Несчастный рейс 1313 - Том первый

— Уверена, у вас получится. И боевой опыт пойдет вам на пользу, — кивнула китаянка. — Что же касается нашей задачи, то я, конечно, не могу рассказать все, чтобы не нарушать военную тайну.

Она даже не обернулась, но все и так было понятно — стоило только бросить взгляд в заднюю форточку кабины, чтобы увидеть настороживших ушки монашко-японок. Они, естественно, уселись в кузове прямо за кабиной, чтобы контролировать своего ручного гайдзина — мало ли чего, вдруг китаянки украдут?

— Понятно, что не можете. Но все же, хоть в общих чертах? — решил все же настоять на своем Иван. — 'Каждый солдат — знай свой маневр', согласно копирайту дедушки Суворова.

— Суворова проходят и в наших военных академиях, — согласилась китаянка. — Хотя военная история Поднебесной изобилует собственными великими именами. Но вы правы, Иван. Что же, здесь я пойду вам навстречу.

Разговор Ивана с лже-монахиней было трудно расслышать за пределами кабины, однако нельзя было обвинить Кейко и Амико в отсутствии упорства. Оказавшись среди китайских барышень в монашеских одеяниях, они тут же перебрались ближе к кабине и принялись вслушиваться. Акеми, сразу почуявшая в монахинях фальшь, спокойно и даже с некоторым облегчением выслушала признание китайской шпионки. Кейко же страдальчески закатила глаза и всплеснула руками, как бы вопрошая: 'Ну, и за что на нашу голову еще и эти свалились?!' Впору было согласиться с Иваном: словно чья-то зловредная воля не давала им передышки.

— Убиться веером!.. — обреченно пробормотала Кейко.

— Держать вас в неведении было бы нечестно, да и не зря ведь говорят: 'русский с китайцем — братья навек', — продолжала Шун Ци, демонстративно не глядя назад. Очевидно, китаянке доставляло некоторое удовольствие демонстрировать конкуренткам всю доверительность русско-китайских отношений.

— Точно, — подтвердил Иван, размашисто переткнув рукоятку передач на вторую скорость. Через форточку, к сожалению, нельзя было разглядеть, задела ли его ручища по рельефно обтянутой рясой коленке майора сил специального назначения, или нет.

— Вы наверняка заметили, что в Бирме идет гражданская война. Мало того, она нарастает в геометрической прогрессии — здесь всегда варилась причудливая смесь народностей и религий, которые нередко конфликтовали между собой. Увы, очередной недолгий период мирного сосуществования закончился; центральное правительство распалось, и теперь каждый сам за себя. Американцы и их прихвостни активно провоцировали и подливали бензина в этот костер согласно своей концепции 'азиатской весны' — уж не знаю, рады ли они теперь этому сами, когда война пришла на смену миру. Еще недавно здесь работали крупные иностранные компании, заполучившие прибыльные проекты, например, на строительство этой самой плотины. Да, ее ведь как раз сооружали японцы, подкупившие местную администрацию и протолкнувшие проект без экспертизы и с нарушением всех экологических норм, — эту фразу китаянка специально выговорила погромче.

— Интересно, у нее есть красная книжица с цитатами Великого кормчего? — язвительно спросила у подруги Кейко.

— Они отказались от культа Мао, — покачала головой Акеми. — Я читала.

— Как же! — не унималась Мaэми. — Знаю я этих хунвейбинов. Мне дед рассказывал, он на Тайване работал.

Отчего-то нахмурившись, китаянка приступила к дальнейшим объяснениям.

— Проблема не только в гражданской войне, хотя и сопутствующий ей массовый геноцид на национальной и религиозной почве превратил в беженцев миллионы людей. Они бегут, куда глаза глядят, спасаясь от резни, — она обвела забитую машинами и повозками дорогу красноречивым взглядом. — Помимо местных бандитов и националистов в Индокитае действуют и более серьезные силы — вы ведь наверняка слышали об Исламском государстве?

— Ой, мама... — пискнула в кузове Кейко. — Еще и ИГИЛ!

