— Спасибо... Но, ведь у меня, как у дриады, даже фамилии нет? — таращясь в незнакомые буквы и печати, пробормотала я.
— Как это, нет? Она там должна быть вписана, — глянул отец на сына, а сын — на меня:
— Я тебе потом все... переведу. Сивермитис, нам уже пора. Остальное, как договорились, — и, отвесив быстрый поклон, подхватил меня за руку.
— Стах, мне надоело публично позориться по твоей милости, — воспитанно шипя, поскакала я за ним по ступеням.
— По-моему, ты преувеличиваешь, любимая.
— Да что ты?
— Угу. Вот сейчас, например, у тебя раскраснелись лишь щеки. Уже без ушей. А скоро ты и вовсе перестанешь реагировать на разные... досадные мелочи, — уже подсаживая меня в седло, выдал нахал. На что я тут же свесилась к нему вниз:
— Все мои "досадные мелочи" закончатся сами собой в тот момент, когда я тебя, все-таки, грохну, огромная ты, ходячая неприятность.
— Это, вряд ли. Я же знаю, что ты меня любишь. И еще раз повторяю — привыкай...
За ворота дворцовой площади, занятой сейчас лишь ветром да еще голубями, мы выезжали молча и парами: Стах с моей насупленной персоной, следом за нами Хран с торчащим из сумки бесовским котом, а замыкающими — Любоня с Русаном. А потом сразу взяли вправо, на широкую, покрытую ровным серым булыжником улицу, состоящую из кирпичных одноэтажных домов. Странное это зрелище. Даже для меня, видевшей в жизни всего-то пару ладменских городов. А тут, как-никак, столица. Чистая, просторная и... одноуровневая. С яркими пятнами ровно остриженных деревьев и магазинных вывесок сразу на двух языках.
Встречающиеся нам по пути кентавры и люди, так же странно, никуда не спешили. А, завидев нашу, тоже, неторопливую процессию, уважительно кланялись, прикладывая ладони к сердцу. И делали это вполне искренне, ведь сиянием не обманешь. А на одном из переулков, в нашу сторону вывернула шеи целая группа, собравшаяся у широкого, оклеенного яркими бумажными листами столба. Один из кентавров, уже в годах, сделав шаг на мостовую, склонился, а потом громко произнес, глядя прямо Стаху в глаза:
— Эвлого сэс теон эльпида Тинарри!
— Что он сказал? — тут же закончила я свой молчаливый байкот, но, Стах лишь, склонив в ответ горожанину голову, пожал плечами:
— Поздоровался.
— Он сказал на эллинском: "Да благословят тебя боги, надежда Тинарры", — прищурясь на кружащих в небе птиц, разъяснил за него Хран. — Здесь многие так считают. Вчера дотемна на всех площадях и улицах праздновали возвращение Омеги.
— Надежда Тинарры, — скосясь на своего спутника, вздохнула я. — Красиво звучит. Тебя здесь любят.
— Угу...
— Стах, а почему все здешние дома одинаково низкие?
— Не выше одного этажа? — с усмешкой отозвался он. — Потому что, дворец Сивермитиса — одноэтажный, а рядовые тинаррцы не имеют права обитаться выше собственного правителя. Не только в Шаране, а по всей стране такая... "архитектурная традиция": кентаврам лестницы неудобны, особенно, винтовые. Зато просторы и гражданская субординация вполне позволяют строиться вширь как душе угодно.
— А как переводится Шаран? — подала голос Любоня.
— На кенво, это — "пристанище". А река, которую мы пересечем по мосту сразу за городом, называется Киссада. То есть, "жизнь".
— А как звучит моя фамилия? — с прищуром глянула я на мужчину.
— Мира Ата, — улыбнулся он, глядя в уличный просвет.
— Это тоже кенво?
— Угу. "Моя половина". Теперь, даже по паспорту.
— Правда? — тихо выдохнула я, растерянно повернувшись туда же. — ... Как будет на кенво "ты"?
— Ты?.. "Апэ".
— Апэ... мира... киссада, Стахос Мидвальди.
