— Он не один, поверьте.
— В смысле... Не один, в подсобке? Оу...
— Мммм. — Из подсобки послышался шорох, и Тсукури сразу поднялся на ноги и открыл дверь. Вышла молодая монашка в синем, залитая краской, которая прикрыла лицо рукавами и на всех парах убежала из церкви. Немного отойдя от шока, джинчурики Санби и Курамы посмотрели внутрь подсобки, где на полу сидел Учиха, покуривавший сигаретку. — Ты что, трахнул монашку? Меня не было рядом всего пятнадцать минут, а ты, будучи слепым, ухитрился сбить женщину с праведного пути? Я в ауте. Так или иначе, вам пора уходить. Я здесь всего на неделю максимум, не волнуйтесь. И, Саске, будь так добр, по пути домой, постарайся ни с кем не переспать. Адью!
* * *
— Эти дети остались одни, их родители либо просто их бросили, либо погибли. Насколько я понял, с тобой произошло то же самое? Ну что, чувствуешь к ним что-нибудь? — Наруто ещё раз оглядел толпу босых ребят, с выбитыми передними зубами и веснушчатых девочек, которые смотрели на него, как на волшебника, горящими от счастья глазами. — Ничего. — К блондину подошёл мальчик, подстриженный под ноль, достаточно низкий, чтобы ходить под стол пешком. — Дяденька, а Вы, правда, ниндзя? Настоящий?
— Ниндзя-отступник, если точнее.
— А в чём разница?
— В том, что я намного круче, и могу делать всё, что хочу.
— Так Вы что, хотите быть здесь? — Наруто фальшиво улыбнулся, поняв одну простую вещь. "Кажется, я начинаю чувствовать неудобство". — Нет, я не хочу быть здесь. Я терпеть не могу Бога, и меня от этого места воротит. Проблема в том, что я хочу измениться, а у меня ничего не получится, пока я не завяжу с наркотиками. А я с ними не завяжу, если не останусь здесь, у чёрта на куличиках, где у меня не будет доступа к химикатам, грибам, травам, таблеткам и прочему. Однажды я даже сделал дурь из Фейри и жвачки! Ха-ха... Давайте я вам лучше ниндзюцу покажу? — Наруто надкусил палец и призвал пятиметровую толстую змею, у которой был один глаз, забинтованный чёрной повязкой. Священник чуть с ума не сошёл, когда дети с радостными воплями окружили змею, стали прыгать ей на спину, теребить чешую и совать голову ей в пасть. — Это не безопасно!
— Да бросьте, я всего лишь собираюсь прокатить детишек на одноглазой змее, что тут такого плохого?
— Ты уверен?
— Эта змея, самая дружелюбная из всех, кого я знаю. Это же нянька! В год она воспитывает десять тысяч змеёнышей, и никого ещё не убила! Раз уж справилась с ядовитым потомством, то с этими карапузами точно справится! — Пока все дети веселились, одна девочка стояла в стороне от всех, повесив нос. Что-то заставило Наруто с ней поговорить. — Малышка, что-то не так?
— Я боюсь. Змеи страшные!
— Не правда! Змеи... страшные, да, есть такое дело. Но есть в них что-то элегантное, ты не думаешь? Хотя, тебе, наверное, меня не понять.
— Но мне говорили, что настоящие шиноби ничего не боятся!
— А хочешь, раскрою тайну? Настоящие шиноби глупцы. Страх нужно испытывать, чтобы его преодолевать. Позволишь помочь тебе преодолеть этот страх? — Девочка лучезарно улыбнулась и взялась за рукав плаща джинчурики. "Дети наивны. Дай ребёнку конфетку, и он твой лучший друг на всю жизнь. Почему же, именно среди детей, я чувствую себя каким-то неполноценным? Хотел бы я доверять людям чуточку больше".
* * *
До самого вечера, Узумаки провозился с детьми, даже не заметив, как пролетело время. Когда киндеры отправились спать, эмпат отыскал священника у алтаря, где тот листал большую книгу, в старом кожаном переплёте. — И как Вы решились присматривать за этой оравой?
— Скажем так, этого от меня хочет Бог.
— Под Богом, Вы имеете в виду Мудреца? А если я скажу, что Ваш Бог — мудак?
