— Выглядеть такой потерянной и загнанной никто, кроме него, тебя не заставит. Лили, признайся, тебе нравится, что он тебя мучает? Давно ты полюбила роль жертвы?

— Я не жертва, — вскинулась Лили.

— Посмотри, наконец, правде в глаза: твой Северус — садист. Неужели ты этого не видишь?

— Если честно — не вижу.

— Лили! Я терпеть его не могу потому, что он один из их тех людей, которым постоянно необходимо испытывать и причинять боль. Тебе такие люди нравятся?

— Не нравятся. Но, к твоему сведению, Сев не такой.

— Это не любовь, Лили, — вынесла суровый вердикт Алиса. — Это — маразм. Просто зависимость какая-то, как у маггловских наркоманов.

— И судя по всему у меня сейчас ломка, — невесело засмеялась Лили, сдувая с лица упавший локон. — Алиса, Сев, конечно, тяжелый человек, но он не такой, как ты думаешь.

— Да твой Сев выпивает из тебя жизнь, как вурдалак! Вурдалак он и есть. Ты, всегда такая жизнерадостная, весёлая, самоуверенная — гаснешь, как свеча, стоит вам только побыть вдвоём несколько минут. Зачем тебе это, Лили?

— Мы знакомы с ним с девяти лет. Если вообще кто-то и знает Северуса, то это я. Можешь мне не верить, считать меня дурой, но если он кого-то и любит в этом мире, то это меня. Я это знаю точно. Потому мне так тяжело принять его выбор. То, что он делает со своей жизнь, с собой, это... да это просто пассивное самоубийство! Глядеть на это невыносимо, а что-то изменить я не в силах. И если я ещё как-то могу смириться с мыслью о том, что мы с ним не будем вместе, то принять то, что он добровольно уничтожает свою душу и тело это... это невероятно тяжело. Правда! Если моя любовь, мои слезы, моя боль могут хоть как-то задержать его падение — я готова платить эту цену. Эту — и любую другую. В Северусе есть хорошие стороны. Я не придумала их, я их видела. И эта, лучшая часть его души, которая с каждым днём всё уменьшается, будто шагреневая кожа, она всё же стоит того, чтобы за него бороться. Я никогда не перестану в него верить, Алиса. Наверное, я буду верить в него даже тогда, когда любить уже не смогу.

— Зря ты рвешь сердце, подруга. Твой Северус точно каменный. Такого ничем не проймёшь.

— Зато то, что вырезано в камне, способно пережить века.

Алиса всплеснула руками:

— Ты безнадёжна. Хочешь, символически говоря, испить чашу сию до дна? Пей. Я умываю руки. Можешь сохнуть и дальше по своему патлатому, злобному, кровожадному Снейпу, игнорируя других классных парней.

Алиса, присев рядом, обняла Лили за плечи. А вот делать этого точно не стоило, потому что подобное участие иногда ломает какую-то платину в душе и боль начинает извергаться наружу, точно гной из прорвавшегося абсцесса.

Лили так горько и беззвучно заплакала, что Алиса даже растерялась.

За всё время их знакомства Алиса никогда не видела, чтобы её подруга плакала. Эванс смеялась, огрызалась, кокетничала напропалую, влипала во всевозможные истории, могла взбесить кого угодно, служила поводом для сплетен и тайной зависти. Но заходиться в беззвучном, безнадёжном плаче?.. Это казалось противоестественным, точно солнечное затмение в полдень.

— Ох, Лили, Лили, — прошептала Алиса. — Быть твоему Северусу в Аду. Это уж точно.

* * *

— Привет, Эванс. Ты в порядке?

Приветствовал Поттер Лили утром перед кабинетом Трансфигурации.

— Привет. В полном.

— Вчера вечером у тебя был неважный вид.

— То было вчера вечером. А сегодня утро. И всё хорошо.

— Ещё раз увижу тебя в таком состоянии, клянусь, надеру твоему драгоценному Нюникусу зад.

— Сделай мне одолжение, — сузила глаза Лили, — держись от его задницы подальше. А то — мало ли что?..