Мужчина посмотрел на меня, склонив голову набок, а потом также тихо ответил:
— Мне нужна лишь ее половина. Но, до самого последнего дня, — и, подстегнув Капкана, оглянулся к остальным. — Прибавим ходу. До обеда нам надо быть на месте.
— А что это за место, ты ведь так и не сказал.
— Потерпи немного, любимая, иначе испортишь мой тебе подарок...
Город, как бы долго не тянулся своими прямыми лучами улиц, все же, иссяк. И миновав, радующие всеми переливами зеленого, местные огороды, мы, наконец, выбрались в открытую степь. Еще вчера, на рассвете и в плохом настроении... да не выспавшись... к тому же, из маленького окна рыдвана, она уже показалась мне пушистой и солнечной. А вот сейчас... Сейчас Тинаррские просторы прямо благоухали жизнью, продуваемой теплым восточным ветром. И я, честно сказать, различия между ними и медоносными медянскими полями, совсем не прочувствовала. Разве, что...
— Это курган? — приложив ладонь ко лбу, кивнула я Стаху на уже изрядно осевший, но, все еще правильной треугольной формы бугор, на самой верхушке которого одиноко торчал куст хвойника.
— Он самый, — прищурился туда же мужчина. — Здесь раньше были земли кочевников. Поэтому данные "украшения" разбросаны на много миль вокруг. Но, им уже лет шестьсот, не меньше. Местные туда не лезут, после нескольких случаев... несчастных случаев.
— Ну и правильно делают, — ехидно изрек Тишок. — Евся, ты чуешь?
— Ага. Сила та же, что и на кладбище в Клитне. Только, здесь еще что-то другое. Будто хоронили...
— С защитой.
— Ну да, — развернулась я к бесу. — Хорошей защитой. — Тишок поскреб между возвращенных рожек и уж больно задумчиво хмыкнул:
— Стах, а вот, если...
— Пасть свою!
— Да что уж так сразу то? — возмутился искатель приключений. Только такие приключения, обычно по-другому называются.
— Ну, пробовал я... один раз. Там куда мы сейчас едем...
— Неприятности обязательно найдутся, — утвердительно собственным выводам скривилась я. — Так мы курганы будем копать? И мой подарок, видно, в одном из них схоронен?
— Это вы о чем сейчас? — мигом встрепенулась на своей Дуле Любоня.
— Понятия не имею, — уверил ее Стахос и вообще свернул с "курганной" темы. — Сейчас взберемся на холм, что, прямо по курсу. А там уже видна Киссада с мостом через нее и хорошо просматривается наш дальнейший путь. Ну что, еще прибавим? — вновь взбодрил он своего сникшего за городом коня... Конечно, здесь то перед кем шею выгибать... Это не я так сейчас подумала, а...
— Кора, тебя вообще никто не спрашивает. И, как же я по тебе соскучилась, — наплевав на бег, обхватила я бархатную шею кобылы...
Дорога, в этот час оживленная, на самой вершине холма, вдруг, расширилась площадкой, на которой даже коновязь и скамейки имелись. И, подхватив рукой взметнувшийся под ветром хвост, я первым делом открыла рот, чтоб в очередной раз громко удивиться, а уж потом... удивилась по-настоящему. Прямо под нами, огромной, переливающейся на солнце змеей, искрилась река Киссада. И делая плавный изгиб, скользила по степи дальше, с севера на юг, неся на своих водах лодки — обычные рыбацкие и даже под парусами. А сразу за каменным мостом, сказочным трехголовым драконом, раскидывались в стороны три пути, центральный из которых скрывался под тенью высаженных по обочинам высоких деревьев.
— Ты знаешь, — глядя сейчас именно туда, сглотнул слюну Стахос. — Сколько мы с Храном дорог проехали. И гладких и красивых. Горных, равнинных, да, разных дорог, но, лишь одна мне снится.
— А почему?
— Потому что это — дорога домой, — вдруг, расплылся мужчина.
— Домой? А у тебя что, есть свой... дворец? — вернувшимся "петухом" огласилась я.
