Риз невозмутимо перевел:
— Он спрашивает, не желают ли господа провести вечер с его сестрой, юной девственницей, прекрасной, как белая луна, гибкой, как виноградная лоза, и скромной, как... Простите, последнего не расслышал.
Агаи с ужасом взглянул на Лаланна:
— Как, сестру?!
— Вас удивляет? — холодно поинтересовался мужчина. — Большинство подобных мальчишек предлагают еще и себя. Или младших братьев.
Меня затошнило.
Агаи ошарашенно молчал некоторое время, а потом ахнул:
— Надо рассказать об этом ужасе правителю Сырта!
— Он знает. Здесь это в норме, привыкнете, — коротко ответил наш земляк.
Ну, это вряд ли. Привыкнуть к такому нельзя!
Не могу сказать, что жители Наорга отличались благонравием и целомудрием — ищущие всегда могли найти место, где можно купить для плотских утех невинную юную девушку, выставленную на продажу родителями, жертву нищеты и безвыходности. Но в открытую такими делами никто не занимался. А за мужеложство полагались позорный столб, штраф в триста золотых и лишение дворянства. Простолюдина попросту распяли бы. Ибо, как сказано в Законе Ирия : "Не будут топтать грязными ногами землю те, кто восходит на ложе с подобными себе". А наш король эту заповедь блюдет особенно рьяно, видно потому, что остальные не получается.
— Вот мы и пришли, — остановился Риз перед очередным неказистым домишкой с заколоченными окнами.
Мужчина выбил дробь по гулкому дереву костяшками пальцев, и мы услышали, как сдвигается засов.
— Прошу! — отступил в сторону хозяин, пропуская нас в дом.
Прямо с порога Рис попросил нас разуться:
— Мы несем на себе пары заразы. Плащи и сапоги придется сжечь. Не переживайте, мой слуга отличный сапожник, он стачает вам новые за пару дней. Плащи я подберу из своих запасов.
Ну что же, хозяину виднее. Он в этом кошмаре провел не один день.
Мы покорно избавились от одежды, а слуга тут же подцепил ее крюком и забросил в очаг.
Потом нам налили теплую воду, поставили баночку с мыльным раствором. И только после того, как мы вымыли руки, провели дальше.
Жилище внутри сразу поразило наше воображение: те строения, которые мы видели на улицах, были лишь малой частью настоящих домов, прятавшихся в склонах туфового холма.
Нас провели во внутреннее круглое помещение глубиной в примерно в пять человеческих фигур, служившее гостиной, если судить по небольшому столу и паре диванов, вырубленных прямо из породы. Из него расходились лучами в разные стороны коридоры, ведущие в другие комнаты.
— Сейчас вас проводят в гостевые покои, — сообщил Лаланн. — Обед подадут через два часа, так что у вас есть время отдохнуть и привести себя в порядок с дороги.
— Рис, скажите, почему вы решили нам помочь? — спросил я, наблюдая за милитес, и не добавил поговорку про бесплатный сыр лишь из уважения к гостеприимству нового знакомого.
Мужчина улыбнулся моим словам. Он прекрасно понял, о чем я умолчал.
— У нашей общины благородных выходцев из Наорга принято поддерживать вновь прибывших. К тому же, вы принесли самые свежие сплетни о моей неласковой родине. Ну и... Кто во время мора откажет в гостеприимстве лекарю? Хотя...
Рис повел бровью:
— Врачевателям сейчас приходится особенно трудно, их жизни угрожает не только болезнь. Особенно если они чужеземцы. Вы выбрали не самый легкий способ зарабатывать себе на хлеб, Агаи.
Ну, это дело известное. Кто виноват, когда все вокруг хуже некуда? Конечно сосед, особенно если ему хорошо, и его жена красивее и моложе. Или иноверец. Или чужеземец. Или женщины. Или мужчины. Или боги. Но никогда ты сам!
Из темного проема коридора вынырнула маленькая пухленькая служаночка, одетая в рубаху по колено и просторные штанишки длиной до щиколоток. Девушка поклонилась и замерла, выжидающе глядя на нас круглыми темными глазами.
