Вслед за проходной комнатой тянулась широкая, утопленная в сумраке зала. Высокий свод подпирали грубые стволы колон, лишённых даже намёка на прежнее изящество, будто частокол криво оструганных кольев пронзал изогнутый купол покинутого святилища. На некоторых из них кровавыми пятнами растекался свет догорающих факелов. В кругу неровных бликов и нервно пляшущих теней лабиринты изломанных обветшалых перегородок казались бесконечными, теряясь в темноте своими подвижными корнями, рождая отголоски панического глубинного ужаса. "Не слишком удачная площадка для боя", — отвлечённо подумал чародей, уже сочувствуя своим подопечным, вынужденным пробираться сквозь эти жуткие завалы от их сумеречных истоков. Площадка отторгала нежданного визитёра пляской невидимых сквозняков и посвистом носящихся под сводом заклятий. Подбитые серебром ботинки тяжело скользили по желтоватой, изъеденной сыростью типовой плитке. Отколотые уголки в разводах ржавой воды похрустывали под толстой подошвой морозной наледью. В помещении, успевшем за последний век под слоями масок из дешёвой шпаклёвки забыть своё истинное предназначение, стоял инфернальный холод.
— Пой-пой, ветер, под горой, вой-дуй бледною стеной, — раздавалось из темноты, носясь и глухо поглощаясь чуть теплящимся светом. — Бей-рви, каменную твердь, дай-дай сфере круговерть.
Эхо нещадно искажало напев, уродуя мелодию и поедая окончанья, завязнувшие в грудах битого хлама. Безумным карканьем звучал далёкий голос, то поднимаясь до звонкого вскрика, то вовсе растворяясь слабыми шепотками. Словно раненая птица металась впотьмах.
— Пой-пой, ветер, под горой, вой-дуй пастью ледяной, — стенал хриплый, срывающийся бас, вызывая в груди неожиданный и крайне неприятный отклик ответной пульсации резерва.
Араон Артэмьевич, активизировал кристалл и двинулся к источнику звука. Знакомые с детства интонации, возможно, и должны были смутить его ум, но Мастер-Боя уже благополучно перешёл в состояние охоты, не слишком располагающее к долгим раздумьям и смятению. В глубине залы жарко плясали отсветы пламени. То были не гонимые блики собранных кругом факелов и не носящиеся согласно воле создателя багровые светляки. Прямо на полу в кругу битой плитки и осколков ломанных колон горел костёр. Куски разорванного, будто в порыве ярости, деревянного настила с треском пожирались огненными псами, разбрасывая в стороны радужные искры застарелых смол и алхимических пропиток. Валявшиеся рядом плашки старого паркета и полусгнившие брусья, обласканные неистовым жаром, чадили грязными шлейфами. Казалось, пламя ползёт прямиком из разлома земной тверди. Однако вонь его и свет не приносили долгожданного тепла, плодя и разгоняя вокруг себя волны холода. Холод этот был прекрасно знаком любому боевику и стол же ненавистен. Породивший же его чародей не испытывал никаких неудобств. Босые ноги, покрытые до колен светящимся чернокнижным узором из смеси алхимической крови и чистой силы, лихо отплясывали меж стянутых изморозью луж, выстукивая пятками шаманский ритм. Такие же узоры покрывали неимоверно худой обнажённый торс и длинные руки, похожие на птичьи лапы. И если голову и спину от непрошенных зрителей закрывал ещё тяжёлый чёрный плащ, перехваченный по плечам золотой цепью с гроздями артефактов-подвесок, то ляжки оставались под ненадёжной защитой лёгких парусинных штанов.
— Пой-пой, ветер, под горой, лей-лей, кровью и смолой, — кричал над огнём безумец, выделывая руками замысловатые пассы, и с его ладоней в пламя сыпались отлетающие символы чёрного заклятья.