— Нет, — внимательно глянул на меня Стах. — У меня есть лучше — Адьяна. Она осталась мне от мамы. А в отцовских апартаментах я, иногда, просто присутствую... По долгу рода. Ну, что, двинули дальше? Здесь уже недалеко, — сказано было всем остальным, после чего Капкан первым развернулся на спуск.
Мы, конечно, "двинули" следом и, минуя мост, вскоре въехали на "самую любимую дорогу в мире". В голове у меня, сменяя друг друга, мелькало множество разных картин, раскрашенных потаёнными страхами в самые махровые цвета. И пока я представляла себе материнское наследство Его Высочества, то в виде высоких ворот при высоком заборе, то далеким островом на бескрайнем озере (даже такое привиделось), он просто ехал молча, с явным удовольствием озираясь по сторонам. И лишь когда впереди, после подъема из очередной низины, вырос лес (все ж, не озеро), прервал, наконец, эти беззвучные мытарства:
— Помнишь, как ты вчера назвала "Круг четырех ветров"? Особым местом?
— Ну да. Батюшка Угост именовал подобное "местами обмена" и говорил, что для человека они, как цветок для пчелы: природа там впитывает нашу духовную суть, отдавая взамен собственную. Только, надо знать меру.
— Когда берешь? — переспросил Стах. — А иначе, что?
— Наверное, лопнешь, — зевнул в своей сумке Тишок. — Хотя, раз пчела, то тогда рухнешь по дороге... под тяжкой ношей.
— Или в кровать, — добавила от себя и я, вспомнив свое вчерашнее сонное состояние. — Но, это зависит от того, какая у места сила. Вот у вас в парке она очень велика... А к чему ты вообще спрашиваешь?
— Моя мама очень не любила жить во дворце, — с ухмылкой глянул на меня Стах. — Ее тяготил замкнутый образ жизни. А еще разделение на женскую и мужскую половину.
— Короче, не замуж, а тоска, — сочувственно вставила моя дорогая подруга. — Мне кажется, я бы при таком порядке вообще жить не смогла.
— А чем он тебе не нравится? — заинтересованно отозвался, почти весь наш путь промолчавший Русан. На что Любоня ответствовала очень умным словом из книжки Кащея:
— Патриархатом не нравится. Вот где ваши женщины, Ваше Высочество? За столом одна Фрона сидела и мы. Да и то, наверняка только потому, что гостьи. А остальные?
— В Тинарре так заведено: муж — существо общественное и перемещается по внешнему периметру, а жена — домашнее. Хотя, на улицах Шарана вы ведь женщин видели?
— Человеческих. С сумами. По лавкам, видно перемещались, — вынесла Любоня вердикт, а мне, не смотря на всю болезненность данной темы, захотелось вновь вернуться к прежней:
— Стах, так Адьяна — твоей мамы приданое?
— Нет, — мотнул он головой. — За два года до моего рождения отец подарил ей Светлый лес. Только тогда он выглядел совсем иначе — обычные деревья, а еще маленький уютный особняк на центральной поляне. И сказал, что отныне она вправе распоряжаться всем этим, как ей вздумается. Вот мама и распорядилась. Она полностью перестроила дом и изменила все вокруг него, оставив лишь ясени с дубами по широкому внешнему кругу. А со временем и вовсе туда перебралась... Так они с отцом обошли закон "разности полномочий", то есть, разделения жилища на две половины. Который на такие загородные резиденции, по причине из компактности не распространяется. Потом здесь родился я. И отец на целый год сам сюда переехал. Лишь приемы свои вел всегда снаружи, в специальном месте. Оно до сих пор сохранилось восточнее леса, у скал.
— А почему не внутри его?
— Почему? — прищурился на меня Стах. — Потому что сама Адьяна, Евсения, стала, благодаря усилиям мамы "местом обмена".
— А такое возможно?
— Получается, да. Хотя, она не была ни магом, ни дриадой, но, даже наш глава госпорядка, алант Макарий, утверждает, что бывший Светлый лес до сих пор являет собой... — вспоминая, воздел он к небу глаза. — энергетическую зону средней мощности. По-моему, так. Но, если тебе интересен сам процесс, можем спросить у одного человека. Он в Адьяне с самого начала и при нем все зарождалось... А мы, в общем-то, приехали, — закончил Стах, хлопнув себя по бедру.
