Окрыленный успехом, Кайзер перебросил на запад полмиллиона отборных войск. В марте — июле германцы предприняли мощное наступление на союзников, местами даже продвинулась на 40-70 км, но положив эти самые полмиллиона германских душ ничего более не достигли, и в самом начале девятнадцатого года Германия подписала капитуляцию.
Самое интересное, что по условиям Компьенского перемирия между Антантой и Германией, фрицев принудили отказаться от Брест-Литовского мира. ВЦИК мгновенно аннулировал договор, но золото к тому моменту надежно осело в закромах Кайзера.
Слушая всю эту галиматью, Федотов решил было возмутиться — это ведь его большевики..., но вовремя вспомнил о революционерах девяностых годов. Те наколбасили даже больше своих сородичей из начала ХХ века, но ни Украина, ни Белоруссия в состав России так и не вернулись. Кстати, и армию с промышленностью они расхреначили без гражданской войны, зато с визгом. По всему получалось, что господин бывший первый секретарь Московского горкома КПСС, историю своей партии учил хреново.
И все же, знания Мишенина явно выходили за рамки нормы:
— Ильич, откуда такие подробности?
— В девяностых мой приятель-демократ на этой фишке сделал себе политическое имя. Фабула наверняка верна, но остальное..., — Мишенин поморщился, — делите надвое, не ошибетесь.
— Получается, что хлебного голода в России могло бы не быть?
— В той или иной мере, но до конца верить всем этим байкам не стоит.
Заполучив такую информационную бомбу, 'новые революционеры' сперва офигели, потов самый решительный из них выкатил устную резолюцию — Мишенину с Федотовым, прекратить маяться фигней и садиться за подробное описание всех известных им исторических событий. И не дай им Бог что-то пропустить: 'Время придет, узнаю и покараю!'
* * *
К средине июля были готовы макеты шумопеленгатора и эхолота, а в мастерских питерского филиала товарищества стоял второй экземпляр армейского узла связи — пара конных повозок с радиостанциями и одна с телефонным коммутатором на сто абонентов. Первый комплект месяц тому назад был передан на испытания.
Свое веское слово о достоинствах представленной техники, должны были высказать пехотинцы, кавалеристы и артиллеристы. Ни Корнилова, ни Деникина среди членов комиссии не оказалось, зато Федотову повезло познакомиться с командиром 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, Алексеем Алексеевичем Брусиловым. Сухощавый, высокого роста, с доброжелательным выражением лица, Брусилов не выглядел грозным рубакой. Как оказалось, не имея опыта командования даже полком, Брусилов год назад был поставлен командовать дивизий. Ясен, пень, по протекции, зато неуверенность Брусилова вылилась в повышенном интересе к Федотовским игрушкам.
Тогда же Борису удалось убедить военное министерство испытать второй комплект связи в саратовских степях, а ответственным назначить героя войны с японцами, начальника штаба 57-й пехотной резервной бригады, Деникина Антона Ивановича. К Деникину Борис рассчитывал приехать в начале августа, но военные распорядились по-своему и командировали Антона Ивановича в столицу. Упускать случай пообщаться с будущим правителем Юга России было глупо, к тому же не исключалась вербовка 'агента влияния'.
К этому же времени Звереву потребовалось отснять последние сцены у причала и в море, поэтому из Москвы отправилась целая бригада.
После 'февральских посиделок' Федотов честно взялся выполнять наказ Димона: 'вспомнить и записать'. Помнил он не много, но по мере изложения, из глубин памяти стали всплывать даты, событий, фильмы, прочитанные статьи, воспоминания отца и дедов, слухи, наконец. Все это частью дополняло, частью запутывало картину, но сказано было 'писать, не думая', вот и пишем все подряд. Не в беспорядке — к каждому факту шли множественные ссылки. Что интересно, постепенно самому понравилось и ежевечерние пятнадцать-двадцать минут пролетали незаметно.
— Дим, из головы не выходит лозунг 'ни войны, ни мира'.
— Дык, в соответствии с теорией Маркса об отмирании государства, армию большевики расхреначили в первую очередь, — Димон постепенно становился докой в исторических коллизиях. — Защищаться нечем, а германец прет. Нормальные люди в таких случаях читают: 'Спаси нас Господи'. У большевиков мантрой стала мечта о мировой революции. Обрати внимание, Бухарин с Троцким, в принципе, запели в унисон, а прагматиком оказался один Владимир Ильич. Знаешь, мне иногда кажется, что он едва ли не единственный, кто по-настоящему опасался догматизма.
— Хм, любопытно, надо будет это дело учесть. И еще, — сменил тему Федотов, — с октября по февраль восемнадцатого, большевики почти ничего не сделали для защиты своей власти, а создание Красной армии — явилось следствием угрозы тевтонов. Я это к тому, что по факту белым толком никто не мешал готовится. Первые вступления начались в апреле, а полноценные сражения развернулись в мае. Удержались бы большевики, не заложи они в феврале Красную армию?
