Раб сердец

Но Эоред не успел отдать распоряжения о порядке атаки. Рохирримы, углядев сквозь утренний туман смутно темневший строй дунландцев, издали боевой клич. Ярость хозяев тут же перешла к коням, те закусили удила, принялись с визгливым ржанием рваться вперед. Копья с зелёными лентами у наконечников склонились наперевес, вдруг все всадники ринулись вперед, увлекая друг друга. Блестящая громада кольчужной конницы с гулом пришла в ускоряющееся движение. Неплодородная земля предгорья вздрогнула от громоподобного топота кованых копыт. Это походило скорее на лавину, нежданно слетевшую с горного склона.

Казалось, нет и не может быть ничего, что могло бы противостоять удару разъяренной стены боевых коней и свирепо завывающих роханцев.

Видимир стиснул зубы и считал в уме мгновения. Решив, что пришла пора, махнул рукой Дунориксу. Тот отдал приказ и молодые дунландские воины устремились назад. Они прыгали вниз, хватались за заранее спущенные веревки и товарищи вытаскивали их на другую сторону оврага.

Так Видимир заставил противника нацелить свой главный удар в направлении оврага. Это было смертельно опасно, разгадай неприятель его замысел. Но этого не случилось. Помог туман. Все, что смогли разглядеть роханские конники — непонятное шевеление в рядах врага, что было воспринято как ожидаемое проявление ужаса в дунландской дружине. О военной хитрости никто не думал.

Дунорикс расплылся в хищной ухмылке.

-Ну же! -пробормотал он. —Быстрей, ещё быстрей!

Возьми роханцы правее или левее, все рухнуло бы. Но теперь дунландский старейшина был уверен, что задумка Видимира удалась.

Первые ряды конницы кувырком полетели в провал.

-Га-ады! —успел крикнуть Эоред, с ужасом завидев, что его лошадь заваливается вниз. Хотел повернуться в седле и предупредить воинов, однако не сумел. Да ничего и невозможно было сделать…

Последнее, что мелькнуло в сознании Эореда были слова из записки Брана: «Пишу лишь из жалости к вашим коням, они не должны платить жизнями за тупость хозяев.» Лавина человеческих и лошадиных тел обрушилась в самой природой подготовленную общую могилу. Что-то сумасшедшее было в этой диком, жутком, несуразном самоистреблении людей и животных. Овраг стремительно заполнялся. Кони бились и вскакивали, кроша шипастыми полковами черепа и груди людей и тут же гибли, задавленные жертвами, продолжавшими валиться сверху. Мясорубка смерти работала с леденящей рассудок бойкостью.

Лишь малый отряд роханцев уцелел, на полном скаку вышел на обратную сторону оврага и ударил в копья, небольшая доля дунландцев из личной охраны Дунорикса пала, остальные сыпанули стрелами, дротиками, камнями из пращей и быстро уничтожили безрассудных.

Дунорикс недвижно лежал ничком на земле.

-Предводитель, -осторожно обратидся к нему дружинник, —наших погибло девятнадцать… то есть двадцать.

Старейшина поднял перекошенное горем лицо, мокрое от слёз и грязное от пыли.

-Подобрать тела. —треснутым голосом распорядился он. —Все будут погребены в родовых могильниках. А моего названного сына, великого певца и полководца везите к скальной гробнице Дунориксов. Придёт час, я упокоюсь рядом с ним. Но прежде позабочусь о душе Видимира. Женить его я не успел, зато наложниц в мир теней отправлю за ним много, ой, много! И все будут лучшими роханскими девками… Горе проклятому племени!

-Горе! —отозвалась дунландская дружина.

3.

-«От Зора Меньшого — Брану Учителю.

Приветствую! Здоровья и счастья в делах!

По твоим наставлениям и по предложениям Мсты в Чистограде открыты обучалища Братстсва для выбранных нами одарённых сирот. Все расположены в Липовой слободе, где богатеи-лешелюбы строили свои роскошные особняки. Расселили в них учителей и ребят: тысячу мальчишек и триста девчонок. В других домах оборудовали учебные помещения. Пошили и в годовщину начала нашего восстания выдали всем особую одежду: повседневную и праздничную.