Да я и сама уже поняла... Нет, забор здесь, конечно, имелся — высокая каменная кладка с розовыми на сером узорами, сильно схожими с теми, что мы видели на столпе в покинутом пещерном городе. А еще здесь имелись ворота — тоже, под каменной аркой, окаймленной точно таким же фигурным орнаментом. Их ажурные створки распахнули нам два вооруженных кентавра и я лишь тогда заметила...
— Впервые такое вижу, — не отрываясь глазами от арки, громко выдохнула я. — Настоящее рукотворное чудо.
Потому что по всей их ширине сейчас серебристым дождем струилась вниз магия. Совершенно нейтральная, как обычная дождевая вода, под которую мы со Стахом попали первыми. Он, тут же, с внутренней стороны ворот, тормознул коня и, развернув его, стал ожидать остальных: Храна, оценившего мой щенячий восторг ироничным кряканьем, Тишка, разинувшего прямо под серебристые струи пасть, и Любоню с Русаном. Бывший грид заехал в ворота последним и, остановившись прямо под аркой, выжидающе замер. А до меня, наконец, дошло (по облегченному выдоху Стаха и их обмену с наставником взглядами) — последнюю проверку, проверку Адьяной на "благонамерения", Любонин жених прошел... "А вот что было б, если нет?" — встретились мы глазами с Его Высочеством ... Об этом даже думать не хотелось:
— Что дальше?
— Принимай гостей, любимая.
— Это ты... о чем?
— Я подумал: преподносить дриаде букеты, значит, выглядеть в ее глазах убийцей. Поэтому решил подарить тебе сразу сад. Ведь "Адьяна" в переводе с кенво так и звучит: "сад". Надеюсь, после такого подарка, ты точно выйдешь за меня замуж?..
— Евся, ты часом не оглохла? — сквозь шум в ушах донесся до меня голос подруги.
— Или онемела на радостях. Хотя, надо еще глянуть, вдруг, здесь жасмины произрастают.
— Пасть свою... Стахос.
— Да? — смеясь, отозвался мужчина. — Поехали... Можешь пока подумать. Все равно отец на официальную церемонию обручения лишь послезавтра приедет.
— Что?! — а вот теперь у меня голос очень даже прорезался...
ГЛАВА 4
Подарить дриаде сад равносильно тому, что пустить ребенка в его самую любимую и расчудесную сказку. Нет, он, конечно, в силу своей детской осведомленности знает, что горы из леденцов и радуги со ступенями где-то там существуют. Но, чтобы вот здесь... и прямо сейчас... и чуять носом, ощущать всеми капельками своей души: "Вот оно, это чудо!!! И я внутри него! Навсегда! Спасибо тебе, дядечка волшебник!!!"
— Евсения, отойди. Ты сейчас туда свалишься... Евсения!
— Спасибо тебе, дя... Что?
— Я говорю, отойди от края обрыва, — протянул мне руку Стах. — И пожалуйста... И пойдем, ты еще дом не видела, а уже обеденная пора. Я тебе после здесь все покажу.
— Ага-а, — с сожалением сделала я к мужчине шаг. А потом не удержалась и обернулась...
Место это я учуяла еще издали. Не успели мы отъехать от ворот и трех десятков ярдов, как нам на встречу, с примыкающей тропки, вынырнуло двое служителей, принявших лошадей заодно со всей нашей поклажей. И как раз вовремя, потому что дубы с ясенями вскоре закончились, выпустив нас из лесного кольца в настоящее царство цветов и запахов — Адьяну.
— Мир тут довольно интимный и все продумано так, что при небольшом пространстве, можно двум людям целый день бродить по садовым дорожкам, отдыхать на скамейках и в беседках и ни разу друг с другом не пересечься, — сразу с ходу, принял на себя Стах просветительскую миссию. — Поэтому в детстве мне скучно не бывало. Впрочем, — усмехнулся он, — как и моей нянечке, которой приходилось меня на здешних "путанках" искать.
— Пока я не присоветовал Серафиме навесить на его шею колокольчик, — буркнул мне, идущий следом за нами Хран.