Служанка шла впереди, не оглядываясь. Вышитые кожаные туфли без задника звонко шлепали девушку по голым пяткам, оживляя царившую вокруг тишину. С первых же шагов по оранжевому туфу дом Риза напомнил мне степной муравейник: на поверхности видна только небольшая кучка утрамбованной земли, все остальное скрыто внизу. Пожалуй, я не отказался бы от такого жилья: оно не привлекает внимания, его легко защищать, можно вырубить столько тайных ходов сколько душе угодно, и места предостаточно. Только в этом проходе не меньше десяти комнат, по пять с каждой стороны. А всего коридоров... по кругу четыре на каждом ярусе. Ярусов — три.
Вот это я понимаю — хоромы! Наверняка строители предусмотрели все — вплоть до амбаров и конюшен.
Прислуга распахнула дверь и отодвинула в сторону белоснежную хлопковую занавеску, пропуская нас в гостевые покои. Свет зажегся, как только женщина хлопнула в ладоши.
Комнаты мне понравились еще больше. Не загромождено мебелью, но есть все, что требуется. Опрятно, воздух, несмотря на то, что мы под землей, чист и свеж. Не то что на улице.
Покои соединялись с еще двумя комнатами поменьше — в одной мы нашли небольшой, наполненный прозрачной водой бассейн, а во второй... нужник. Замечательно. Люблю, когда удобства в доме.
За обедом, довольно скромным, Риз посоветовал нам не ходить в первый же день на поиски проводника. Все равно из города не выпустят — за его пределами расположились княжеские войска, отстреливающие из арбалетов любого беженца.
— Князь вспомнил о безопасности своего народа, как только ему доложили о начавшихся смертях. Правда, не так, как ожидали, — с горькой желчью сказал, словно выплюнул, Рис.
В беседе мы поначалу были лишь слушателями. Сам милитес так объяснил свою разговорчивость:
— С тех пор как болезнь пришла в Сырт, общаться стало не с кем — все забились в норы, как крысы.
Мне же показалось, что Рис просто не в состоянии больше удерживать в душе то, что накопилось за страшные дни мора.
Слова неохотно срывались с кривящихся губ мужчины:
— Горожане попрятались по своим комнатам и боятся! Они опасаются всего: врачей, друзей, родственников, незнакомых вещей, кошек, собак. Даже воздуха и собственных мыслей! Улицы опустели, а храмы переполнились трупами. Матери теряют детей, сыновья — отцов! Но вот что интересно — в сердцах людей нет места для жалости!
Рассказчик остановился — оросить пересохшее горло красным вином.
Гробовую тишину подземного жилища на миг разбил звон соприкоснувшейся гранями хрустальной посуды.
— Нет жалости ни к друзьям, ни к родным — ибо она опасна! Нарушены все законы природы и любви... Стоит кому-то заболеть, как его или выгоняют на улицу умирать, или закрывают в каморку, кидая еду через щель, словно собаке. — Милитес горько усмехнулся, — А толку? Они все равно не найдут спасенья! Сойдут с ума от страха и одиночества.
Наконец поток слов иссяк, и милитес мрачно изрек:
— Жрецы говорят — это наказание за наши грехи. Ну какие грехи могут быть у годовалого младенца?! — Хозяин откинулся на спинку дивана, помолчал, и глухо, словно в трубу, сказал. — Самые мудрые или самые отчаявшиеся уходят жить в гробницы, не дожидаясь крюка похоронщика.
— Но вы, Рис, не испугались и пошли встречать корабль. Значит, не все превратились в крыс, — напомнил я, желая хоть как-то подбодрить земляка.
Милитес криво улыбнулся:
— Поверьте, чтобы выйти на улицу, мне пришлось не раз напомнить себе, что я мужчина.
Притихший на время рассказа сирин неожиданно встрепенулся и полез за пазуху:
— Сударь, не опишете ли вы, как развивается эта болезнь?
