На стене одного из домов, мимо которых они проезжали, корявые иероглифы, нанесенные черной краской, слагались в лозунг: "Минкан синто не умрет никогда". Еще один след гражданских волнений. Какова ирония жизни: Явление породило насилие, от которого было призвано защитить. Самой своей фигурой новый мессия спровоцировал по всему миру волну массовых психозов и резни. Как, например, в Старом Токио, новом Старом Токио, закрытом от остального мира вот уже второй десяток лет. А ведь когда-то родители Китами жили здесь. И как жаль, что они не были убиты во время "восстаний ками".

— Знаешь, а ведь, кажется, тут на перекрестках устраивали народные судилища во времена смуты, — вдруг сказала Анна со своей вечной веселостью. — Как раз таких, как ты, могли там засудить. Хотя вряд ли, конечно. Такие, как ты, все это и начали.

— О чем вы? — впервые обернулась к ней Китами, невольно застигнутая таким утверждением врасплох. — Кто начал?

— Ну, ты же не будешь утверждать, что все, кого ками призывали к бунту, были сумасшедшими. Нельзя же вот так взять и превратить столько мирных синтоистов и флегматичных полуверующих в фанатиков с факелами. Вернее, превратить можно, но... Но это уже неважно, потому что мы приехали.

Машина остановилась у входа в довольно невысокое здание, первую ласточку меньших братьев согбенных высоток, широко распластавшееся на углу безжизненной улицы. Однако низкорослым его назвать тоже было никак нельзя, поскольку главной достопримечательностью строения оказалась невидимая снизу, но прекрасно различимая с воздуха площадка для посадки и взлета вертолетов. Заглушив мотор, Анна покинула автомобиль и сладко потянулась после долгого сидения за рулем. Затем, одернув плащ, девушка обошла свой верный транспорт и открыла дверцу Китами.

— А теперь, подружка, нам с тобой предстоит пройтись до крыши вот этого милого домика, где нас подберет вертолет. И я очень надеюсь, что мне не придется ни преодолевать твое упрямство, ни тащить тебя волоком в бессознательном состоянии. Так что будь хорошей девочкой и не рыпайся.

С этими словами Анна достала из кармана плаща пару наручников, хищно клацнувших на неподвижном, придавленном к бедру, запястье Дзюнко. Затем рыжая щелкнула невидимой пленнице кнопочкой где-то сверху-сзади от сиденья, и ремни мгновенно ослабили хватку. Отстегнув Китами, Анна повелительно дернула ее наружу.

Снаружи воздух был еще холоднее и мертвее, чем внутри. Предвестник ночи, злой колючий ветер, ударил в нее сразу, стоило лишь оказаться на улице. Глядя на свою пленительницу безразличными глазами, Китами не издавала ни звука.

— Как же я люблю послушных подростков, — одарила ее очередной улыбкой Анна, разворачиваясь ко входу в здание, черневшему видами неосвещенного вестибюля.

— В этом я, пожалуй, с тобой соглашусь.

Голос звучал со стороны перекрестка, который они только что оставили позади. Анна среагировала мгновенно, развернувшись в сторону неизвестного соглашателя и выудив из-под плаща пистолет. Дуло уставилось прямо в грудь беспечно шагающему в сторону девушек мужчине в темно-коричневом пиджачном костюме с немилосердно измятой и изорванной рубашкой навыпуск. Растрепанная копна черных волос, синюшный оттенок кожи, круги под глазами и усики-стрелочки. Одной рукой Фрэнки приветственно махал Анне, а другой крепко держал узел веревки, опоясывавшей веденные вместе руки юноши в перепачканной грязью школьной форме. Учики семенил за похитителем подобно рабу на шнурке у хозяина.

— Фрэнки... — Анна сунула пистолет обратно под плащ. — Я так и знала, что ты не сдохнешь. Это было бы слишком радостным событием.

— Как всегда пытаешься острить, — оскалился убийца, выводя перед собой юношу. — А я вот с почином. Наследника притащил.

— Я, как видишь, тоже, — продемонстрировала ему скованные наручниками свое и Китами запястья девушка. — Получается, у нас комплект.