Стоило пламени слизнуть отсохшие слова чернокнижья, как костёр взорвался столбом ослепительно-белых морозных искр. Глава отметил, как один из штурмующих, проскользнувших из тьмы в зону полутени, невольно передёрнулся. Хотелось повторить за ним этот жест, но ожесточённые ночной бойней чародеи могли в запале принять его движение за знак к нападению и поспешно изничтожить улики. Приходилось терпеть, пока не станет понятна цель ритуала. Любой чародей сызмальства знал, что проще пережить последствия порчи, чем порчу сорванную в процессе наложения. Чернокнижник тоже задрожал, но уже скорее от нетерпения.
— Прохвост, мерзавец, — шипел сквозь зубы чёрный человек. — Обойти меня решил, сбросить со счетов, щенок. Мы ещё посмотрим, кто кого. Господин-то всё видит. Он рассудит. Я уж позабочусь, чтоб с тебя живьём кожу сняли.
Чародей подхватил с пола грязную фляжку и плеснул содержимое в огонь, продолжая ворчанье:
— Дрянь, выродок портовой шлюхи. Вздумал от меня так просто избавиться. Что ж посмотрю, как к тебе явится Господин после этого. Ты ещё меня попомнишь...
Чернокнижник добавлял в огонь ещё неизвестные блуждающие руны и едкие масла, не забывая последними словами костерить своего невидимого оппонента. Он призывал на его голову кары и грозился поквитаться лично, раскрывая прекрасное знания в области пыточного дела. Из всего набора злобной брани, Важич, будучи по натуре ярко выраженным боевиком со всеми профессиональными погрешностями, смог выделить для себя лишь то, что чернокнижника кто-то серьёзно подставил, решив снять сливки с нынешних волнений. Беснующийся же собирается в финальном аккорде наверстать упущенное, лично призвав какого-то Господина, уж больно смахивающего на высшего демона из Подмирного пекла. Для пущей уверенности стоило бы чуть-чуть обождать до более чёткого признания, но, когда безумец принялся бросать в огонь бумаги, Арн не выдержал. В конце концов, других более качественных доказательств он по неопытности не знал.
— Подчищаешь следы?
Молодой человек смело вышел на свет холодного пламени, залихвацки расправив плечи и выпятив грудь, чтобы под общей бравадой, не приведи Триликий, не проскользнула нотка волнения и неуверенности. Пожалуй, совсем недавно он действительно без раздумий бы кинулся в схватку с единственной целью, уязвить соперника, но проклятые полномочия делали его отвратительно осторожным.
— А, это ты, щенок, — прохрипел чернокнижник, не удосужив себя даже поворотом. — Проходи. Я слышал твоё сопенье ещё от дверей. Болит отбитое брюхо? Да, Ир, эта крашеная ..., говорила, что тебя насилу зашила. Какого демона притащился?
— А что мне оставалось? — Важич изогнул губы в подобие дружелюбной улыбки, хотя появившиеся с боевой трансформацией клыки порядком уродовали впечатление. — Я же говорил, что найду убийцу отца? Хотя Вы мне изрядно мешали, Лель Мисакиевич.
В ответ на это Воронцов запрокинул голову и зычно расхохотался, оглашая резкими каркающими звуками пространство. Капюшон слетел, и стало заметно, что волосы чародея умаслены засыхающей кровью.
— Убийцу? — продолжил, отсмеявшись, негодяй. — Козёл был похоронен вместе с этим несговорчивым тупицей, насколько я знаю. Ты так ничего и не понял. Дурак. Никому нет дела до твоего папаши, не было и не будет. Вы все только пешки в Великом плане. Ходите по заданным клеткам, а потом стряхнут с доски.
— Пешки, — боевик с трудом сдержал порыв свернуть челюсть мерзкому ублюдку, так долго притворявшемуся отцовским другом. — Светлый князь, по-твоему, тоже пешка?
— Ты называешь светлым мелкого ратиша, которого грязный захватчик поставил править над Землёю золотых птиц, отхватив себе наши рудники и водные угодья? — взгляд чернокнижника, всегда холодный и цепкий, наполнился демонической яростью. — Жалкий склюрд. Лизоблюд царских свиней. Из-за таких, как ты, Словинец прозябает в нищете и бесславье. Но ничего, я справлюсь, я знаю, как вернуть истинного Владыку. Великий Крив воздаст всем по заслугам! Вернёт земли наши и силу своим чародеям.