— Только это, конечно, не Исламское государство Ирака и Леванта, как называют его некоторые неграмотные личности, — продолжала китаянка. — Речь идет о всемирном Исламском Государстве. Эта группировка терзает не только Африку, Средиземноморье и Аравию. Нарастающий индо-пакистанский конфликт, беспорядки в мусульманских штатах Индии, недавние страшные события в Бангладеш, террористическая война в Индонезии, Таиланде и Малайзии, на Филиппинах, террор в Синцзян-Уйгурском автономном округе КНР и мятеж в Тибете — все это звенья одной цепи. Исламские боевики уже не ограничиваются терактами, их формирования стремительно растут, приобретая армейскую организацию. Надо отдать должное тому, как скоординировано они действуют. У нас есть подозрения, что на территории Мьянмы разворачивается некая активная кампания, нацеленная на Индокитай — то есть на восток, в сторону Таиланда, Лаоса, Камбоджи и Вьетнама, с выходом во фланг группировке НОАК, ведущей антитеррористическую операцию в Тибете. На этом фоне вам должна быть понятна стратегическая важность одной из немногих оставшихся в рабочем состоянии переправ через Салуин. НОАК планирует обезопасить ее, и скажу вам честно — никакие возможные дипломатические осложнения уже не играют роли. Ситуация слишком опасна.

— Вот оно как... — задумчиво протянул Иван. — Выходит, за спиной у нас все еще хуже, чем казалось. Теперь мне еще больше захотелось оказаться на левом берегу. Ну, никаких вопросов больше, вот вам моя рука, товарищ майор.

Миниатюрная ручка китаянки, несколько превосходившей ростом японских девушек, но все равно едва достававшей русскому головой до груди, решительно шлепнула по мозолистой ладони, по сравнению с ней напоминавшей лопату.

— Потрясающе... — сказала Кейко и вдруг затихла, чего от нее не ожидала даже Акеми; тоже, впрочем, не спешившая комментировать услышанное.

— Что такое? — вместе этого поинтересовалась она.

— Да ничего, — подруга посмотрела как-то странно, будто мимо. Взгляд Кейко обратился к 'монахиням'. — Хм, эм... о! Сестры во Христе! Ау!

Сидевшая в довольно развязной позе на стоящем посреди кузова массивном, украшенном гравированными распятиями ковчежце молодая китаянка вопросительно глянула на нее.

— Что тебе нужно? Губную помаду одолжить? — спросила она по-английски.

— А вот и не угадала, — в тон ей ответила Кейко. — Мне бы пистолет с инструктором. А то я девушка нежная, неподготовленная, ножом взрослых мужиков резать утомилась.

Глаза спецназовки-китаянки — наверняка она была не меньше, чем в звании сержанта — удивленно округлились. Впрочем, она уже давно успела рассмотреть японок чисто женским ревнивым взглядом. От нее не укрылись стертые ноги в накрученных со знанием дела обмотках, характерно перевязанные раны и синяки, даже приобретенная твердость во взглядах. Вернее всего, родители дома, в мирной Японии, сейчас не сразу узнали бы дочерей.

Немного поколебавшись, она глянула на маойршу, и лишь после ее кивка потянулась к стоявшему по правую руку высокому — почти в рост человека — металлическому распятию, украшенному причудливой резьбой. Нажатие незаметной кнопки привело к тому, что боковина верхней перекладины откинулась вверх, открыв удивленным взглядам внутренности распятия. Там, тускло поблескивая вороненой сталью, выстроились в ряд пистолеты. Вытащив один из них, китаянка подала оружие Кейко — рукоятью вперед.

На рукояти зловеще светилась знакомая пятиконечная пентаграмма, вписанная в круг.

— Ага, — Кейко взяла пистолет, покрутила в руках. — И средь хунвейбинов отаку бывают. По канонам полагается его параллельно полу держать, но я же не негр двух метров ростом. Да и руки оторвет к чертям.