— И это хорошо, — Фрэнки вновь вышел вперед, таща Учики за собой. — А то тебя бы сильно облажали, вернись ты с трупиком.

— Зато я бы вернулась не изломанная, — прищурила свои яркие зеленые глаза Анна, во всей фигуре которой сейчас читалась неприязнь. — Порезвился?

— Порезвился, — сардонически усмехнулся Фрэнки. — Когда прилетает вертушка?

— Скоро. И надо будет уматывать.

Сперва был яркий-яркий свет. Ослепительно белый, как будто вдруг засияло сплошное белоснежное покрывало. Или широчайший сугроб, какой только можно представить. Потом из этого белоснежного сияния медленно выплыли округлые контуры лампы в железном абажуре. Безжалостно светя прямо в глаза, мерзкая лампочка на фоне девственно-белого потолка как раз и резала глаза, едва открывшиеся и тут же начавшие слезиться.

Инори зажмурилась обратно, но стало не то чтобы легче. Из-за лампы перед глазами сразу заплясали цветные круги. Слезы не прекращались и грозили потечь настоящим ручьем, если чертову лампу не выключить. Да и мощность у этой штуки явно была не из последних, лицом девушка чувствовала все усиливавшийся жар. Хуже, чем в солярии.

— Эй! — крикнула она в пустоту. — Простите, нельзя ли убавить свет? Пожалуйста...

А кому, собственно, она обращается? Вот вопрос. Вообще-то, Кимико не имела ни малейшего представления о том, кто мог отозваться на ее просьбу. И где она. И когда. Последним, что девушка как следует помнила, был школьный медпункт. А потом... Потом вдруг появилась эта слепящая лампочка, будь она неладна.

— Неожиданно, — гулко прозвучало вдруг над самым ухом. — Объект пришел в сознание на четыре часа раньше срока.

— Возможно, дело в физиологии? — отозвался второй голос. Оба говорили не по-японски, неизвестные общались на английском, но Инори всегда была отличницей и сейчас прекрасно их понимала.

— Невозможно, доза была тщательно рассчитана и столь существенные отклонения не допускались.

— Тогда, возможно, все дело в активизации первичной субстанции в организме.

— Нет, это тоже маловероятно. Первичная субстанция была введена всего полчаса назад. Колония не могла развиться до рабочего уровня за это время.

— Но ведь полностью эффект не изучен...

— Эй! — напомнила о себе Кимико, перейдя на английский. — Кто там? Можно убавить свет? Пожалуйста.

— Объект выказывает реакцию на окружение, — бесстрастно прокомментировал первый голос. — Убавьте свет.

Раздались клацающие шаги, словно кто-то шел по листу железа, потом легкий щелчок в тишине, и надоедливая лампочка погасла. Инори с наслаждением открыла глаза. Лязгающие шаги приблизились, и над девушкой нависло украшенное двойным подбородком лицо неизвестного старика-европейца.

— Как ты себя чувствуешь, девочка? — спросил он первым голосом.

— Да... Вроде бы... В порядке... Только где я?

— Очень спокойная юная дама, — улыбнулся старик столь уравновешенной реакции. — Это верно, не нужно кричать, вреда тебе никто не причинит. Ты в безопасности.

— Ну... — Кимико повела рукой, потянувшись ко лбу, и обнаружила, что не связана, не скована и вообще, кажется, абсолютно свободно себя чувствует, лежа на чем-то прохладном и твердом. — Спасибо. Но все-таки где я?

— Считай, что ты в больнице, — несколько неуверенно начал старик. — Э... Ты, э, потеряла сознание в, э, школе.

— Ой... — Инори поправила волосы, упавшие на лицо и нещадно щекотавшие ее. — Вы ведь врете.

— А? — смутился старичок. — Это почему?

— Ну, вы начали уверять меня, что я вне опасности, а потом сказали, что мне стало плохо, надеясь, наверное, убедить меня в том, что я в больнице. Одно с другим не вяжется, — безо всякой враждебности разгромила попытки незнакомца обмануть ее проницательная Кимико. — К тому же, вы нервничаете. А значит, пока что не собираетесь причинять мне вреда. Иначе вы бы не нервничали, а наоборот. Так что вряд ли вы хентай какой-нибудь.