Учим их, воспитываем в духе Братства и служения рунскому народу. В полночь при свете сотен горящих факелов Ученики приняли присягу: «Клянусь вам, старшие братья, быть верным и отважным. Клянусь усердно учиться и честно трудиться во благо Руни. Да поможет мне в этом Полная Луна!"

Городской Совет решил, помогать молодым, которые решат создать семью в возрасте от 25 до 30 лет. Для них будем выделять жильё в Поречных Новостройках. Помнишь, где прежде стояли халупы бедноты? Так вот всё уже снесено и начато возведение кирпичных домов.

Открыли Свадебную светлицу, где будем торжественно вносить имена молодожёнов в Бархатную книгу. А в Шёлковую станем вписывать имена новорожденных.

Вчера наиболее отличившиеся строители получали на Круглой площади почетные мастерки и серебряные значки. Всё было душевно, празднично, к вечеру как-то само-собой переросло в танцы и гуляния до утра.

Однако, не думай, что мы тут прохлаждаемся, пока вы воюете. Докладываю: вместо тридцати камнемётов высылаем сорок два. Вместо двухсот самострелов — триста три. В целом всего, что намечали, произвели больше. Да ты сам убедишься, когда прибудет обоз.

Всего доброго —

Зор»

4.

…-Полная Луна! -ахнул Бран. -Да как же вы... Да что же это... Лекарей сюда!

-Ладно, Учитель... -прохрипел Радомир Лунь. -Не трать время на пустое. Мне дышать осталось всего ничего, надо успеть доложить...

Ратник забился в удушливом сипящем кашле, лицо его посинело. Схватил трясущейся рукой протянутую Браном фляжку с водой, жадно отхлебнул.

-Внутри горит... -пожаловался он. -Пусть все отойдут.

Бран обернулся, махнул рукой. Ждан оцепил воз с сухим камышом, на котором неподвижно лежал Лунь, полусотней самострельщиков. Ученики, исключая Вняту, вышли за пределы круга.

-Мы всё сделали, как было указано Златом. -торопливо заговорил Радомир. -Беспрепятственно добрались до ущелья Унхольчу. Начали поиски камней. Злат объяснил, как действовать при их обнаружении: страшно ядовитые... всё прочее... Короче говоря, первый чёрный булыжник нашли три дня спустя. Потом на целую неделю — как отрезало. И вдруг совершенно случайно увидели полузанесённую песком пещеру, а в ней — целую россыпь окаменевшего яда. И — куча костей... звериных и человечьих. Кто туда заходил, уже наружу не выбирался: один вдох и... Вот почему никто об этом месте не знал... Ну, мы надели мокрые маски и принялись подцеплять отраву крючьями. Наверх вытаскивали со всеми предосторожностями, приближались только с наветреной стороны. Злат зорко следил, чтобы никто не пострадал, так что отделались головной болью, да жжением в горле... Дайте ещё попить...

Радомир гулко глотая, допил воду.

-Перестало болеть. -устало сказал он. -Значит, сейчас умру... В общем так... Всё тщательно упаковали в полдюжины бочонков, сложили на телегу, укрыли вязанками камыша, повезли. Никаких приключений, перестали болеть головы, дышалось легко. А на самой рунской границе... ну, там где овраги на Харадримском Шляхе, под вечер налетели орлы. То есть, даже не налетели, сначала кружили высоко-высоко... а потом посыпались стрелы... Без промаха бьют, сволочи... Водяные, одно слово. Четверых наших как не бывало, вола в упряжке и одного сменного убили. —«Перепрягай!» -орёт Злат. Да какое там «перепрягай» — оставшийся в живых бык кровь учуял, мычит, дёргается. Колесо хрустнуло, один бочонок выпал, да прямо об камень. Чёрный пар из трещины — наружу. Еще двое упали. Злат бросился заделывать. Заделал... а сам тоже... Поднял я бочонок, положил на место, чувствую, что отравился, но сколько-то еще протяну. Похоронил Злата и остальных наших в овраге... Сутки пути отсюда... Учитель, прошу, пошли людей, пусть настоящее надгробие сделают, там легко найти — я имена всех вырубил на сухом дереве, сразу увидите...

