Сидеть одному в комнате было скучно. Вид из окна я уже успел оценить, действительно, неплохой и с эстетической и со стратегической точки зрения.
Осторожно, чуть не на цыпочках, я пробрался к лестнице, дверь не заперта, этим надо воспользоваться! Стрелой спустился на минус второй. Что тут с дверями, вообще? Тоже открыта!
Есть тут один, так сказать, потенциальный источник информации...
Вампир так и лежал, прикрученный к столу, как я его оставил полчаса назад. Приподняв простыню с ближайшего стола и пошарив глазами по разложенным на стеклянной столешнице инструментам, я без особого удивления усмотрел осиновый колышек и осиновый же молоток-киянку. Они лежали поближе к вампиру, чтобы, значит, помнил...
— Слышь, болезный, кто "Крем" делает?
Я наклонился над прикрученным к столу вампиром с целью пополнить образование.
Умрун рассматривал меня своими потухшими глазами, но молчал, стеснялся, наверное... Я приложил осиновый кол к груди вампира, поднял киянку, тот закрыл глаза, ожидая удара. Удар последовал. Киянкой по грудине, а осиновый колышек я заблаговременно убрал.
— Промахнулся, — с непритворным огорчением признал я. — Всегда промахиваюсь... Что дома по гвоздям, что теперь... Ну, хоть потренируюсь...
Несколько ударов во всю силу. Пару ребер я ему поломал, к гадалке не ходи... Вампиры чувствуют боль, может, не так, как люди, но чувствуют.
Во время экзекуции умрун не проронил ни звука, а у меня уже закончились "наработки". Пытать, все-таки, я не умею. Не то что покойный Аристарх...
— Я задам тебе всего несколько вопросов, — сказал я вампиру, — уверен, такие же задавал тебе Конкруд. Уверен, ты на них ответил... Не мог не ответить... И уверен, хотел бы отомстить...
При моих последних словах умрун лениво поднял правое веко и прошелестел:
— Отсюда поподробнее!
Есть! Месть — это святое! Вот ничего святого у нежити проклятой не осталось, а месть осталась. Говорят, остается еще любовь, но там столько условий должно совпасть, что просто труба!
— Так отвечай, голуба, кто "Крем" делает?
Если бы вампир мог смеяться, он бы расхохотался.
— Ты хоть представляешь, сколько я тут лежу? — спросил он, — Какой "Крем"? Я не знаю, кто сейчас в половине княжеств правит. Только и слышу, какой-то Владимир Краснилыч, Владимир Краснилыч!
— Кириллович, — автоматически поправил я умруна, удивляясь, — не годами же ты здесь лежишь? И почему у вас тут пахнет так?
— А ты под стол загляни! — вампир аж шипел от злости, паутина на его запястьях, ногах, шее, пояснице и груди опасно натянулась.
Я приподнял простыню, спускавшуюся почти до пола, посмотрел под днище стола и увидел стоящую прямо под столом парашу, к счастью пустую. Но запах-то, запах! В столе, соответственно, была вырезана дыра, чтобы умрун мог облегчаться лежа.
Вот это пытка! У меня аж волосы дыбом встали! Кто ж придумал такое! Да теперь мне умрун все тайны раскроет за самое великое изобретение человечества — рулон туалетной бумаги! Только где его взять-то?
Не успел я предложить нежити самую удачную в моей жизни сделку, даже видение короткое в голове промелькнуло, вот я бросаю рулон связанному вампиру на грудь, со словами "На, пользуйся!", как по лестнице быстрым ручейком зазвенели шаги, и в подвал ворвалась фэйри с пистолетом в руке.
— Зачем ты это? — указала она стволом на так и зажатый в моей ладони осиновый колышек, — Положи на место, не балуйся!
Прям заботливая мамаша, увидевшая гусеницу в кулачке у малыша, играющего в песочнице.
— Хотел вот жизни дать вашему дохлику!
— Бросай все, и идем к маркизу, пока тебя не хватились... Не усугубляй... — тон у фэйри был вполне беззаботным, даже сочувственным.
