Попытки вражеской конницы обойти русские позиции с флангов окончились для обходящих весьма печально. Кавалеристы сначала разминировали копытами своих коней и собой минные поля перед заграждениями, после чего застопорились у первого ряда колючей проволоки на рожнах. По этой конной толпе из русского лагеря впервые в этом сражении 'отработала' шрапнелью шестиорудийная батарея 'особых' 'экспериментальных' трехдюймовых пушек. Шесть 'кос смерти' в течении двадцати минут, поочередно, с правого фланга на левый, очистили пространства у первого ряда рожон от вражеских всадников, большинство которых со своими скакунами остались лежать у ряда или невдалеке от него. Вырваться из 'металлического ада' удалось единицам из пары отрядов в три и пять тысяч сабель.
А вечером опять начался 'концерт по заявкам', охвативший теперь весь периметр стоянки османов. Попытки великого визира и его 'офицеров' использовать против настырных незваных 'госте' свою легкую конницу, привели только к значительным неоправданным потерям среди неё, в основном среди конского состава. Разбегающийся враг разбрасывал за собой железный 'чеснок', калечащий копыта скакунов и заводил воинов Аллаха в западни, земля которых была 'засеяна' этими изделиями шайтана, взрывающиеся под ногами деревянными шкатулками, портящих и убивающих лошадок с их всадниками. И только под утро 'рев шайтана' в лагере у неверных отозвал от периметра бивуака правоверных этих порождения ибриса от связи с дэвами. Так что полностью восстановить силы султанским подданным в эту ночь не получилось, как и в предыдущую.
На третий день атака началась позже обычного, фаджр был более продолжителен. И первыми на ничейную землю правоверные выгнали собранных в городке и пригнанных из ближайших деревень жителей, в основном баб, малых да старых, большинство взрослых мужиков и парней уже давно либо ушли из дома, либо переселились 'на небо', отправленные туда воинами султана. И вот вся эта масса перепуганных людей, разбившись на более мелкие толпы, подгоняемая тычками копия, ударами сабель спешных дели, поперла через бывшее минное поле на позиции 'Южной' армии. Погонщики, не смотря на свою репутацию безрассудных оторви голов, пройдя где-то с четверть расстояния разделяющее противостоящие армии, прячась за спинами подгоняемых, отстали и подгоняя запуганных и избитых селян голосом. Зато от линии туров раздались крики, так же по-сербски, как и слова погонщиков дели, зовущих своих земляков быстрее бежать к ним от мусульманских извергов. И толпы бросились на зов 'родной крови', проскочив как 'на крыльях' всю 'нейтралку', пробежав, не заметив, через траншею боевого охранения, правда, бойцы успели перекрыть её чем могли, различными щитами, кольями, жердями, и выскочив из траншеи отгоняли бежавших к переходам через укрепление, заодно отстреливая сильно борзых, из числа дели, решивших сблизится с врагом под прикрытием бегущего мирняка сербов. Вскоре этот забег с препятствиями закончился за линией русских туров. Вновь прибежавших быстренько спровадили в лагерь, стоящий в тылу за щитами 'гуляй поля'. Как не странно но больших жертв он не принёс, с десяток заколотых, порубленных дели селян, с дюжину бежавших остались на поле в различной степени целости, с полдесятка уже без признаков жизни, в основном старики и старухи сердца которых не выдержали этот 'кросс' от смерти. Затоптанных не было, видимо сказалось то, что рядом бежали не чужие друг другу люди, а родственники годами жившие по соседству. На помощь пострадавших в 'забеге за жизнью', от туров бросились сербские ополченцы и сумели вынести десяток из них, правда, принеся назад и троих своих, один из которых заплатил своей жизнью за спасения поломанных 'бегунов'. До двоих не добрались, османы перешли в наступление и просто затоптали поломавших ноги старика и женщину.
На этот раз османская армия изменила построение, первыми шли 'овцы', сплошные ряды албанских ополченцев и плотно выстроившиеся отряды набранные из босняков, за ними, подгоняя отставших, двигались, более менее ровные густые шеренги 'овчарок' — турецких азабов и замыкали эту массу войск многочисленные орты (примерно рота) янычар— 'чабанов' из оджаков (примерно полк) участвующих в походе.
