верно? — спросила Лоуэн. — Вы все тот же человек, каким были, когда покинули Землю. Сознание все то же.
— Этот вопрос вызывает некоторые разногласия среди нас, солдат, — ответил Уилсон, опуская руку обратно. — Когда вы перемещаетесь в новое тело, машина, которая выполняет перемещение, создает впечатление, что вы находитесь в двух телах одновременно, по крайней мере, на мгновение. Такое ощущение, что вы как личность совершаете переход. Но я думаю, что в равной степени возможно и то, что воспоминания передаются в мозг, специально подготовленный для них, он просыпается, и между двумя отдельными мозгами происходит достаточное взаимодействие, чтобы создать иллюзию передачи, прежде чем старый мозг отключится.
— В таком случае, вы на самом деле мертвы, — заметила Лоуэн. — Настоящий вы. А этот вы — подделка.
— Правильно. — Уилсон сделал еще глоток из своего бокала. — Имейте в виду, СОК могли бы показать вам графики и диаграммки, которые показывают, что на самом деле происходит передача сознания. Но я думаю, что это одна из тех вещей, которые невозможно смоделировать со стороны. Я должен признать возможность того, что могу быть поддельным Гарри Уилсоном.
— И это вас не беспокоит? — поинтересовалась Лоуэн.
— В метафизическом смысле, да, — ответил Уилсон. — Но в повседневном смысле я не слишком задумываюсь об этом. Внутри меня такое ощущение, что я живу на свете уже девяносто лет, и, в конечном счете, этой моей версии нравится быть живой. Вот так.
— Ух ты, этот разговор зашел так далеко, как я и не ожидала, — призналась Лоуэн.
— Если вам это кажется странным, подождите, пока я не расскажу вам, что благодаря механике прыжкового привода вы окажетесь в совершенно другой вселенной и никогда больше не увидите своих друзей и семью, — сказал Уилсон.
— Подождите, что? — не поняла Лоуэн.
Уилсон указал на бутылку "Лафройга". — Лучше налейте себе еще, — сказал он.
* * *
Выпив по четыре бокала, немного погодя:
— Вы знаете, в чем проблема Союза колоний, не так ли? — спросила Лоуэн.
— Только одна проблема? — переспросил Уилсон.
— Это высокомерие! — высказалась Лоуэн, проигнорировав вопрос Уилсона. — Что это за правительство, которое решает, что разумнее всего, благоразумнее всего, мудрее всего держать целую планету в состоянии остановки развития только для того, чтобы использовать ее для выращивания колонистов и солдат?
— Если вы ожидаете, что я выступлю в защиту действий Союза колонистов, то это будут очень короткие дебаты, — сказал Уилсон.
— И не просто какую-то планету, — продолжила Лоуэн, снова игнорируя Уилсона. Уилсон улыбнулся; очевидно, Лоуэн уже была навеселе и заводила себя сама. — А Землю! Я серьезно, вы что, издеваетесь надо мной? Колыбель человеческой жизни во Вселенной, место, откуда все мы родом, нашу родную планету, черт возьми. А пару сотен лет назад некоторые придурки на Фениксе подумали: "Да пошли они все к черту". Скажите честно, что, по-вашему, должно было случиться, когда мы узнали, как сильно вы над нами издевались? И как долго?
— Повторяю свое замечание, что если вы ожидаете, что я буду защищать Союз колоний, то будете сильно разочарованы, — сказал Уилсон.
— Но вы один из них! — заметила Лоуэн. — По крайней мере, знаете, как они думают, не так ли? Так о чем же они думали?
— Думаю, они считали, что им никогда не придется иметь дело с тем, что Земля что-то узнает, — пояснил Уилсон. — И, чтобы быть точным, Союз колоний проделал очень хорошую работу, держа Землю в неведении в течение пары столетий. Если бы он не попытался убить моего друга и всю его семью, а также его колонию ради политической целесообразности, им, вероятно, все еще сходило бы с рук.
— Подождите, — сказала Лоуэн. — Вы знаете Джона Перри?
— Мы покинули Землю на одном корабле, — ответил Уилсон. — Были частью одной компании друзей. Называли себя "Старые пердуны". Тогда нас было семеро. Сейчас осталось трое. Я, Джон и Джесси Гонзалес.
— Где она? — спросила Лоуэн.
— Она в колонии Эри, — ответил Уилсон. — Мы с ней какое-то время были вместе, но в конце концов она захотела уйти из СОК, а я — нет. Вышла замуж за парня с Эри, и теперь у нее есть дочери-близнецы. Она счастлива.