— Опасаешься, что, отчаявшись заручиться твоим вниманием, лишённый надежды отведать твоего божественного тела, я покушусь на сомнительные прелести Снейпа?

— Очень рада, что Севу не грозит искушение в твоем лице.

Зайти в класс Лили помешало плечо Джеймса, внезапно преградившее ей дорогу.

— Эванс?..

— Поттер?

— Выкладывай, что там у вас приключилось. Сириус говорит, что Нарцисса сама не своя, ты на себя тоже не похожа... что там натворили Вальпургиевы Рыцари?

— Я дала слово молчать.

— Во имя всеобщего душевного спокойствия это слово, увы и ах, тебе придётся нарушить. Ты меня знаешь — я не отстану. Кстати, когда дело касается чужих тайн я — могила. Ну, же, Эванс? Мне необходимо знать, что с вами случилось. Я устал воображать всякие ужасы, устал испытывать чувство вины за то, что отпустил вас одних.

— Ладно, Джеймс, — сдалась Лили, — расскажу. Ты ведь действительно не отстанешь, — она понизила голос до шепота, так, чтобы кроме Джеймса её никто не мог услышать. — На вечеринке у Рыцарей мы с Нарциссой застукали Розье с Регулусом.

Джеймс смотрел на Лили, ожидая пояснений.

Лили смотрела на Джеймса, в надежде, что он уже все понял.

— Застукали — за чем? — уточнил он.

— За тем!

— В смысле?..

— Поттер, ты!.. Целовались они друг с другом! Любовь у них!

— Вот дракл взрывастый!

— Смешно, правда? Мы с Нарциссой, как идиотки, пошли копать компромат на Малфоя, чтобы она могла соединиться с любовью всей своей жизни, и всё для того, чтобы воочию убедиться, что любовь всей её жизни таких жертв не стоит. Нас ждал большой-большой и отвратительный сюрприз, на фоне которого гадкий Люциус Малфой выглядел белым и пушистым, невинным, яки агнец божий.

— Ну, про божьего ты, пожалуй, загнула... хотя опытным путём подтвердилось, что Малфой скорее баран, чем овца.

— Как-то так, — кивнула Лили. — Приходится признать, что результат нашей вылазки не утешителен. Малфой вынужденно реабилитирован, а вот Регулус подтвердил всеобщий постулат о том, что мальчики-Блэки неспроста такие смазливые. Кстати, а Сириус по отношению к тебе никогда не проявлял подозрительной нежности?

— Ты дура что ли, Эванс? — поиграл желваками Поттер.

— Прям таки и дура? А чего это вы с ним всё время по ночам вдвоем в лес сбегаете? Чем вы там занимаетесь? — насмешливо протянула Лили, кокетливо поглядывая на Поттера из-под длинных ресниц.

В глазах Джеймса заплясали злые-презлые, вредные чертики.

— Предположим, дружба с Сири у нас куда нежнее, чем все предполагают. Что дальше?

— Дальше? Ну, что дальше? Дальше я постараюсь быть толерантной. Мы друзья, как никак. Тебя даже по-своему можно понять — Сириус такой красавчик. Как против него устоять? А вот Сириуса понять сложнее. Полагаю, Блэк просто не бескорыстен в демонстрации своей привязанности. Он не столько хочет твоего сочного молодого тела, сколько... ему просто негде жить и нужно что-то есть.

— Я когда-нибудь оторву тебе голову, Эванс, стерва ты такая! Чтобы больше я от тебя подначек на наш с Сириусом счёт не слышал, ясно?

— Ясно-ясно. Хотя, чего это ты так бесишься? Можно подумать, что в моей шутке есть доля правды?

— Эванс!!!

— Поттер?..

Джеймс навис над ней, сокращая разделяющее их расстояние до минимума.

Лили почувствовала тепло его тела и неожиданное ощутила острое желание, чтобы он поцеловал её. Прямо здесь и сейчас.

— Тебе нравится Сириус, Эванс?

— Сириус всем нравится, Поттер.

— Может быть тогда l'amour à trois поможет достойно всем нам выйти из положения?

Появление МакГоногалл избавило Лили от необходимости отвечать.