На подходе к траншее басурманское 'мясо' традиционно 'приласкали' ядрами, из траншеи пулями.
'О Аллах, кто же думал, что придется биться с этими северными гяурами' — думал идущий в шестой шеренги одного их отрядов босняков Ахмед. — 'И зачем я только вызвался идти в этот поход, вступил в отряд уважаемого Мурата-эфенди. Где была моя голова? Думал будет как всегда, сходим порежем этих православный свиней, порезвимся с их женами, попробует их детей, заберем из скарб, возможно и серебром разживусь. Поедим вдоволь мяса с хлебом, запьем все это будоражащим кровь запретным напитком, не буду даже вспоминать его, чтобы не гневить лишний раз Аллаха и не тревожить ненужными мыслями об упущенных возможностях своё сердце. А что получается? Сперва чуть ли не бегали по всему санджаку, потом нас гнали как от шайтана к этому ибрисову Косову полю, на котором и встретились с этими далекими северными неверными, сойдясь с ними в битве. И вот уже третий день сражаемся с ними, а до сабель дело так и не дошло, зато потеряли множество храбрых воинов Пророка, только из моей деревни полудюжина убита, и это мы ещё в настоявшем бою не были. Хорошо, что я в первые ряды не лез, за спинами односельчан в основном стоял. А этот дурак Ибрагим полез вперед и где теперь Ибрагим, где-то здесь валяется, подванивать уже начал как и другие павшие. Правда, нехорошо это, когда умерший правоверный до захода солнца не предан земле, но и муллы и дервиши говорят, что во время войны Аллах простит нам такое нарушение его заповедей. Вроде бы под ногами эти 'шайтановы шкатулки' не взрываются, уже хорошо. Сейчас ещё немного отстану, вон Мустафу пропущу вперед себя. Молодец Мустафа, ты настоящая опора султана, да живет он вечно. Ой, опять впереди загрохотало, разбросало что-то передних. Передо мной Мустафа с Фархадом только идут. Ой, что это, где Мустафа с Фархадом? Куда они делись? Вон лежит Мустафа, лицо есть, а груди нет, всю разворотило московитское ядро. А Фархада и не видно. Это что же, я в переднем ряду. Ну вот и дошли, длинная яма, как арык, в ней гяуры сидят, а уже не сидят, сбежали. Сейчас спрыгну, пересижу немного, пускай другие вперед идут, а за их спинами и я поднимусь после. Наконец, пара рядов наших прошли, э, так эти все из дальней, горной деревни, а из нашей где? Нет ну ты смотри, не я один такой хитрый. Много таких, отсиживаются в яме. А это что такое? Неужто гяуры что-то спрятали. Открою, посмотрю, пока никто не видит. О Аллах, что это?'. Более ничего Ахмед не увидел и почти не почувствовал, когда активированный им один из многих взрывателей подорвал заложенные в стенке траншеи почти три тонны пироксилина.
Несколько больших взрывов, слившихся в один огромный на протяжении всей длинны траншеи сторожевого охранения мгновенно испарил с поля с десяток вражеских рядов, перекалечив людей ещё не менее чем в полудюжине шеренг, идущих за ними, затронув среди прочих и пару передних из состава азабов. И турки снова, уже в который раз за трое суток побежали. Огненный смерч единовременно слизнувший ряды их впереди идущих товарищей вызвал ужас в общем то у не трусливых воинов Пророка.
Но далеко беглецы не убежали, вынужденно остановились на линии 'заградотрядов' янычар, которые в этой битве пока ещё не понесли ни каких потерь. И под 'вежливые' помахивания ятаганами, 'ласковые' покалывания кончиками 'жал' копий и 'дружелюбно' направленными дулами 'янычарок', азабы остановились, отшатнулись назад, к русским позициям, развернулись и теснимые 'родными' янычарами, лица которых прямо-таки 'светились любовью и состраданием' к своим собратьям по оружию из других видов великого войска могучего султана всех турок, опять пошли на русские туры, гоня в свою очередь перед собой разрозненные группки остатков албанского и боснийского ополчений.