Бран в отчаяньи склонил голову.

-Вот, вроде бы, всё. -едва слышно сказал Радомир Лунь. -О сестрёнке позаботься, Учитель, ладно? Она в Семихолмье живёт... Прощайте... победы нам...

Бледный Бран осторожно закрыл невидящие глаза мёртвого Луня, повернулся к Вняте.

-Какие люди! -сказал он с непередаваемой болью. -Какие же у нас люди! Если бы я мог что-то... Похороним Радомирa со всеми воинскими почестями. А о сестре, пожалуйста, позаботься, проследи лично, чтобы переселили в Чистоград, устроили.

Внята кивнула.

-Что делать с грузом? -спросила она.

-Он теперь наш главный козырь. -ответил Бран. В его сузившихся глазах не оставалось ничего, кроме скорби и беспредельной расчётливой злобы. -И, полагаю, в скорости его выложим: -«Привет от Большой Паучихи!» Сегодня вечером расскажу тебе, где до поры будем хранить бочонки с ядом и как их используем. Вот, значит, как оно… Орлы, стало быть, появились…

Бран застонал, обхватив голову руками: -Но Злат-то, Злат, как мы без него...

5.

Закончилось совещание при Бране. Ласуня расставила перед Учениками и воеводами кружки с тёплым молоком и тарелки с пушистыми лепешками.

-Скоро от вас кроме ввалившихся глаз да щёк ничего и не останется. -вздохнула она, косясь на пустующие места, прежде занимаемые Жданом, Видимиром, Златом и Стрёмой. —Поешьте хоть по-людски, с маслицем.

-Вот спасибо, хозяюшка наша! — обрадовался Смурень Близнец, хватая румяную лепёшку.

-Много у лешелюбов бумаги. -хмыкнул Ясень. -Видно, и переписчиков хватает. Бойцы десятками тащат нам подмётные письма, жгут в кострах. Все одинаковые, вот такие, поглядите-ка.

Бран брезгливо, двумя пальцами, взял длинный листок, исписанный по рунски, но кудрявой вязью, обычной для закатной письменности.

-«О, так называемые ратники пресловутого Братства! -прочёл он вслух. -Каждый из вас должен знать о намерениях свободных народов, вековечных защитников добра и света. Никто из нас не хочет причинять рунцам ни малейших неприятностей! Мы проникнуты дружелюбием и уважением к Руни. Однако с прискорбием замечаем, что вы коварно обмануты Браном Лжеучителем. Он искусно извратил светлые понятия разума и справедливости, наполнил их проотивоположным содержанием, обратил народ к злу и тьме.

Так сложите же испачканное мятежом оружие, отрекитесь же от вероломного лжеца и коварного искусителя, осознайте, что обмануты и искупите содеянное сожалением и смирением.

Знайте, что если Бран Лжеучитель сойдёт с пути совращения, распустит злокозненное Братство и удалится в уединённое место для покаяния, мы не будем преследовать бывших «братьев». Силы добра и света —человеколюбивы и незлопамятны».

Ясень желчно хохотнул.

-Ну, когда-нибудь доведётся принимать их условия. -спокойно сказал Бран. —Придётся мне уйти.

-Что? -вскинулся, словно ужаленный, Смурень Близнец. -С ума сошёл?!

-Так я же не говорю, что это случится сию минуту. -грустно улыбнулся Учитель. -Сейчас еще рано уступать лешелюбам даже в самой малости. Всякая жертва будет напрасной, они примут её, а потом вновь нападут, требуя всё новых уступок. Нет-нет, мы еще изрядно поизмотаем их, доведём до полного изнеможения, чтобы они не смогли нарушить заключённого соглашения. Вот тогда можно будет пожертвовать мною.

-Кто вообще назвал его мудрецом? -потрясенно развёл руками Ясень, обращаясь куда-то в пространство. -Оторопь берёт от несусветных глупостей! Бред сивого мерина!