— Но все остальные мертвы, — заметила Лоуэн.
— Когда мы поступали на службу, нам сказали, что три четверти из нас погибнут через десять лет, — вспомнил Уилсон. Он на мгновение задумался, затем посмотрел на Лоуэн и улыбнулся. — Так что, строго говоря, в процентном отношении, старые пердуны перебрали свои шансы. — Он выпил.
— Простите, что навеваю воспоминания, — сказала Лоуэн через минуту.
— Мы разговариваем и пьем, доктор Лоуэн, — заметил Уилсон. — Воспоминания всплывают сами собой.
— Знаете, вы можете называть меня Даниэль, — предложила Лоуэн. — Или Дэни. Подойдет и то, и другое. Я думаю, раз мы выпили столько скотча вместе, нам следует обращаться друг к другу по имени.
— Не могу с этим спорить, — согласился Уилсон. — Тогда зовите меня Гарри.
— Привет, Гарри.
— Привет, Дэни.
Они чокнулись бокалами.
— Они переименовывают мою среднюю школу в честь вашего друга, — сообщила Лоуэн. — Это была школа имени Хикенлупера. Теперь это будет школа имени Перри.
— Нет более высокой чести, чем быть удостоенным ее, — заметил Уилсон.
— На самом деле меня это немного раздражает, — призналась Лоуэн. — Сейчас я получаю письмо, в котором говорится: "Приветствуем вас, выпускники школы имени Перри", а я говорю: "Что? Я туда не ходила".
— Насколько я знаю Джона, он был бы слегка смущен, узнав, что из-за него изменилось название вашей средней школы, — сообщил Уилсон.
— Что ж, справедливости ради, этот человек освободил всю мою планету от систематической и многовековой кампании репрессий и социальной инженерии, проводимой Колониальным союзом, — сказала Лоуэн. — Так что, думаю, мне не стоит завидовать его средней школе.
— Возможно, и нет, — согласился Уилсон.
— Но это просто возвращает нас к первоначальному вопросу: о чем, черт возьми, думал Союз колоний? — спросила Лоуэн.
— Вы хотите услышать серьезный ответ? — спросил Уилсон.
— Конечно, если это не слишком сложно, — сказала Лоуэн. — Я немного пьяна.
— Буду говорить простыми словами, — пообещал Уилсон. — Я был бы готов поспорить, что вначале Союз колоний оправдывал это тем, что думал, что он защищает Землю, перенося внимание с нее на миры Союза колоний, а затем также помогает человечеству в целом, используя Землю, чтобы помочь нашим колониям расти так быстро, как они только могли с помощью новых иммигрантов и солдат.
— Итак, это сначала, — сказала Лоуэн. — А что было потом?
— Позже? Привычка, — ответил Уилсон.
Лоуэн моргнула. — Привычка? И это все? Это все, что у вас есть?
Уилсон пожал плечами. — Я не говорил, что это был хороший ответ. Просто серьезный.
— Хорошо, что я дипломат, — сказала Лоуэн. — Иначе высказала бы вам, что на самом деле думаю об этом.
— Могу догадаться, — признал Уилсон.
— А что думаете вы, Гарри? — спросила Лоуэн. — Как думаете, Земле и Союзу колоний следует заключить союз? После всего, что произошло?
— Не уверен, что я самый квалифицированный специалист, чтобы ответить на этот вопрос, — признался Уилсон.
— О, да ладно вам, — сказала Лоуэн и махнула рукой в сторону офицерской кают-компании, где по-прежнему находились только они двое и Лафройг. — Здесь только вы и я.
— Я думаю, что это страшная вселенная, — ответил Уилсон. — В ней не так много людей.
— А как же Конклав? — спросила Лоуэн. — Четыреста инопланетных рас теперь не убивают друг друга. Разве это не делает ситуацию менее пугающей?
— Для этих четырехсот рас? Конечно, — согласился Уилсон. — Пока это продолжается. Для всех остальных? Все еще страшно.
— Вы веселый, — заметила Лоуэн.
— Предпочитаю "реалиста", — поправил Уилсон.
* * *
Позже, после шести порций:
— Вы везде зеленый? — спросила Лоуэн.
— Извините? — спросил Уилсон.
— Спрашиваю исключительно из научных соображений, — уточнила Лоуэн.
— Спасибо, — сухо сказал Уилсон. — Так будет намного лучше.