Она прицелилась в пустоту, зажмурив один глаз, но на спуск не нажала. Вновь завертев пистолет в руках, Кейко попыталась извлечь магазин.

— Наверное, нужно нажать ту кнопку, — подсказала Амико, наблюдавшая за ее действиями через плечо. — Похоже на Браунинг, который мне показывал дедушка.

— Тэк, — деловито кивнула Кейко и щелкнула высвобожденным магазином, тут же загоняя его обратно. — Ага, угу, и вот тут передернуть... И вот так целиться... правильно, сестра во Христе?

Она вопросительно посмотрела на давешнюю китаянку.

Та молча пожала плечами и, вытащив свой пистолет из спрятанной под рясой кобуры, продемонстрировала классическое прицеливание — прямые плечи, вытянутая рука, совмещение целика и мушки.

Тем временем в кабине командирша китайского отряда дала Ивану последние указания:

— Мы начнем действовать, когда окажемся на КПП при въезде на плотину. Караульные наверняка потребуют документы, которых у вас нет, но мы отвлечем их внимание и в нужный момент атакуем. Действуйте совместно с нами после моего сигнала. Автомат не получится спрятать в кабине, поэтому пока лучше передать его в кузов, чтобы девушки вернули в нужный момент. Постараемся обойтись без лишнего кровопролития, но задача должна быть выполнена любой ценой.

Только успел Иван исполнить инструкцию, как на дороге впереди показался уродливейший затор. Грузовичок, почти такой же, как их собственный, стоял на дороге аккурат по диагонали, делая объезд почти невозможным, из-за чего движение почти прекратилось. Хозяином машины, очевидно, был коренастый узкоглазый тип с коричневой физиономией, которого как раз схватила за грудки надрывно голосящая женщина. Виновник затора только мотал головой.

— Хм, сломался, что ли?.. — пробормотал себе под нос Иван. Немного выждав, он нажал на клаксон, пытаясь побудить личностей, загородивших дорогу, к каким-нибудь действиям.

Бирманка оглянулась и принялась с новой силой ругаться на местном наречии, а коричневый тип так и стоял с поднятыми руками и мотал головой. Его безволие явно злило остальных участников затора: те самые монахи-буддисты, что проезжали мимо, обступили грузовик и принялись толкать его, словно собираясь столкнуть с дороги. Коричневый и глазом не моргнул.

— Вот же ж, блин, — сокрушенно покачал головой русский. — Собрались спихнуть в пропасть, так толкайте, чего вола за яйца тянуть? Придется пойти разобраться, — добавил он, обернувшись к китаянке. Та согласно кивнула и открыла дверь со своей стороны.

— Да, нам не стоит терять времени. Скоро вечер, а нам требуется выйти к западному концу плотины не позднее часа до заката.

Иван вылез из кабины, потянулся, хрустнув мускулами, потер раненую ногу, и направился к затору вслед за китаянкой — ее знание бирманского позволяло надеяться на то, что языковой барьер на этот раз не окажется непреодолимым.

Шун Ци поприветствовала собравшихся поднятой, словно для благословения, рукой — надо сказать, невербальные жесты, присущие христианским священнослужителям она отработала на совесть — и заговорила, очевидно, пытаясь выяснить, в чем причина столпотворения.

Бирманка и один из бритых монахов весьма бойко объяснили, что вот этот негодяй, такой-сякой, ни с того ни с сего встал поперек дороги и не пускает их вперед, ибо является сыном обезьяны и демона. Женщина голосила особенно громко, и было видно, насколько близка она к истерике. Казалось, дорога оставалась единственным, что еще помогало сохранять беженцам подобие спокойствие в этих местах. Даже монахи тихонько ругались, толкая грузовичок, а их предводитель махал руками не хуже бирманки.

И только коричневый стоял и глупо, как слабоумный, улыбался.

Шун Ци, уяснив проблему, обернулась к Ивану.

— Видимо, проблема в сломавшейся машине. Водитель неадекватен, на мои вопросы не отвечает. Иван, вы не могли бы разобраться?..