В поддержку наступающим, по мановению руки Мехмед-паши, в промежутки между ортами янычар и начавшимися расступаться отрядами азабов, на московитов пошла легкая артиллерия султана, топчи которой хорошо знали своё дело. Выйдя на позиции, образовавшиеся в промежутках между расступившимися отрядами провинциальной пехоты, многочисленные пушки калибром от трех до двенадцати фунтов 'засыпали' русские туры 'градом' своих ядер и гранат, которые в течении часа полностью срыли земляные укрепления, снеся плетенки из прутьев и засыпанную в них землю с позиций. Заодно досталось и тем из балканских ополченцев, которые не успели отойти с обороняемой линии, все-таки различие в языке имеет место и часть местных ратников сначала просто не поняли кричавших команды русских командиров, а потом стало уже поздно.
Сразу после разрушений туров, последовало продолжение османской атаки, чтобы на 'плечах отступающих' ворваться на новые позиции обороняющихся. Но этот замысел вражеского командования не увенчался успехом. Успевшие отойти за вторую линию обороны, 'единороги' и трофейные орудия, как стоящие на позициях изначально, так и небольшая часть, которые сумели переместить с первой линии за туры в проходах между холмами, 'шквалом' картечных и простых гранат отсекли осман от балканского ополчения, приостановив отряды противника. Дав возможность своим союзникам, после сигнала об отступлении, ракет зеленого цвета, уйти на следующий оборонительный рубеж. На сем собственно и закончились бои в этот день. Мусульмане беспокоили русские позиции наскоками кавалерии, но в основном занимались сбором и захоронением своих погибших.
Ночь у басурман прошла опять без полноценного сна из-за 'концерта' степняков на русской службе. Однако было внесено одно дополнения, 'степным батырам' прямо приказали заняться достойным для них занятием, угонять, а при невозможности угона уничтожать остатки пасущегося вокруг лагеря скота, подрывая 'продовольственную базу' последователей Пророка. Но в этот раз не все прошло чисто, без потерь. Враг приноровился и пару-тройку раз налетающие кочевники напарывались на янычарские засады, уходя от них, но неся приличные потери всадниками от пуль их 'янычарок'. Для разнообразия, в эту ночь те две тысячи казахских всадников, руководимые не только своими сотниками и ханами племен, но и 'советниками' из числа уральских кавалерийских командиров, не вернулись к своим за линию фронта, а разделившись на отдельные 'сотни', ушли в окружающие долину горы, где и затаились до поры, до времени.
Егеря в эту ночь в 'развлечении' не участвовали, для них нашлись иные задачи. По паре батальонов заняли позиции на флангах, за опутанными колючей проволокой рожонами. А два последних ушли в турецкий тыл, перекрывать, либо как минимум ограничивать подвоз припасов к их армии, поиздержался великий визир, вокруг лагеря почти не осталось 'ходячих мини складиков мяса', отара максимум в сотню голов и с десяток бычков, вот и все мясные запасы. Основную часть уже пустили в котлы, что в свои, а что и 'подарили' противнику, отправив почти всю баранту и быков на разминирования минного поля.
Снова отдельная рота минеров все ночь выставляла перед второй линией обороны остатки своих 'штучек'. Подновила минами передовые полосы перед рядами колючки на флангах. Перекрывала 'подарками' имеющиеся проходы в полосах перед редутами, делая имеющиеся не приметные метки проходов, более заметными, приглашая 'госте', милости просим пройти к нам по этому пути. При этом при необходимости либо расширяя зону 'засева', либо увеличивая его плотность. 'Подбросив' несколько десятков 'сюрпризиков' и на места нахождения бывших туров первой линии.
Четвертый день боя опять начался рано утром, после утренней молитвы. Не выспавшиеся, практически голодные, порции были уменьшен до минимального, даже янычарам, воины Аллаха для этой атаки сменили построение. Первыми шли колонны азабов и спешенной легкой конницы, за ними выстроившись в колонны оджаки (примерно полк) янычар. Между ними полевые пушки и сотни османской кованой конницы из ополчения тимаров, хотя основная часть сипахов осталась в резерве. Не смотря на громадные потери понесенные турками в предыдущие дни, мощь их удара не только не уменьшилась, но и возросла благодаря введению в бой большей части имеющихся под рукой великого визиря орт (примерно рота) янычар.