Хотелось бы посмотреть на нее в другом настроении...
— Скажешь, где Ашмаи искать, помогу! — обратился я к вампиру.
— Ашмаи тебя сам найдет, не беспокойся! — умрун осклабился, и мне захотелось сделать ему что-нибудь приятное. Точнее, не только ему.
Я с размаху ткнул вампира колышком под шею, так, чтобы он лежал на нем, как на подушке, показал фэйри пустые ладони и улыбнулся. Со стороны это должно было выглядеть так, будто я проткнул умруна. Надо же, сам меня найдет! Побыстрее бы, заждался уже...
Одним прыжком покрыть расстояние от лестницы до стола с пленником Конкруда мне бы не удалось. А вот фэйри легко преодолела это расстояние, изящно вписавшись между мной и вампиром. Выдернула колышек, посмотрела на меня укоризненно, заодно увернулась от дернувшего головой и клацнувшего зубами вампира, подставив ему под клыки деревяшку. Уж на что вялый был умрун, а взвыл во весь голос.
— Пойдем быстрее, шутник, — шуточка была так себе, но по взгляду фэйри я чувствовал, что понравилась...
* * *
Вино было разлито по чашам, но мажордома нигде, к счастью, не было.
— Впечатлен? А это не вся коллекция, между прочим! И еще оцени, Семен, если разбираешься! — маркиз прям предвкушал какое-то развлечение, развязывая завязки некого продолговатого футляра.
На меня маркиз не обращал никакого внимания, благо, мы с фэйри успели заскочить в комнату за секунду до возвращения "приятелей".
— Пусть эльф сыграет и споет, тогда оценишь! — заявил Конкруд, поглаживая кончиками пальцев деку старинной эльфийской лютни, настоящего шедевра мастеров прошлой эпохи.
— Он не совсем эльф, может, и играть не умеет, — высказал свое мнение Семен, которому едва ли пошла впрок пол-литровая чаша вина, выхлебанная залихватски, одним глотком. Речные долины, вроде той, где обосновался Конкруд, обладают своим микроклиматом. На южных склонах холмов здесь даже виноград вызревает, так что рислинг здесь свой. И он может быть достаточно коварным, а то что-то у Семена вид слишком залихватский, словно не вина выпил, а подвиг совершил...
— Он эльф! — маркиз был непререкаем. — Это вы, пришлые, верите всему, что вам наплетут. Потому что вы на этой земле без году неделя! Вот и заладили, полуэльф, полуэльф! Он эльф-полукровка, а это еще гаже, чем если бы он был настоящим чистокровным эльфом! Только и умеет, что вино лакать, из лука стрелять да песни горланить! И всякими гадостями заниматься! И смотреть на него надо не как на человека с пятьюдесятью процентами эльфячей крови, а как на эльфа!
Что на такое ответить? Маркиз лицемерит, как всегда, ему и нужно-то, чтобы я настроил лютню и сыграл для того только, чтобы инструмент дольше сохранялся. Известно, если долго не играть на инструменте, то он портится начинает. Так что никакой романтики, голый прагматизм. Но про "гадости" он мощно задвинул! Я лишь покачал ушами — сперва правым, потом левым... Конкруд аж сплюнул. Семена такой поворот беседы заставил задуматься, но думал он недолго.
— А пусть споет! Спой нам что-нибудь трогательное, Петя! Что-нибудь заветное, чтоб за душу брало!
"Меня схватили за бока два здоровенных паренька, / Играй, паскуда, пой, пока не удавили!" Было искушение пропеть им всю эту песню старого людского поэта, но настроения веселиться никакого...
— Обойдетесь...
* * *
Виталя был в черной мантии и смешной шляпе, с квадратным плоским верхом, выходящим за ее края. Типа поля шляпы пришили не к ее основанию, а наоборот, к верху шляпы, еще и кисточку на один из уголков квадрата привесили. Где-то я такие шляпы видел, не помню где... Кисточка все время падала Витале на лицо, и он сдувал ее в сторону, но она, согласно всем законам физики, всегда возвращалась на место.