Смурень раздражённо зафыркал, упёрся ладонями в стол и посмотрел в глаза Учителю: -Будем считать, что ты ничего не говорил, а мы не слышали. И давай условимся — никогда и никому больше не вздумай внушать таких мыслей! Ты — залог наших успехов! На тебе держится всё наше дело! «С кем Бран, у того есть завтра!» — вот какая присказка ходит в Рати.

-Но ведь даже Чёрный Властелин не смог одержать победы! А я лишь человек!

-Нет-нет, -Ясень прихлопывал по разбросанным на столе бумагам, перья и карандаши подпрыгивали, -с первой минуты нашей борьбы ты перестал быть просто человеком. Стал мечтой, верой в будущее, знаменем, силой Братства! Каждый из братьев видит в тебе возрождение Руни, благополучие обездоленных, уважение униженных. На безграничные знания Брана надеются, на безошибочность решений уповают. Пока Учитель среди нас, каждый будет счастлив выполнить любое его расоряжение, ибо знает — оно ведёт к лучшей доле. С Учителем Рать будет делать переходы по тридцать вёрст в день, терепеливо переносить любые невзгоды, терпеть боль от ран и голод. Веря в Учителя, будут драться насмерть бок о бок рунцы и ангмарцы, люди и черти. Но если — об этом даже думать не желаю! — Учителя не станет, то через неделю не будет Братства, а через месяц — всей Руни. Учитель — это победа!

-Веруешь в победу? -с вымученной усмешкой спросил Бран.

-А как иначе? Для чего тогда мы поднялись?

-В Рати — двенадцать тысяч бойцов. -вздохнул Бран. -Это как раз те самоотверженные борцы, о которых ты только что столь проникновенно говорил. Всего же в Братстве — около шестидесяти тысяч. Стальных братьев и сестёр с золотыми сердцами. Тех, кто живёт верой в будущее Руни, для кого иной жизни не надо, кого безумно люблю, уважаю, ценю, жалею. Что мы говорим им? «Вас ждут сегодня кровопролитные бои в защиту Родины, тяжёлый труд по возрождению загубленной Руни. Затра взрастут плоды этих усилий. И лишь послезавтра придёт пора сбора урожая». И они, всё понимая, самоотверженно сражаются и увлечённо работают. Слава им и великая честь! Однако все ли таковы?

Знаете ли вы, Близнецы, какова доля рунцев, не вступивших в Братство, но сочувствующих ему и поддерживающих? Одна десятая. Они отличные мастера своего дела, прекрасные мужья и жёны, отзывчивые соседи, но не борцы и не созидатели нового мира. Пусть не братья, однако добрые соседи по общему дому. Уважение им и поклон! Что ж, на первый взгляд немало.

Однако, ведомо ли вам, сколько за двадцать пять лет развелось среди рунцев таких, кому нравятся лешелюбские порядки? Молящихся кошельку. Не вынимаюших дымящихся трубок из зубов и не выпускающих из трясущихся рук корчаг с брагой. Жестоких головорезов и бессердечных чиновников, торгашей разной толшины, менял и ростовщиков. Получающих немалое жалованье стражников, карателей, судей и палачей. Сколько их, гнусных нелюдей, непримиримых врагов наших? Двое из десяти, Близнецы. И этого слишком много.

А теперь — главное. Давайте-ка вспомним об оставшихся семерых на десяток, семидесяти на сотню, семистах на тысячу. О тех, кто покорен всякой власти, трусцой спешит в любой хлев и на любую бойню, какой бы пастух их туда не гнал. О тех, для кого безразлично, какие знамёна подняты над их страной, какие провозглашены смыслы жизни или таковых смыслов нет вовсе. О тех, для которых тёплое стойло и полная кормушка и есть Вселенная. Пока мы владеем их городом или деревней, они будут эхом повторять наши слова и даже кивать с понимающими лицами. Но едва лишь вернутся лешелюбы, как семь десятых покорно сунет шеи в их ярмо. Их сердца ничем невозможно согреть. Их невозможно вывести из хмельной дремоты. Мы предлагаем беспокойно жить, сражаясь и работая, а лешелюбы дают возможность безмятежно вымирать, пьянствуя, куря и бездельничая. Каков будет выбор? То-то…