Этот день отличался от предыдущих тем, что на этот раз турки отступая не делали перерывов между атаками. Стоило отбить один приступ, как на смену уничтоженных и бежавших врагов, тут же выступали из резерва новые. Да и топчи палили не жалела стволов. За что правда, и платили высокую цену, как своими жизнями с орудийной обслугой, так и разбитыми, уничтоженными пушками. Но и результат действия артиллерии дали хорошо видимый. Уничтожив ядрами не менее половины туров во всех проходах между холмами-редутами, сумев намести повреждения даже самим редутам, находящихся хоть на какой никакой, но возвышенности и представляющих не самую удобную цель для турецких орудий. Все это способствовало успешности наступления пехоты Мехмед-паши.
И результат сказался. Турки сумели полностью захватить и главное надежно закрепиться на бывшей передовой линии обороны московитов. В паре проходов по центру позиции, выбили обороняющихся с первой линии туров, но не смогли продвинуться далее второй. Да и то скорее только из-за того, что на поле боя спустилась тьма. Измученные почти шестнадцатью часовым непрерывным боем, хотя и сменявшие друг друга, но не так часто, как их враги, многие израненные стрельцы, ландскнехты, болгарские, сербские, черногорские и греческие ополченцы, скорее уж остатки ополчения, свалились на своих позициях, сумев только напиться и тут же проваливаясь в сон. Для охраны заснувших защитников укреплений пришлось снимать и временно переводись на передовую гарнизон 'гуляй городка', состоящий в основном из обслуги 'городских' трехфунтовок.
Не менее уставшие оставшиеся живыми и не израненные воины Пророка, с трудом дотащились до бивуаков, чтобы уснут на голодный желудок, продуктов в лагере для войска не осталось. Прошедшим утром доели последние 'крошки' и дорезал остатки скота. Тем более, что уже сутки ни один обоз не приходил в лагерь. Зато хоть напились в волю хорошей прохладной воды. После чего даже не отстояв положенного иша (ночная молитва, последняя из пяти обязательных в течении суток) воины провалились в сон у разведенных обозной обслугой костров.
Обозы 'забыли дорогу' в турецкий лагерь не по велению Аллаха, а по более прозаической причине. Караваны с припасами, в большинстве с различными продуктами шли, не сказать, что густо, но достаточно часто, с десяток или с дюжину в сутки точно могли бы прибыть на стоянку османов, если бы не уральские егеря ушедшие в тыл армии захватчиков славянской земли, и систематически 'разъясняющие' 'караван-баши' очередного армейского либо купеческого обоза всю неправильность его и его подчиненных поведения. В результате такой действенной, подкреплённой оружием 'профилактической деятельности' все встреченные снабженцы османов и интернациональные негоцианты навсегда забыли дорогу к бивуаку великого визира, иногда навечно, упокоившись где-то в придорожной канаве в компании со своими подчиненными или слугами. А 'приватизированные' таким образом грузы 'уходили' в заранее присмотренные пещерки и полянки в окружающих котловину предгорьях, где и складировались, вместе с живым транспортом, до нужного случая, наступившего уже через тройку дней. Там же 'оседал' и человеческий 'груз', не всех оставляли в лежать со смертельными ранами в придорожной пыли, ведь не звери или турка в конце то концов были егеря. Часть обозников почти добровольно сдавшихся, то есть не оказавших ни малейшего сопротивления, как раз и составили этот 'груз'. Хотя и приходилось отвлекать для их охраны бойцов, но пришлось, раз не порешили в бою, то теперь и рука то не у всякого поднимется на пленного чтобы лишить его жизни в спокойной обстановке. Так эти 'гости' и пересидели до победы армии царевича Ивана над басурманскими полчищами под руководством нечестивого Мехмед-паши, чтобы впоследствии среди других военнопленных прибыть в далёкую и незнакомую им северную страну.