Рис задумался, а потом принялся перечислять с дотошностью бывалого лекаря:
— Сначала появляется лихорадка, и на человека наваливается тоска. Потом приходят бешенство и ярость. Начинает болеть сердце, сохнет и чернеет язык. Покрывается черным потом тело, моча, и та чернеет. Постепенно кровь становится словно уголь, а по телу расползаются пятна — кровоподтеки. Через четыре дня человек умирает. И когда он испускает последний вздох, его тело становится, словно головешка. Как выглядят трупы, вы знаете.
Бесстрастный тон, которым наш новый знакомый говорил о признаках страшной болезни, противоречил расширенным во всю радужку, как у кошки, зрачкам. Видно, не один труп вынесли из дома земляка. Было время запомнить симптомы. Даром, что из слуг только девица да привратник.
Агаи прекратил черкать в книжице, быстро пробежал глазами написанное и спросил:
— Есть случаи выздоровления?
Рассказчик покачал головой:
— Нет. Умирают все, кто заболел. Но вот болеет не каждый. Один на сотню не заражается.
Мужчина снова опрокинул в себя бокал, поднял брови, словно удивился чему-то, и сказал:
— Я, например!
Да, погано тебе, приятель. Иногда ожидание смерти хуже самой курносой.
Аптекарь немного помялся, но все-таки решился на еще один вопрос:
— А магия помогает?
Рис снова задрал брови:
— А что, среди вас, господа, есть маг?
Сирин бесстрашно кивнул:
— Да. Я!
Риз пьяно приложил палец к губам:
— Тццц!.. Тогда тебе стоит об этом молчать! На днях наши уцелевшие граждане вместе со жрецами решили — все зло от колдовства! Болезнь — наказание богов, ее нельзя лечить, надо лишь принять с должным смирением.
Ха! Знаю я таких агнцев! Наверняка, стоит только найти средство от заразы, как юродивые палачи первыми прибегут лечиться! А потом объявят, что им помогли вера, жертвоприношения и молитвы. Интересно, сколько храмов за время болезни успели возвести?
— И давно у вас эта напасть? — задал я вопрос.
У меня теплилась надежда, что пик мора уже миновал.
— Почти двадцать дней, — ответил хозяин, потянулся за новым стаканом, выпил, а потом посмотрел на сирин хмельным взором. — Не боитесь смерти, сударь?
И, не дождавшись ответа, рассмеялся:
— Пустое! Все — пустое! Все умрем! Недолго осталось.
От этого горького, словно полынь, смеха у меня мурашки пробежали вдоль позвоночника.
Что и говорить, утешил, спаситель. Вот что я скажу — плохо на вас, милитес, действует спиртное!
Потом мы поговорили о том, что случилось в Наорге за время восьмилетнего отсутствия Риса. Он сначала жадно слушал, потом расспрашивал о родственниках и бывших друзьях. Надо сказать, не все они пережили последние годы, а одному кузену, отрастившему длинные зубы, я лично помог успокоиться. Это печальное известие скрывать не стал. Рис принял новость спокойно и только вздохнул:
— Говорил же ему — надо бежать, не послушался.
А потом посмотрел на меня с любопытством и словно невзначай поинтересовался:
— Ну а вас, Дюс, что толкнуло в столь дальний путь? Вы, кажется, неплохо ладили с его величеством.
Надо же, со стороны так пьянь-пьянью, однако вопросы с подковыркой задавать не забывает!
— Он отказался выполнить одно задание, которое очерняло честь дворянина, — ответил за меня Агаи, а я лишь подтвердил его слова молчаливым кивком.
— Да, — задумчиво произнес Рис, — честь в Наорге слишком дорогое удовольствие.
Потом мы еще долго сидели за столом. У меня создалось впечатление, что хозяин сполна пережил ужас и муки того самого одиночества, о котором нам говорил. И теперь, устав страдать, пустил на порог первых попавшихся гостей, которые не несли на себе печать смерти.
Под конец, выпив еще три графина вина, Рис тихо уснул прямо на диване. Заботливая служанка принесла плед и укрыла ноги своего господина.