— Не вопрос,— кивнул русский. Подойдя к узкоглазому водителю, он принюхался. — Перегаром не несет, не пьяный. Хотя черт их поймет, местных — может, накурился и нажевался чего. Ну, ладно, будем разбираться.

Отодвинув водителя, Иван сунулся в кабину и пробормотал:

— Так, что тут у нас творится такое...

В тот же миг он получил чрезвычайно обидный и подлый пинок ниже спины, прилетевший так неожиданно, что даже матросское чутье не уберегло мягкие ткани. Рефлекторно дернувшийся Иван ударился головой о потолок кабины, что вышло уж совсем нелепо. Коричневый негодяй, явно не веря в страшную кару, так и стоял на дороге, улыбаясь.

— Ах ты, клоп поганый!.. — рявкнул Иван и, сердито сверкнув глазами, от души размахнулся. Впрочем, в последний миг он задержал руку — видимо, побоявшись убить субтильного азиата — и коротко приложил его кулаком по макушке сверху, благо голова располагалась на удобной высоте.

Коричневый хулиган проворно присел и ушел из-под удара, нырнув под могучую руку. Отпрянув, он все с той же глупой улыбкой произнес на чистейшем английском:

— Вам всем туда не надо.

Почувствовав, что удар не достиг цели, Иван инстинктивно шагнул назад и принял боевую стойку — видимо, рукопашный бой был вколочен вполне серьезно, и противник, уклонившийся от первой атаки, автоматически переводился в более опасную категорию. Впрочем, он не стал немедленно развивать схватку дальше, подчиняясь одним лишь инстинктам, и лишь грозно спросил:

— А ты что за хрен с горы?! Откуда тебе знать, кому куда надо или не надо?

— Там злые люди, — с поразительным самообладанием ответил коричневый, ничуть не напуганный грозной позой русского, способного засунуть его в карман. Он ткнул в сторону движения транспорта. — С оружием. Не надо туда беженцам. Убьют всех и ограбят. А не убьют, так за плотиной еще хуже. Нельзя сейчас по дороге идти.

Иван, несколько успокоившись, опустил сжатые кулаки и подозрительно спросил:

— Значит, ты здесь, типа ангела-хранителя, стоишь и предупреждаешь? А куда нам деваться, интересно? Вплавь или на тучке прокатиться? Назад-то посмотри! — русский ткнул пальцем за плечо, где выстроилась бесконечная очередь повозок, запряженных буйволами, рикш, машин, мотоциклов с мопедами, велосипедистов и пеших оборванцев. — Дорога односторонняя — только вперед.

— Пойдете вперед, сунете голову в петлю, — все так же спокойно и улыбчиво отвечал коричневый. — Все умрут. Нельзя вперед. Я щас пойду еще машины курочить. Пускай хоть все встанут, хоть назад пойдут. Вперед нельзя. Там исламисты.

— Щас я тебе покурочу... — Иван многозначительно погрозил кулаком, и обернулся к китаянке. — Вроде бы там., на мосту, карены-шаны какие-то? Причем тут исламисты? И кто ты вообще такой, друг ситный?

— Нельзя туда беженцев. Если черножопые в этих местах, жди беды. Я ехал к троюродному брату, который мне звонил по спутнику. Но связи нет. Не успею уже, — отвечал коричневый. — По ту сторону плотины появились какие-то злые и черные, сердитые донельзя. Кричат про аллаха и льют много крови. Я сразу понял, кто это. Насмотрелся, когда служил в Ираке и Афганистане. Знаю, что и сюда добрались.

— А что бирманец мог делать в Ираке и Афганистане? И почему это ты их черножопыми называешь? Сам-то кто, интересно?.. — подозрительно спросил Иван. Потом оглянулся на китаянку, и выразительно поднял брови. Она, в свою очередь, ответила странно выглядящим для монашки, но вполне понятным жестом — вперед, деваться некуда.

— Меня зовут Джон, и я не бирманец. Я англичанин. По отцу, — коричневый пожал плечами. — Рожей, правда, в мать пошел. Я лет пять уже живу в деревне там...