— А теперь, тьфу-тьфу дамы и господа, тьфу-тьфу (это он так кисточку сдувает), с приветственным словом нашему новому, тьфу-тьфу почетному профессору Его Светлости маркизу Конкруду Арсайлскому выступит Член Совета тьфу-тьфу Попечителей Петр Андреевич Корнеев!
Вот это да! Когда это я членом совета попечителей стал? Поднялся, огляделся кругом. Конференц-зал Тверской Академии был полон, первые ряды слепили глаза шитьем парадных мундиров и бриллиантовыми украшениями дам, дальше располагались скромные костюмы преподавателей. Студенты сидели на галерее, их было довольно плохо видно из-за мощных прожекторов, бьющих на сцену.
— Когда я увидел маркиза Конкруда в первый раз, — начал я выстраивать риторический период, — я подумал, что имею дело со спятившим старикашкой...
Галерка грохнула от хохота, "начальство" на первых рядах застыло в недоумении, даже привычное "тьфу-тьфу" перестало раздаваться под правым ухом.
— Когда маркиз потребовал, чтобы я сдал кровь для его научных опытов по составлению эликсира молодости, — продолжил я, подняв руку, чтобы утихомирить беснующихся студиозов, — мне показалось, что шансы на успех его исследований крайне малы, а сам он ничем не отличается от вампира, которого постоянно препарирует в своем подвале, все в тех же благородных целях...
Что творилось на галерее, ни в сказке сказать... Даже среди первых рядов началось какое-то шевеление, и раздался долго сдерживаемый мелодичный смех.
"Наташа!" — с благодарностью подумал я и продолжил, завершая:
— И вот, здесь, в этом собрании ученых мужей я вижу Конкруда в третий, и надеюсь, последний раз!..
Договорить мне не дали. Виталя вместе с каким-то седоватым господином выводили меня со сцены под руки, ректор бежал сзади и все пытался в прыжке дать мне пинка по пятой точке, но неизменно путался в длинных полах своего одеяния, падал на Виталю, говорил "Простите!", получал возмущенное "тьфу-тьфу" в ответ, и снова устремлялся в погоню за мной...
* * *
Дверь моей камеры открылась резко и совершенно беззвучно. Только я уже не спал и даже знал, кто за дверью. Отдельной вентиляционной системы в камере-шкафе не предусматривалось, и я давно уже "принюхался" как к коридору, так и к самой башне маркиза. Странная башня, и запах странный. Ощущение, что на старинном фундаменте было построено что-то хоть и добротное, но чужеродное этому месту... Фэйри, неизвестно по каким причинам, предпочитала духи с очень резким ароматом, оставляющим у меня ощущение энергии и, одновременно, тревоги. Хотя... почему неизвестно по каким причинам? Эти эмоции очень характерны для таких созданий...
Как ни странно, духи больше соответствовали своим букетом именно фундаменту, а не позднейшим надстройкам. То ли совпадение, то ли Конкруд сильно ошибается, считая, что знает причину, по которой фэйри согласилась стать его оружейником...
Дверь распахнулась, но в камеру никто не вошел. Только влетел какой-то ком, размером со старинное пушечное ядро, мягко ткнулся мне в лицо и распался, оказавшись моей одеждой. Спасибо, конечно, что не каблуком по лбу, но вот вкладывать белье в сапоги, а их заворачивать в свитер как-то нехорошо! Где ж она, трам-тарарам, женская аккуратность? Сама фэйри не зашла, постеснялась раздетого догола полуэльфа?
Конкруд в ответ на мою "научную консультацию" по поводу жидкостей в теле вампира, а также за непокорство и нежелание настраивать лютню приказал кинуть меня в камеру раздетым. Семен, не знаю уж по какой причине, не среагировал, словно впал в оцепенение. Не знаю, как другим узникам, а мне без одежды очень не понравилось. И холодновато, и неприятно, и напрочь лишает уверенности в себе. Долгую жизнь прожил Конкруд, очень долгую, и ведь научился, зараза, определять, кого что цепляет. Почти уважаю...