И это было у лучшему. Бог знает, до чего бы они так договорились.

* * *

Так уж обычно повелось — не задался день с утра, так и пойдёт дальше, через пень на колоду.

Всё валилось у Лили из рук, шло не так как надо, как хотелось бы. Окружающие казались недружелюбными, задания — непосильно сложными. Необходимо было научиться превращать, а по-научному, трансфигурировать, человека в предмет размером существенно меньшим, чем он сам. В отличии от Поттера, Блэка, даже Мэри, Лили в трансфигурации была не сильна. Что-то в ней отказывалось верить в возможность превращения живой материи в неживую. По закону сохранения энергии это выглядело невозможным, и в мозгу юной волшебницы словно стоял блок, мешающий магии действовать.

Ко всему прочему Минерва МакГоногалл отнюдь не была любимым преподавателем, злая кошка постоянно цеплялась к Лили. То МагГоногалл не нравились свободно струящиеся по плечам волосы, то короткая юбка, которая, по справедливости сказать, действительно была коротковата, но что поделать, на дворе конец семидесятых, ультро-мини на пике моды.

Лили нравилось, как красиво выглядывают её стройные ножки из-под клетчатой плиссированной юбки, нравились жаркие взгляды, которым провожали её парни.

МакГоногалл критиковала всё — её духи, блеск для губ, походку. Лили словно бы олицетворяла для профессора Гриффиндора всё то, что та в тайне недолюбливала, даже презирала — женственность, кокетливость, очарование.

Наверное, старой деве потому так нравилось превращать ежей в подушечку для булавок, что неживое ей было ближе живого.

Занятия у Грюма были ничуть не лучше, чем уроки у МакГоногалл. Даже хуже. Чем чаще Лили сталкивалась с этим человеком, тем больше уверялась в своём мнении о том, что он псих. Он, в авроры-то, наверное, подался лишь для того, чтобы безнаказанно измываться над другими.

Так случилось, что, погруженная в свои переживания, Лили позволила себе пропустить несколько факультативных занятий по ОФ, посчитав, что ничего страшного не случится.

Аластор Грюм считал иначе.

— Мисс Эванс? Вы не были с нами на двух предыдущих встречах. Почему?

— Плохо себя чувствовала, — решилась соврать Лили.

Жесткие прямые брови аврора сошлись над переносицей.

— Но другие занятия вы посещали?

'Так это уроки, от них мой аттестат зависит', — вертелось на языке.

— Вы, я вижу, полагаете, что можете приходить, когда пожелаете, и уходить, когда захотите? Не так ли, юная леди?

— Разве вы сами, профессор, не говорили о том, что членство в Ордене — это добровольно?

— Добровольно-то добровольно, но вы, мисс Эванс, уж решите для себя, с нами вы или нет. Мы здесь, знаете ли, не в бирюльки играем. Грядёт война. Вы должны были принести мне сведения, а вместо этого исчезли. Избегаете меня, да ещё позволяете себе стычки со слизеринцами у всех на виду.

— Я не...

— Мне доподлинно известно, что вы посещали закрытую вечеринку Вальпургиевых Рыцарей. И если вы пошли туда не с целью добычи сведений, то, спрошу я вас, зачем вы туда пошли? — угрожающе навис над ней аврор. — Я жду ответа, мисс Эванс.

— Я не... я не обязана перед вами отчитываться!

— Назовите мне имена их тех, кто присутствовал там!

— Нет.

— Вы никого не узнали?

— Узнала.

— Тогда в чём причина?

— Причина в том, что я не хочу называть вам имена тех, кто там был.

— Вы дерзите?

— Вы не оставляете мне выбора, сэр.

— Мисс Эванс, вы забываетесь. Вы сами приняли решение присоединиться к нам. Не так ли?

— Приняла. Я искренне хочу делать то, что считаю правильным. Но моё решение не даёт вам право помыкать мной и оскорблять меня. На занятиях я ошибаюсь не чаще Дорказ или Марлин, но вы постоянно треплете именно моё имя! Может быть, причина как раз в том, что, в отличии от большинства присутствующих я не чистокровная? Даже не полукровка?