— Хочешь, сказать Кайзер спас красных?
— Можно и так сказать, — улыбнулся Борис, — главное знать, что до открытого противодействия пройдет от трех до шести месяцев.
— Хочешь сказать, теперь все пойдет мягче?
— Не важно сколь ожесточенным будет сопротивление, главное понимать, что на его организацию потребуется от трех месяцев до полугода. Нам бы не зацепить нарширмассы, тогда драка пройдет совсем мягко.
Такие разговоры переселенцы вели не впервые, и каждый приносил толику понимания. Вчера добавилась крупица в картину будущего преобразования экономики, сегодня вспомнилось о догматизме российской революционной интеллигенции. Все сгодится, все пойдет в дело.
Сам того не замечая, Зверев становился известной личностью. Первая популярность появилась почти два года тому назад, когда он попросил Гиляровского ввести его в курс репортерского ремесла. Тогда же прозвучали песни казацкого цикла Розенбаума, после чего Дмитрий Павлович стал желанным гостем на любом казачьем кругу. Пока он путешествовал по миру, о Звереве немного подзабыли, зато сейчас за его подписью выходят редакционные статьи в еженедельной партийной газете. Партий в России много, но Социалистическая партия Народов России одна и ее лидер всегда на виду.
Партия в процессе становления. В ее программе нарезка из норм конституции РФ и здешних штампов:
— Партия будет добивается построения демократического правового государства с республиканской формой правления;
— Человек, его права и свободы являются высшей ценностью;
— Носителем суверенитета и единственным источником власти в России является ее многонациональный народ;
— Народ будет осуществлять свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления;
— Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы;
— Свобода совести и вероисповедания;
— Свобода слова и печати;
— Право на труд;
— Право на бесплатное образование и медицину;
О праве народов на самоопределение ни слова, зато подчеркивается равенство всех граждан в не зависимости от вероисповедания и национальности.
Красивые слова привлекают сутью и необычностью словесных конструкций. Досадно только, что и через столетие эти слова останутся словами.
В политическом плане СПНР лежит между эсерами и кадетами, но отдельные положения соперничают со взглядами левых эсеров и большевиков, а отсутствие права на самоопределение народов есть только у монархистов.
Сейчас партии не хватает численности, но это дело поправимое, были бы деньги. Ни мало не смущаясь, Димон 'купил' пару парламентариев из самовыдвиженцев. Естественно, из имевших шансы пробиться в третью думу. Потек ручеек средств от состоятельных граждан. С этими людьми можно было говорить без обиняков, и Зверев говорил:
— Господин Столыпин прав, нам не нужны большие потрясения, нам с вами нужны большие деньги. Россия на глазах становится парламентской республикой, и уже сегодня этим механизмом можно и нужно пользоваться. Покажу на примере Русского Радио, в котором я имею пай. Россия покупает радиотелеграфные станции у Маркони. Огромные средства, проплывают мимо моей кассы. Как отреагируют чиновники, если в Думе их начнут хлестать за потерянные державой деньги? Учтите, мой парламентарий стесняться не будет, ибо от преследования он защищен. Такой правдоруб напомнит, сколько детишек русских рабочих умерло из-за какого-то чинуши, вспомнит о лихоимстве.
Вы скажете отмахнутся? Да, для первого раза отмахнутся, но в среде чиновников конкуренция не меньше, чем на рынке, и воспользовавшись 'гласом народа', того чиновника быстренько сожрут с потрохами. А его последователь пакостить поостережется.
— Чем плохи кадеты?
— Кадеты люди прекрасные, но припомните хоть одно выступление в поддержку конкретного российского предпринимателя. Таковых нет, а политические болтуны приносят одни расходы. К тому же, за КД стоят слишком разноплановые силы. Вы обратили внимание, что среди вас нет непримиримых конкурентов? Объединяться надо по корпоративному признаку, отбирая заказы у противника.
— Но социалистические лозунги?
— Таковы правила жанра. Для рабочих и крестьян мы должны выглядеть выразителями их интересов.
Кроме того, господа, кому как не вам, очевидно, что попади средства в ваши руки, выиграют все — вы, ваши рабочие, и корона, поэтому ничего крамольного в этих лозунгах нет. Одним словом, я предлагаю вносить средства на содержание нашей партии, а дивиденды делить пропорционально вкладу.
И еще, господа, о нашей спонсорской деятельности распространяться не стоит, но контроль за денежкой должен быть идеальным, поэтому ревизионная комиссия только из ваших представителей.
Как это ни странно, но демагогия действовала, и в партийную кассу средства потекли, а вместе с ними агитаторы начали свою незаметную работу.
Глава 15. Верховный правитель юга России.
1907 Июль.