Оделся я быстро, необъяснимая злость на фэйри придала ускорение. Вот кажется, на маркиза надо злиться, чего ж я на полудемоницу? Скользнул в открытую дверь и успел уловить мелькнувшую возле лестницы тень, призывно махнувшую рукой. Как это она так бесшумно проскочила такое расстояние? Ломанулся было за фэйри, но сразу остановился, снял сапоги и дальше побежал уже в носках. Теперь она заругает меня за то, что надевал сапоги — делал лишние телодвижения, и будет совершенно права... Злость усилилась, а это плохо.
Фэйри метнулась по лестнице вверх, я за ней, мы проскочили этаж Конкруда, этаж с оборудованными огневыми позициями, где устанавливались привезенные нами с Семеном "однофунтовики", железная отмазка для самой фэйри, случись чего, а затем по железным скобам забрались на "чердак" замка. Там, на небольшой площадке перед узким окном-бойницей, затянутой рыболовной сетью, нас уже ждал Семен, виновато косившийся то на Паолу, то на меня. Сволочи! Еще немного, и я наорал бы или на Семена, или на фэйри, или сам на себя. Взять себя в руки удалось только неимоверным усилием воли.
Семен махнул мне рукой, начал что-то втолковывать, спешно обвязывая меня куском стропы и пытаясь сделать что-то вроде альпинистской "страховки". Еще бы шлем предложил... Я постарался не выказывать никакого удивления таким поворотом событий, только изо всех сил сжал зубы. Фэйри, не говоря ни слова, нырнула в темноту, причем, по ощущениям, заскочила наверх и так же быстро спрыгнула с какого-то помоста, таща за собой паука-жлоба потрясающих размеров, жлоба-патриарха. Паук, ходячее воплощение маразма у ракообразных и членистоногих, и рад был бы не упираться, но его восемь ног все никак не могли приспособиться к упругому шагу фэйри, и он падал бы каждый раз, если бы полудемоница не поддерживала его за загривок. Нет, не за загривок. За то место, где голова-грудь переходит в брюхо. За ним тянулась толстенная веревка, которую я сперва принял за поводок, и лишь потом сообразил, что и поводок, и сеть, закрывающая окно — все одна и та же паутина. "А если б у меня был паучок, то я б его водил гулять на па-ва-дочке!"
— Как прошло? — спросил Семен, вручая мне патронташ с кобурой, ножи и кистень. А мешок мой где?
— Без проблем, — белозубо усмехнулась фэйри, — другого варианта точно нет?
Мне как раз удалось распихать законное имущество по законным же местам, когда мотавший головой Семен протянул мне кошелек и до боли знакомый мешочек из бородавчатой шкуры какого-то речного монстрика. Заглянув внутрь, я увидел там все три камня. С чего такая щедрость? Службист должен был бы "соломки подстелить", то есть хоть один камень себе оставить. Который побольше. Для отчета...
И коробочка от "Крема" здесь. И записная книжка Витали, чего я ее таскаю, все равно расшифровать не могу... А "тарана" моего с СВД не было, и это уже к Паоле вопрос, раз она тут оружейник.
— Винтовка моя где? — почему-то шепотом спросил я Паолу, хотя заговорщики не стесняясь, говорили в полный голос.
— Вон чехлы, слева. Побыстрее давай!
Я схватил длинный чехол — СВД, не иначе, сдернул с крюка короткий. Легкий слишком? Показалось, наверное... Фэйри достала откуда-то изогнутый ятаган, на лезвии которого мне почудились характерные для "дамасской" стали волны, рассекла паутину, закрывающую окно, и пинком отправила паука в долгий, но беззвучный полет. Вместо паука орал я, но тоже беззвучно, про себя.
Семен закрепил карабин моего снаряжения на той самой нити, отходящим от паутины. К моему стыду, мне только сейчас удалось сообразить, к чему велись все эти приготовления.
— Если он вверх полезет, пинай его по башке и продолжай движение! — Семену, похоже, самым решительным образом хочется заставить меня цепляться за паутинную нить и сломать шею. Веревки, что ли, нет обычной?