— А может быть, причина в том, что ни Дорказ, ни Марлин, не позволяют себе нарушать дисциплину и оспаривать мои слова? Ни Дорказ, ни Марлин не водят дружбу с сомнительными личностями?

— Если мои друзья вам не по душе... простите, сэр, но я из-за этого не оставлю тех, кто мне дорог.

— Вы всё сказали, мисс Эванс?

— Если вы считаете меня неблагонадёжной, я покину Орден, мистер Грюм.

Губы аврора сжались в тонкую упрямую линию:

— Значит, пусть другие рискуют шеей, защищая ваш зад? Что ж, предлагаю не тратить наше взаимно драгоценное время и расстаться прямо сейчас.

Грюм указал Лили на дверь.

Никто не вступился за неё, не возразил, не оспорил его решение. Даже Джеймс молчал.

А чего она ожидала? Те, кто служил под началом Аластора должны быть похожими на муравьёв в муравейнике: каждый предан своему делу, каждый занимает строгое положение в четко выстроенной иерархии, каждый выкладывается на полную катушку, но при этом он не личность — лишь кирпич в общей кладке. Кирпич, из которых возводится новая несокрушимая цитадель.

Расстроенной и рассерженной Лили не хотелось возвращаться в гостиную Гриффиндора. Она решила выйти на улицу, подышать свежим воздухом, развеяться, успокоиться.

Несмотря на то, что стрелки на часах ещё не достигли отметки шесть, уже темнело, но дворе было многолюдно. Выпавший снег преобразил усталый от слякоти мир. Он укрыл верхушки деревьев белыми шапками, нарисовал мягкие волны на горах, превратил все вокруг в волшебное, искрящиеся в лунном свете снежное поле.

Отовсюду звенели голоса, слышался беззаботный, радостной смех. Ребятня возилась в снегу, с наслаждением валяя друг друга в сугробах.

Что-то холодное и мокрое плюхнулось Лили на шею и сползло за воротник, заставляя чертыхнуться перед тем, как повернуться к неожиданному обидчику. Сердце забилось тише и быстрее, словно зверёк, внезапно угодивший в лапы хищнику.

Небрежно прислонившись к косяку, зябко кутаясь в щегольской шарф, на Лили смотрел Эван Розье:

— Привет, солнышко.

Лили поспешила вытряхнуть быстро тающий снег.

— Уже и солнышко? Сударь, да вы сама любезность и доброта.

— Видела бы твоё своё лицо, Эванс, — рассмеялся Розье.

— Наколдуй мне зеркало, я с радостью на себя посмотрю.

Осторожно нащупав палочку за обшлагом рукава мантии, Лили вся подобралась, как кошка, готовая в любую минуту отпрыгнуть.

Розье отлип от стены, лениво сделав несколько шагов вперёд.

Они с Лили смотрели друг другу прямо в глаза, смотрели в упор.

Лили отметила про себя, что у нового испечённого слизеринского принца опухшие веки и лихорадочный, воспаленный взгляд.

— В прошлую нашу встречу ты меня оскорбила, солнышко, — процедил он сквозь зубы.

— И что дальше? — строптиво тряхнула головой Лили.

Розье снова двинулся на Лили, вынуждая её отступать до тех пор, пока стоящее за спиной дерево не сделало дальнейшее отступление невозможным. Кончик его палочки грубо упёрся Лили в шею, заставляя запрокидывать голову. Даже не учитывая волшебные свойства магического оружия достаточно просто посильнее ткнуть этой острой деревяшкой в нежную ямку между ключицами — и всё.

Лили нервно сглотнула, глядя на молодого человека снизу вверх:

— Чего ты от меня хочешь, Розье?

Он склонился к самому её уху и выдохнул:

— Хочу знать, зачем вы с Нарси пришли в клуб?

— Хочешь знать, спроси у неё.

Давление на палочку усилилось, причиняя боль.

— С дорогой кузиной мы побеседуем чуть позже. А сейчас я спрашиваю тебя.

— Иди к чёрту, Розье.

— Спрашиваю в последний раз. И советую, как следует подумать, стоит ли твоё молчание возможных неприятностей.