— Я?! Хентай?! Да ниче... — старичок заметно стушевался. — Вот ведь... Соображаешь ты больно быстро!

— Ну, это же логично, — обезоруживающе улыбнулась девушка, глядя на смутившегося старца внизу вверх. Тот даже успокоился, глядя на эту детскую улыбку. Уж чего-чего, а природного обаяния у Инори было не отнять.

— Ох уж мне эта молодежь, — проворчал он для порядка. — Ладно-ладно, давай начистоту. Ты действительно вне опасности, но не в больнице, а в лаборатории.

— Лаборатории? А зачем?

— Надо провести кое-какое обследо...

Возможно, неизвестный Инори обследователь юных школьниц еще долго рассказывал бы, зачем ее тайком увезли неизвестно куда, чтобы сделать некое таинственное обследование. Возможно, в голове у девушки успело бы все-таки зародиться страшное подозрение в том, что старичок — коварный извращенец, похитивший ее для чего-нибудь гадкого. Возможно, она все-таки испугалась бы, ибо испуг был куда логичнее столь легкомысленной реакции на происходящее, какую показала девушка. Однако вся эта несколько натянутая сцена была прервана весьма радикальным способом.

Пока старик договаривал фразу, Инори вдруг ощутила странноватый гул в ушах, быстро заглушивший голос собеседника. Легкий, не причинявший боли гул, как равномерный, убаюкивающий звук работающего механизма вроде старой стиральной машины. Внезапно он заполнил собой все вокруг. А следом перед глазами снова засиял белоснежный саван. И Кимико почувствовала, что летит.

Глава 2: Нелепость фантазии

Успешно миновав заграждения, грузовик въехал на территорию Старого Токио и затормозил посреди улицы. Надувшаяся Канзаки выскочила наружу первой, даром что с простреленным плечом. Следом из кабины выбрался крайне довольный собой Сэм. Он так и не сказал девушке ничего конкретного, кроме того, что верить его предыдущим объяснениям не стоит. И в принципе, это принять было несложно, учитывая общую бредовость легенды о древних разумных машинах из мощей святых.

Мастер и ученые уже заканчивали запихивать Ривареса в его "Доспех", чему лейтенант порывался сопротивляться. Однако суровой непреклонности англичанина и суетливому безразличию к судьбе испытателя со стороны ученых было трудно что-либо противопоставить в данной ситуации. Так что недовольно бубнивший что-то из недр грудной клетки железного экзоскелета молодой человек покорно не шевелился. Ховер с Джойсом копались в хитросплетениях внутренней панели "Доспеха", отодвинутой для удобства в сторону. Вернувшихся в их теплую компанию Ватанабэ и Канзаки встретил полный суровой насупленности взгляд эмбриона-переростка из вскрытой утробы железной матери.

— Хорошо смотритесь, Риварес, — прищурил правый глаз Сэм, оценив всю прелесть картины. — Может, лучше засунете голову в шлем, а то какой-то гомункул прямо.

Похоже, к толстяку возвращалось его изначальное состояние язвительного раздолбая.

— Успею еще, — скривился Риварес. — Там жарко.

— Мы почти закончили, — прервал его Мастер. — Через минутку будем снаряжать вас, лейтенант Канзаки.

— Я все еще не уверена, что от меня будет польза с такой рукой, — сказала Мегуми. — Будет сложновато просто забраться в "Доспех". Он, конечно, удобно раскрывается, но...

— Не беспокойтесь, — коротко ответил англичанин.

— Готово, — подал голос Джойс, помогая Ховеру задвинуть грудную пластину "Доспеха", сокрывшую от взоров собравшихся недовольную физиономию Ривареса. Стальная фигура "Доспеха" серебристо сверкнула, заканчивая переход в рабочий режим, и лейтенант оказался надежно упакован внутри. Исполин дождался, покуда зажимы отпустили его плечи, и медленно отстранился от стены.

— Все работает нормально, — донесся через внешний динамик голос Ривареса.

— Отлично. Теперь наружу, — велел ему Мастер и указал Мегуми на второй "Доспех". — Ваша очередь.