Распоряжение явиться в Санкт-Петербург для испытаний каких-то станций беспроволочного телеграфа начальника штаба 57-й пехотной резервной бригады полковника Деникина застало в самый неподходящий момент. Командир бригады службу нес отвратительно, а с появлением нового начштаба и вовсе свалил на него свои обязанности. Каков командир, таковы и подчиненные. Поначалу распоряжения Антона Ивановича полковые начальники откровенно волокители, но настойчивость Деникина брала свое. Деловые отношения только-только стали налаживаться, и отбывать из бригады в этот момент было совсем некстати.
Вдобавок ко всему, в инженерном управлении саперного департамента ему дали понять, что в аппаратах 'Русского Радио' весьма заинтересовано министерство и, скорее всего, не просто так.
— Ваше высокоблагородие, насколько мне известно, о вашем участии в испытаниях, настоял лично директор Русского Радио, — подлил масла в огонь капитан Михайлов, — но вам лучше справится у капитана Сокольцева, он сейчас осматривает эти аппараты. Могу проводить — мастерская недалеко от Финляндского вокзала.
— Не нуждаюсь! — будучи человеком выдержанным, сегодня Антон Иванович был взбешен — какой-то миллионщик распоряжается в военном министерстве, как у себя дома!
Ситуация складывалась отвратительная. На него возлагалась обязанность провести испытания аппаратов, в технической сути которых он мало что смыслил. И это мягко сказано. Ответственности полковник не боялся. В конце концов, есть утвержденная программа и будут профильные специалисты. Их обязанность испытать, его обеспечить работу комиссии. В противном случае, от выполнения необеспеченного приказа он откажется.
Но зачем штатскому взбрело в голову ходатайствовать перед министерством о привлечении к испытаниям его, полковника из занюханной пехотной бригады?
'Это черт знает, что такое! — в который уже раз повторился Антон Иванович, — Еще этот Сокольский, где-то я эту фамилию уже слышал. А не тот ли это капитан, которого я видел под Мукденом? Говорили, что он сделал передвижную радиотелеграфную станцию. Все сходится — здесь передвижной узел связи — там передвижная станция. Помнится, о Дмитрии Максимилиановиче хорошо отозвался командующий', — припомнив имя отчество сослуживца, Деникин немого успокоился.
Во дворе мастерской стояли две добротно сделанные крытые повозки. Над одной, покачивался металлический хлыст, высотой не менее пятя сажень. Странный хлыст, он словно был сложен из поставленных она на другие сотен нитяных катушек.
В глаза бросились необычно широкие резиновые колеса и торчащие из-под повозки ноги мастерового. Рядом, на корточках примостился офицер с капитанскими погонами.
— Дмитрий Максимилианович, это та самая подвеска, благодаря которой обеспечивается мягкость хода, — рука мастерового легла на металлическую трубу, — длинна хода в триста миллиметров, амортизирует большинство наших рытвин. Это вам не рессора.
Производственную идиллию прервал проводивший полковника охранник:
— Ваше благородие, извиняюсь, тут к вам его высокоблагородие, господин полковник пожаловали, — проводивший Деникина дедок заметно волновался.
— Господин полковник! — подскочив, словно ужаленный, Сокольский отдал честь, — Извините, служба у меня такая, разбираюсь с техникой, но, если желаете, нам сейчас же организуют чай.
— Чай это замечательно, с утра во рту ни маковой росинки, но, может быть, вы мне поведаете, что за прохвост меня сюда вытребовал?
— Прохвост? — по инерции повторил за полковником Сокольский. — Но, видите ли..., — начатая фраза окончательно застряла в горле растерявшегося офицера, а взгляд непроизвольно метнулся на выбирающегося из-под повозки мастерового.
— Наверное, этот прохвост я, — разогнувшись, 'мастеровой' весело уперся взглядом в Деникина, — И не надо извинений Антон Иванович, не вы один напоролись на грабли военных бюрократов. К вам в Саратов я собирался через неделю, но давайте лучше пообедаем. Я переоденусь, — Федотов на ходу стал расстегивать комбинезон, — а Дмитрий Максимилианович проводит вас в кабинет.
С военной бюрократией разобрались быстро. Кто-то не так понял, кто-то проявил излишнее рвение. В результате сплошные недоразумения, но обижаться на превратности службы, все одно, что ворон пугать. Да и 'миллинщик' оказался вполне приличным и нечванливым человеком. Антон Иванович готов был поклясться, что сложившаяся ситуация Федотова забавляла.
Вторая половина дня ушла на знакомство с техникой. Ее вывезли за город, заодно представился случай убедиться в мягкости хода фургона. Внутри аппаратура и места операторов. Сзади в углу металлическая печь. Дверца топки смотрит наружу — разумно, случайный уголек на пол не вывалится. Деникин попросил затопить. Нет проблем. Через пять минут в кузове фургона потеплело. Попросил забросать печь шинелью — опять нет проблем, но ни запаха паленой шерсти, ни угара. Значит, сделано с умом, значит, понимали — зимой здесь будут спать вповалку, потому и стены утеплены. В душе полковника невольно шевельнулось теплое чувство к автору этого фургона.