Славная женщина, по всему видно, что очень любит хозяина. Я бы на его месте душу отводил не в разговорах с незнакомцами, а с ней в постели. Хотя кто его знает, может, он везде успевает.
Чтобы мы не томились от скуки, служанка проводила нас в библиотеку. Книг оказалось много и на любой вкус. Агаи сразу обложился целой стопкой. Я, немного покопавшись, тоже нашел для себя подходящее занятие — стал изучать обнаруженные карты здешних земель. Моррой занялась все та же служанка. Она вручила девочке стопку исчерканных с одной стороны листков, толстый грифель, и усадила рисовать.
На некоторое время я увлекся картами, поэтому фраза, сказанная сирин, не сразу дошла до моего сознания. Волшебник сидел за хозяйским столом, подперев рукой щеку, серьезный и печальный, как должник перед сборщиком налогов.
— Дюс, а тебе не кажется, что эта болезнь — знак из пророчества?
Опять за своё! Да почти каждая кликуша, вспоминая о конце света, начинала со случившегося поблизости мора. Благо, эпидемии раз в пятьдесят лет точно бывали. И вот, вроде бы образованный парень, и не дурак, а постоянно несет его куда-то.
— Это из которого? — хмыкнул в ответ.
— Как — из которого? — не понял сирин, оскорбившись моим несерьезным отношением к крылатой святой и ее предсказаниям.
— Шучу, — отмахнулся я, пытаясь вспомнить, что там говорилось о болезнях.
— Нет, не думаю. Там шла речь о кровавой немочи, а эта — черная. Ты бы лучше, вместо того чтобы голову всякой ерундой забивать, поискал, как с заразой бороться.
Агаи смутился и оставшееся время провел, закопавшись в ученые труды, что тот крот. А ближе к вечеру прибежала испуганная служанка. Говорить на нашем языке она не умела, а потому просто схватила Агаи за рукав и повлекла за собой, плача и причитая. Не знаю, как сирин, а я о причинах женского горя догадался сразу — Рис не устоял перед черным мором.
Догадка оказалась верна: стоило только выйти в гостиную, как мы увидели бледного, словно смерть, хозяина, закутанного в одеяло и все равно дрожащего от озноба.
— Не подходите! — хрипло выдавил он. — Я заболел. Сейчас запрусь у себя в комнате и больше не выйду, а вы... Вам надо вывесить белую тряпку и уходить, если есть куда. Можете подняться на верхние этажи, я там редко бывал в последнее время.
А потом добавил:
— Зря вы не остались на своей лодке, господа.
Глава двадцать восьмая
Агаи огорченно всплеснул руками, просвистел по-птичьи несколько слов: должно быть, выругался. Я мысленно поддержал его. Может, они тут в своем массовом сумасшествии и забыли о словах "честь" и "долг", но мы-то пока нет!
Риса уложили в его спальне, отказавшись заколачивать дверь, как он того требовал, и решили дежурить у постели больного по очереди. Агаи заверил, что нам ничего не грозит, и его колдовства хватит, дабы поставить преграду заразе. И если бы он, Агаи, приехал немного раньше, то и Лаланн не подцепил бы болезнь. Теперь же придется выдирать недужного из цепких рук бога смерти.
Времени на изготовление лекарства у волшебника осталось немного — всего три-четыре дня, поэтому аптекарь почти сразу же убежал на кухню — готовить снадобья. Он пустил в ход почти все имеющиеся у него травы, выпотрошив заодно и хозяйскую кладовую. Служанка выделила сирин целую гору всевозможных горшочков. Через пару часов кухня и прилегающий к ней коридор провоняли шибающими в нос едкими запахами. Большую часть отваров сирин окутал едва видимым тепловым коконом и поставил "дозревать", но пару решил использовать сразу.
И с ходу возникла новая трудность — лекарь не мог объяснить служанке, в каком порядке и какими дозами надо поить больного. Рис в переводчики не годился: пока готовилось лекарство, он впал в беспамятство.