От той ярости, с которой Воронцов это выкрикнул, Арн невольно отшатнулся. Он, подобно другим жителям княжества привык видеть славенистов тощими бледными идиотами, что днями просиживают за псевдонаучными трактатами, а вечерами на улице орут о былом величии княжества, призывая людей к митингам и демонстрациям, но никогда не доходят в своих порывах даже до качественной толпы. Исполняя роль эдаких шутов либерализма, они были в своих порывах народу скорее смешны и отвратительны, за лозунгами скрывая обычную неудовлетворённость жизнью. Ни одному жителю Словонищ и в голову не могло прийти, что эдакие оппозиционеры способны на что-то большее, чем похищение памятника Калине с главной площади и то с учётом помощи из-за рубежа. Осознание того, что среди нафталиновых ретроградов могли затесаться личности, способные на полноценный государственный переворот, обернулось настоящим шоком и, не будь Глава прожжённым боевиком чуждым аналитике, то и вовсе грозило сменой мировоззрения. Чернокнижник же молчание оппонента понял по-своему:
— А кто, ты думал, на самом деле чернокнижники? Бездари, умеющие извлекать силу лишь из запретных слов? Ничтожества без своих книжек? Нет. Мы потомки великих некромантов! Мы те, что несут в себе семя великой силы! И когда Владыка пробудится, нам всем вернутся наши способности!
— Позвольте-ка, — осторожно заметил Араон уже исключительно из любопытства, поскольку никогда не замечал за единственной знакомой некроманткой тяги к чёрным книгам, — а разве это не отец Крива разбил орден чернокнижников, пытавшийся захватить Словинец?
Воронцов аж взрыкнул:
— Много ты понимаешь, щенок!?! Боевиком был, боевиком и помрёшь, тупое племя! Владыка даст нам силу за то, что мы возвратим его на столь. А от таких как ты, ограниченных колдунишек, избавится. Не место вам в Словинце! — чернокнижник прервал свою гневную тираду и глянул на молодого чародея с той пытливостью, что выдавала в нём прежнего дотошного наставника Академии. — А ты, я вижу, подготовился: кристалл прицепил. Может, ещё и печатку где привесил? Хотел меня с поличным взять, чтобы у дознавателей и вопросов не возникло, кто поднял восстание, и на верхушке никто отмазать не смог? Молодец, растёшь. Поумнее своего папаши будешь. Только это всё пустое.
— Ну почему же, — хмыкнул боевик. — Компромат у меня есть, а, если ты ещё сейчас в стиле коварных злодеев про весь свой план расскажешь, то и благодарственную выдам за помощь следствию. Правду посмертно.
Чернокнижник запахнулся в свой безразмерный плащ, навевавший ужас не одному поколению студиозов и язвительно улыбнулся, будто репетировал этот момент полжизни.
— Расскажу я тебе, как штурмовать княжеский дворец будут, и что ты сделаешь? Бросишь на отстрел своих ребят, зачаруешь на крови камни, если, конечно, вспомнишь, как это делается, или побежишь к ищейкам жаловаться? Глупо. Всё было распланировано заранее и учтено даже вмешательство подобных доброхотов. Хотя, могу отметить, что ты действительно пытался, даже Совет почистил и марионетку распотрошил — на том свете тебе это обязательно зачтётся. Но, если тебе будет легче, могу, когда всё свершиться, замолвить словечко, чтоб тебя определили штатным призраком при Замке, — остроносое лицо чернокнижника исказилось в глумливой усмешке. — Пойми, одна пешка, какой бы юркой ни была, партию не выиграет. Для этого нужна помощь других фигур. А теперь, мальчишка, скажи: чьими фигурами ты готов пожертвовать, чтобы вырваться в ферзи?
Воронцов чуть наклонился вперёд и его агатовые глаза, уловив отблеск чародейского пламени, вспыхнули инфернальным огнём, промораживая душу до самых потаённых страхов и опасений. Считавший себя весьма закалённым в вопросе запугивания, Важич и то встрепенулся от невольного спазма в районе печени, хотя должен был испытать первозданный ужас, тяжесть осознания собственного бессилия, раскаянье и беспокойство за жизни родных и близких, чья участь с поражением была предрешена. Не обнаружив на лице зрителя полагающейся моменту реакции, чернокнижник мысленно проклял всех боевиков за их эмоциональную чёрствость и нравственную импотенцию.