Канзаки коротко кивнула. Шагнув к своему экзоскелету, она окинула раскрытую грудную клетку машины, прикидывая, как бы удачнее забраться внутрь, не слишком потревожив раненую руку. Как ни прикидывай, а придется засовывать ее в крепление руки-манипулятора. Что будет больно, и даже очень. Но ничего не попишешь, хотя Инквизиторам стоило бы в будущем припомнить такое эксплуататорское отношение к честным христианам.

— Ни о чем не беспокойтесь, — словно в ответ на ее размышления бросил в своей вечной сдержанной манере Мастер. — Главное — зафиксировать руку, а дальше не будет никаких проблем.

— Надеюсь на это. Не хотелось бы быть обузой.

Канзаки отстранила здоровой рукой суетившегося возле "Доспеха" Джойса. Оказавшись возле самого люка в груди экзоскелета, она взялась за перевязь, сооруженную из остатков пошедшего на перевязывание плеча бинта.

"Плохое у меня предчувствие", — подумалось девушке, когда она осторожно снимала повязку с плеча, стараясь не ронять руку слишком резко. Но поврежденные мышцы все равно отозвались тупой и одновременно жутко режущей болью сквозь успокаивающий мозг туман обезболивающих. И как, спрашивается, ей с этой сосиской вместо конечности драться с трикстерами, да еще сидя в "Доспехе"? Ох уж эти Инквизиторы с их странными идеями...

— Канзаки-сан!

Она обернулась на голос за спиной и увидела Ватанабэ, непонятно когда успевшего так близко подобраться.

— Вам чего?

— Давайте помогу, — он проворно ухватился за перевязь. Канзаки закономерно решила, что сейчас от его торопливости ей будет очень больно, но хватка Сэма оказалась неожиданно твердой. Поврежденная рука даже не шелохнулась. — Ничему не удивляйтесь, но боли не будет, когда вы окажетесь внутри этой вашей хреновины.

Произнося эти слова, он непроизвольно слегка понизил голос.

— О чем вы? — спросила Канзаки, не совсем понявшая, что это толстяк имеет в виду.

— О том, что та самая система синхронизации со всеми ее человеко-машинными интерфейсами придумана не зря. Сами поймете. А пока — вот вам для облегчения.

И Ватанабэ вдруг второй рукой крепко ухватил Канзаки за раненое плечо. Мегуми едва успела охнуть, когда здоровенная ладонь опустилась прямиком на рану. Немедленно последовала вспышка боли, длившаяся сотую долю секунды... а потом исчезнувшая. Девушка, уже собравшаяся панически дернуться под давлением рефлекса и возмущения, озадаченно глянула на самозваного целителя. Ватанабэ же молча стоял со своей неизменной кривой усмешкой на физиономии и держал руку на ее плече. Так прошло секунд десять, после чего недовольный, насколько это было в его случае возможно, голос Мастера известил их:

— Может быть, хватит расходовать энергию на временную анестезию?

— Ладно, ладно, — Сэм оторвал ладонь от ее плеча, слегка чиркнув большим пальцем о рваную борозду на куртке, оставшуюся от пули, выпущенной Анной. — Не думайте о том, что я вам рассказал, Канзаки-сан. И главное — не верьте. Ведь чем более нелепа ложь, тем легче в нее поверить.

— Тогда зачем вы мне врали? — слегка озадаченная его словами, Канзаки пристально вгляделась в лицо Ватанабэ. Он стоял рядом с ней, криво усмехался, сунув одну руку в карман брюк, а другой теребя снятую с плеча Мегуми повязку. — И вообще, зачем вы мне голову морочите? Вы ведь так и не сказали, кто вы такой.

— Вам очень надо знать, кто я? — прищурил свои хитрые карие глаза Сэм, и только теперь девушка заметила, что в зависимости от настроения, они меняют оттенок. Возможно, раньше она могла принять это за игру света, но теперь стало ясно видно, что глаза, потемневшие в кабине, когда он рассказывал ей то, что потом назвал ложью, сейчас стали заметно светлее. — Узнаете, узнаете. У вас будет выбор. Вот зачем я рассказал вам все то, что рассказал. Выбирайте, чего вам достаточно.