— Многие люди пытались меня в этом убедить, и я не в праве их осуждать.
— Да Вы не поняли! Я его видел, говорил с ним, и точно знаю, что он довольно гадкая личность.
— Мне казалось, что ты атеист.
— Так и есть... Это довольно сложно. Я верю, что существуют какие-то высшие сущности, как и верю в то, что они что-то создали в нашем мире. Но, я так же верю, что если с Богом, или Богами что-то случится, солнце не перестанет вставать, жизнь продолжится для всех, и не начнётся конец света. И я уж точно никогда не поверю, что Рикудо Санин следит за тем, молимся мы или нет.
— А я верю, что в книге, которую я читаю, есть все ответы на все вопросы. И я надеюсь, что я живу по библии, и что я попаду в рай. Остаётся только рассчитывать, на то, что я всё делаю правильно.
— Знаете, я Вам почти завидую. Вы так уверенны в своих словах. Наверное, это чертовски приятно — верить, что с неба за Вами кто-то присматривает. Это намного приятнее, чем знать наверняка, что Бог существует.
— Бескорыстной веры тоже не существует. Но, я считаю, что не важно, веруешь ты или нет, делать окружающий нас мир лучше и добрее необходимо.
— А Вы не побоялись находиться со мной под одной крышей? Я, если честно, очень сильно удивился, когда Вы так спокойно отреагировали на моё присутствие.
— У всех нас свои демоны. И каждый заслуживает второго шанса. К тому же, дети отлично провели с тобой время. А это о чём-то говорит.
— Да, дети милые. Они не видят во мне того, что бросается в глаза взрослым людям... Я хочу спать. Покажите мне, где койка.
* * *
В этот раз, всё было хуже, чем раньше. Боли начались намного раньше, с большей силой. Все уже уснули, когда Наруто не смог больше этого выносить. Резко встал с кровати и тут же пожалел об этом. Стоило изменить угол наклона головы, и потолок начал надвигаться. Каждый шаг требовал усилий, но Узумаки не собирался сдаваться. Хотелось позвать священника, но он не стал будить людей. Доковылял до статуи Рикудо Санина, и сел возле неё. — Признайся, ты наслаждаешься тем, насколько мне плохо. Этого ты хотел? Избавился от дара Обито, только чтобы посмотреть, как я захлёбываюсь в собственной рвоте. У Богов странное чувство юмора, да? — Как будто бездушный кусок камня мог ответить. Нахлынул приступ самобичевания, и джинчурики решил сделать кое-что, исключительно, чтобы ощутить иронию. Блондин встал у алтаря, и поднял тяжёлую книгу. — Если в библии есть все ответы, то давай, вывали их на меня. — Стал листать страницы, постоянно зачитывая отдельные строки и посмеиваясь над ними. Уголок от очередной страницы оказался довольно острым, и Узумаки порезал палец. Несколько крупных багровых капель упали на пол, и Наруто заметил, что они довольно странно растеклись по полу. Капли превратились в крошечные лужицы, но в одном месте, они словно стекали в какую-то щель. Джинчурики достал кунай, и вставил его в пол, в том месте, где должен был находиться люк, и легко его поддел. Крышка из фальшпола отвалилась, и открылась лестница, ведущая в подвал. Появилась интрига, и боль сразу отступила, а джинчурики даже этого не заметил, охваченный интересом. В подвале воняло, и Наруто хорошо знал этот запах. "Тут кого-то убили. Довольно давно. Интересненько. И кого же мы здесь..." ответ не заставил себя ждать, и превзошёл все ожидания. У стены лежали три мешка, обвязанные верёвками, в которых лежали тела. Маленькие. Это бросалось в глаза. Слишком уж маленькие. Детские.
* * *
Священник мычал и ёрзал, стоя на стуле, в подвале. Наруто надел ему на голову чёрный мешок для смертников, а на шее он затянул петлю. Сделал всё быстро и профессионально, руководствуясь одними инстинктами, так, что служитель церкви даже не понял, что произошло. Узумаки подошёл к нему, и обхватил ноги священника. — Не дёргайтесь, падре, иначе, Вы свернёте себе шею раньше времени. — Узнав, кто вытащил его из постели, священник замолчал, и позволил Узумаки сделать своё дело. Наруто приподнял его за ноги, и поставил на спинку стула, которая прогнулась под весом толстяка. Тот стал шататься, хныкая, а джинчурики сорвал с него мешок. — Что происходит?!