— Впрочем, ты ещё можешь быть полезен, — не скрывая охватившей его досады и желчного расстройства, прохрипел заговорщик. — Представляешь, какая незадача: для возрождения Крива необходима жертва, кровавая, с распылением души и сущности. Молодой и почти здоровый чародей будет в самый раз...
Узкие, покрытые узорами губы растянулись в злостной, отвратительной своей благожелательностью улыбке серийного маньяка с двадцатилетней практикой. Чернокнижник простёр над пламенем желтоватую тощую руку и крикнул. Что он крикнул, Араон, впрочем, не вслушивался: на поимке чернокнижников он не специализировался и в тонкости их заклятий не вникал, предпочитая сначала вдарить чем-нибудь по затылку. Чёрная сеть, сорвавшаяся с тела Воронцова чернильной кляксой начертанных рун, свистнула в воздухе режущей кромкой и устремилась к намеченной цели.
— Брать живым! — хотел крикнуть боевик, выворачиваясь от искажённой ловчей сети и рассекая краем заговорённого серпа чернокнижное заклятье, но ошмёток живой тьмы, отлетевший от лезвия, перехватил горло, заставляя Главу осесть на пол.
Благо боевикам, проведшим в сражениях с нечистью полночи, не было необходимости намекать, что основной зачинщик должен быть доставлен до места казни в относительно стабильном состоянии, чтобы экзекуция прошла публично и после "Большого перечня пыток и кар". С десяток ловких теней выскочило из схронов, вскидывая перед собой искрящие жезлы, и стой же резвостью отлетели назад, будто столкнувшись с натянутой мембраной. Разорванные нити чёрной сети хлестнули по камню колон, обдавая боевиков крошевом раскалённых осколков. Камни расплавленным стеклом полились на людей, с шипеньем проедая дыры в хрупких артефактах. Воронцов едко расхохотался, не прекращая пасов руками, и бросил заклятье в ближайшего чародея, больше желая помучить, чем нуждаясь в расправе над бессильным противником.
Что нельзя было отнять у наставника (в большинстве случаев, наставника совершенно любого), так это неприязнь к другим собратьям по искусству. Воронцов ненавидел коллег особенно остро, не считая необходимым даже скрывать этого, но ограничивая собственные порывы. Теперь разжалованный чернокнижник, лишённый Царством своих гримуаров, с упоением восполнял недостаток насилия над жалким мясом ненавистных боевиков. Заклятья, свободно проникая сквозь слой неведомой защиты, врезались в оказавшиеся весьма ненадёжными и хрупкими щиты потрёпанных чародеев. Ответные выпады шипящими плевками обтекали по невидимой сфере, а время шло. Онемевший, скованный чужим заклятьем, Важич мог лишь наблюдать за избиением собственных людей, скрипя зубами в бессильной злобе. Без сомненья проклятый Воронцов использовал ту самую сферу, что защищала некогда неприступное поместье.
"Демон! Нам нужен некромант! — с яростью подумал Глава, понимая, что такими темпами им не удастся преломить ситуацию и Замок Мастеров, если и не будет захвачен Кровавым Князем, то после Светлого не выстоит точно. — Аля с Чаронит сейчас бы..."
Молодой чародей вздрогнул всем телом, не добрым словом припомнив матушкину мнительность и приступы провидца. Две сумасшедшие подмастерья были как раз теми, кому жестоким роком выбраться из подобной ситуации удалось бы наверняка. И, к своему великому стыду, Важич попытался забыть, что он дипломированный чародей и самый перспективный боевик своего поколения, представил на своём месте необученную дурёху, и пополз прямиком к костру, насколько позволяли скрученные частичным параличом мышцы. Именно так на его месте и поступила бы одна печально известная особа, не подозревая о страшных словах "резонанс заклятий", "диспозиция сил" и "полярность индексов ауры".