— Имею в виду, если только вы не предпочитаете ненаучные причины для моего вопроса, — сказала Лоуэн.
— Почему, доктор Лоуэн? — Уилсон изобразил шок. — Я не такой мальчик.
— И снова я настроена скептически, — усомнилась Лоуэн.
— Вот что я вам скажу, — сказал Уилсон. — Задайте мне этот вопрос как-нибудь, когда не выпьете за один присест хорошую часть бутылки отличного односолодового шотландского виски. Если захотите это сделать, то, возможно, получите от меня другой ответ.
— Прекрасно, — кисло ответила Лоуэн, а затем посмотрела на Уилсона так, как это сделала бы сова. — Ты не пьян.
— Да, — согласился Уилсон.
— Ты выпил столько же, сколько и я, а я пьяна в стельку, — заметила она. — Даже учитывая массу тела, ты тоже должен быть под кайфом.
— Польза от нового тела, — пояснил Уилсон. — Гораздо более высокая переносимость алкоголя. Все гораздо сложнее, но уже поздно, и вы пьяны, так что, может быть, отложим это на завтра. Кстати говоря, вам пора отправляться в свою каюту, если вы хотите завтра прийти на переговоры без похмелья. — Он встал и протянул Лоуэн руку.
Она пожала ее, лишь слегка покачнувшись. — Ух ты, — сказала она. — Кто-то что-то сделал с искусственной гравитацией.
— Да, — поддакнул Уилсон. — Именно так. Пошли. — Он провел ее по коридорам и палубам к каютам, которые капитан Колома выделила для наблюдателей.
— Почти на месте, — сказал Уилсон Лоуэн.
— Как раз вовремя, — заметила Лоуэн. — Думаю, вы выбрали живописный маршрут. Живописный маршрут, который немного петляет.
— Может быть, принести вам воды, — предложил Уилсон. — И немного крекеров.
— Это отличная идея, — согласилась Лоуэн, а затем слегка подпрыгнула, услышав, как дверь одной из кают распахнулась и ударилась о переборку.
Уилсон обернулся на шум и увидел Тьерри Бурку, который выглядел испуганным. — Все в порядке, мистер Бурку? — спросил он.
Бурку повернулся к Уилсону, увидел Лоуэн под руку с ним и бросился к ним. — Дэни, Дэни, иди скорее, — воскликнул он. — Это Конг.
— Что с Конгом? — спросила Лоуэн уже не таким усталым и невнятным голосом, как несколько минут назад. Уилсон видел панику на лице ее коллеги, и его встревоженный тон заставил ее забыть о опьянении. — Что такое?
— Он не дышит, — сказал Бурку. — Посинел и не дышит. — Он схватил Лоуэн за руку и потащил ее по коридору к своей каюте. — Он не дышит, и я думаю, что он, возможно, мертв.
* * *
— Когда он лег, с ним все было в порядке, — сказал Бурку. — Мы оба чувствовали усталость, поэтому одновременно решили вздремнуть. Затем он начал храпеть, и я включил аппарат с белым шумом. Затем я заснул. Когда проснулся, сказал ему, что пойду принесу чаю, и спросил, не хочет ли он. Он не ответил, и я пошел его встряхнуть. И тут я увидел, что у него посинели губы.
Все наблюдатели находились в медицинском отсеке "Кларка" вместе с Уилсоном, Абумве, капитаном Коломой и доктором Инге Стоун, главным врачом "Кларка". Лю тоже был там, на носилках.
— Он говорил что-нибудь, кроме того, что устал? — спросила Стоун Бурку. — Жаловался ли на какие-либо другие боли или недомогания?
Бурку покачал головой. — Я знаю Конга десять лет, — сказал он. — Он всегда был здоров. Самое худшее, что с ним когда-либо случалось, это перелом ноги, когда его сбил мотоцикл при переходе через улицу.
— Что с ним случилось? — спросил Франц Мейер. После Лю он был самым высокопоставленным дипломатом среди наблюдателей.
— Трудно сказать, — ответила Стоун. — Это почти похоже на отравление угарным газом, но это не имеет смысла. Присутствующий здесь мистер Бурку не пострадал, чего не произошло бы, если бы это был угарный газ, и в любом случае рядом с этими койками нет ничего, что могло бы его генерировать.
— А как насчет генератора белого шума? — спросила Лоуэн. Теперь она была трезва, благодаря сочетанию кофеина, ибупрофена и нервозности. — Это как-то могло привести к такому?