— Оглядитесь, падре. Вам хорошо известно это место. — Голос Узумаки был зловещим, походящим на шёпот, но чётко слышимым. Это шло откуда-то изнутри. Когда священник понял, где он находится, он вдруг стал таким жалким, раскаивающимся. — Боже, этого не может быть!
— Может. Это и есть те демоны, о которых Вы говорили? Знаете, я всегда задумывался о профессии священника. Вы все отпускаете людям грехи, но кто же отпускает их вам? Как давно Вы не исповедывлись?
— Ты не понимаешь! Никто не понимает!
— Я многое понимаю. Я понимаю синяки, понимаю убийство, и сокрытие тел. Единственное, чего я не понимаю, так это семя.... Мне всегда говорили, что я рождён в крови, в крови я буду жить и в ней я умру, и я в это верил. Но, я всё ещё удивляюсь тому, как такие вещи могут происходить в этом мире.
— Ты не знаешь, какое это искушение!
— Я лучше кого бы то ни было знаю, что такое искушение. И как же так вышло, что Вы совершили грех убийства? Вы не боитесь какой-то высшей кары?
— Нет, не боюсь, потому что я знаю, что Господь меня поймёт. Он Всепрощающ, а эти дети страдали.
— То есть, Бог простит Вам убийство? Я просто пытаюсь понять.
— Да, именно!
— И он простит меня, если я убью тебя?
— ...Нет. Ведь, ты не будешь раскаиваться в своём грехе.
— Ни на секунду. А Вы раскаиваетесь?
— Да. Каждый день. Но, на всё Божья воля!
— В этом я с тобой соглашусь. Может быть, по его воле ты здесь оказался? На висилице. А ведь, из-за тебя, я начинаю чувствовать себя магнитом для психов. Это обидно.
— Я не псих!
— Псих, ещё какой. И ты не раскаиваешься, потому что, ты поступил так же, как я. Я ношу кольца важных для меня жертв, а ты держишь их в своём подвале. И это нас объединяет, мы оба любуемся плодами наших трудов, время от времени. Так что, давай поскорее закончим с тобой?
— Подожди! Ты же говорил, что хочешь измениться!
— О, я изменился. Раньше, я бы просто не обратил на тебя никакого внимания. Мне было бы плевать. А я сегодня испытал жалость к детям, которые здесь живут, и мне это в новинку. И, думаю, что Божье проведенье это чушь. Ты здесь и сейчас, только потому, что я этого хочу. Ты умрёшь, опозоренный, и презираемый, потому что я так хочу. А Богу на тебя плевать.
— Но если ты это сделаешь, Он тебя покарает! Ты отправишься в Ад!
— Ха-ха-ха! Ты такой забавный! Прыгаешь от одной чуши к другой, с такой верой в свои слова! Да, ты хорош. Чтож, думаю, осталось сделать последний прыжок. Что скажешь? Прыжок веры. Если Богу есть до тебя дело, верёвка порвётся, и я признаю свою неправоту. А если нет, то, можешь умереть с одной приятной мыслью: ты мне помог. Теперь, я буду двигаться дальше, а тебе, желаю счастливого пути. — Наруто пнул ногой ножку стула, и шея священника вскоре хрустнула. Узумаки оставил люк открытым, чтобы завтра, секрет всплыл наружу. "Не знаю, научился ли я милосердию, но, кажется, я нашёл способ справиться с зависимостью. Всё как рукой сняло... Так что, таков мой новый образ жизни? Замочи кого-нибудь, и боль сразу пройдёт? Прекрасно, просто прелесть!". Джинчурики оказался на улице, и не поверил своим глазам. Уже давно стемнело, а вороны всё так же сидят там же, где он видел их в последний раз. Так не бывает.
— Выходи, хватит прятаться. Я знаю, что здесь кто-то есть. — Вороны слетели с деревьев, закружив вокруг блондина, а из этой стаи, к нему шагнул человек. Плащ акацуки, тёмные волосы с чёлкой, которая спадала на лицо. Выпирающие, тонкие ключицы, и немного истощенные черты лица говорили о том, что этот юноша болен, и, даже шаринган казался тусклым и мутным. Образ Учихи Итачи на всю жизнь входит в память. В особенности, когда этот самый Итачи так приветливо тебе улыбается. — Привет, Наруто-кун. Нам надо поговорить, ты не против?
Смерть всё меняет
Тело среагировало быстрее, чем разум, и Наруто, с расенганом наперевес, напал на Итачи. Учиха схватил джинчурики за запястье и сдавил кость, от чего пальцы Узумаки напряженно распрямились, и расенган растворился в воздухе. — Я не собираюсь драться, Наруто-кун. Давай остынем?
— Нет! — Эмпат отпрыгнул от Итачи и сложил одну печать, — Множественное теневое клонирование! — Тысяча клонов со всех сторон набросилась на Учиху, захлестнув брюнета бесконечным потоком ударов. Итачи двигался красиво, это было похоже на плавный полёт птицы. Блоки, захваты, лёгкие, практически ленивые удары, и бесконечные "бам", после которых клоны исчезали в клубах дыма. Наруто хотел истощить силы Учихи, и даже не предполагал, что хоть одна атака достигнет своей цели. Но, Итачи стал пропускать некоторые удары, потом, это стало происходить всё чаще. Настоящий Наруто подал знак остальным, они образовали вокруг Итачи круг, и больше десяти клонов одновременно прыгнули сверху на последнего, схватили его за ноги и за руки, повалили Учиху и прижали его к земле, в то время как оригинал сделал новый расенган, в человеческий рост, и собрался добить его. И, в этот самый момент, Учиха кашлянул кровью. "Не понял. Ни один клон не нанёс ему такого сильного вреда, чтобы кашлять кровью. Что происходит?". Все клоны развеялись, а Учиха, которого больше ничто не поддерживает, упал на живот, где он разлёгся в луже своей крови. Наруто стоял над Итачи, и смотрел, как тот тяжело дышит, как его волосы слипаются в крови. Было в нём что-то такое... Жалкое. От вида Учихи, у Наруто просто опускались руки. А теперь, Итачи ещё и так беззащитно посмотрел на Узумаки, что тому захотелось завыть. — Хочешь поговорить? Хорошо. — Итачи улыбнулся, всё ещё лёжа на земле, от чего Наруто совсем расхотелось продолжать. — Спасибо. Я рад, что ты изменил своё мнение.
— Не спеши. Для начала, о чём ты хочешь поговорить?
— Я хочу рассказать тебе правду о клане Учиха. Ведь, ты единственный, кто достаточно разумен, чтобы меня выслушать.
— Знаешь, Саске уже рассказывал мне правду. В самых неприятных подробностях. Так, с чего ты решил, что мне нужно знать твою версию?
— Если согласишься поговорить, я отдам тебе глаз Учихи Шисуи. И я расскажу о пути Смерти. Заинтересован?
* * *
Наруто сидел на полу пещер, куда его отвёл Итачи, и грустно смотрел на брюнета. Ненависть к Итачи пропала ещё полчаса назад, когда тот рассказал о том, как Данзо заставил его убить всю семью. А после того, как Учиха упомянул, насколько больно ему было причинять страдания младшему брату, как сложно было сдерживать слёзы, Наруто забыл обо всё на свете. Узумаки тяжело выдохнул, и постучал кольцами по каменному полу, думая, что же он может сказать.
— Итачи... Что же ты натворил?
— Я просто хотел защитить две самые дорогие мне вещи. Мою деревню, и моего брата... Знаешь, в тот день, когда всё произошло... Когда я смотрел Саске в глаза, и чувствовал, как внутри меня умирает душа, единственное, что помогло мне сдержать себя, и не рассказывать ему всю правду, это одна единственная мысль. Мысль о том, что ненависть ко мне, и желание отомстить, помогут ему выжить.
— И ты считаешь, что это был наилучший выход?
— Пойми, Саске очень часто присутствовал при моментах... Которые плохо отразились бы на его мнении о родителях. Мы любили наших маму и папу, но, если бы мой брат узнал о том, что они были предателями, одобряющими геноцид, это бы его уничтожило.
