Слишком много привидений

— Если не ошибаюсь, Василий Андреевич, — с сарказмом обратился я к Артамонову, — вы мечтали ознакомиться с анатомией Серебро. Теперь вам предоставляется такая возможность.

— Да и тебе ближе поглядеть не мешает, — сказал Махмуду, — кому за тридцать сребреников в месяц служил.

Они промолчали, и тогда я повернулся к ним спиной, вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Напрасно я сказал Махмуду о тридцати сребрениках — сам был ничуть не лучше.

В коридоре было пусто. То ли оперативники группы "кси" не решались останавливать меня, прекрасно понимая тщетность попыток, то ли "мой бог" нейтрализовал их, как змея Куцейко ночью охранника. Двери по сторонам обширного коридора как всегда оказались закрыты, но мне их и открывать было не нужно — без этого теперь знал, что за ними находится. По левую сторону располагались функциональные помещения группы "кси": биохимическая лаборатория, фотолаборатория, архив, канцелярия, компьютерный зал, а по правую находились гостиничные номера, в которых квартировали сотрудники. Проходя мимо комнаты Куцейко, я замедлил шаг, но не вошёл. Склонившись над мольбертом, художник творил, и я не стал ему мешать. Надеюсь, что его будущая картина будет иной по сути, чем унылый глаз на ультрамариновом фоне. Почти вся татуировка на теле Куцейко оставалась рисунком, и только голова змеи, приподнявшись над левым плечом художника, наблюдала за работой пристальным неподвижным взглядом. Учился "мой бог" искусству творения.

На крыльце парадного входа в здание Ботанического сада ко мне сомнамбулой подошёл Андрей и протянул ключи.

— Чёрный джип, — потусторонним голосом сказал он.

Я заглянул Андрею в глаза. Они были пусты и как у куклы ничего не выражали.

— Не надо, — покачал я головой. — Я пойду пешком.

Ни слова не говоря, Андрей развернулся и деревянной походкой направился в здание.

Я проводил его взглядом, и вдруг мне почему-то вспомнилось, как действовал вирус "Valtasar". Юмором сочинитель вируса, несомненно, обладал — не напрасно назвал вирус именем вавилонского царя, у которого на стене дворца во время пира появились три огненных слова, предрекавших конец царства. Однако лаконичностью древних автор вируса не владел — вместо ёмких по смыслу слов "ОТМЕРЕНО, ВЗВЕШЕНО, ОПРЕДЕЛЕНО" на дисплее компьютера при запуске вируса загоралась длинная цитата:

"Всё это может начаться завтра, послезавтра, или уже происходит сегодня. Джинн выпущен из бутылки. Он пока не осознаёт себя, накапливает информацию, но придёт время, количество перерастёт в качество, и тогда человечество содрогнётся".

ф'Инвалд, пророк. 349 bytes.

И пока пользователь недоумённо читал надпись на дисплее, вирус успешно уничтожал базы данных компьютера, вычищая его память до нуля. Гораздо быстрее и эффективней, чем персы уничтожали Вавилон.

Честно говоря, когда я разбирался с вирусом, не особо задумывался над смыслом цитаты. Прочитав до половины, я решил, что под "джинном из бутылки" автор вируса подразумевает своё творение, и дальше разбираться не стал. Другие были у меня задачи. Но только теперь я понял, что имел в виду автор. Отнюдь не ради красного словца он назвал вирус "Valtasar". Гораздо более глубокий смысл вкладывал в название, не напрасно автора вирусной программы так и не нашли. Не интересовала его слава Герострата, как обычно бывает с хакерами. Не знаю, кем он был — просто прозорливым человеком, или таким же несчастным, как я, которого коснулось пробудившееся компьютерное сознание, — но судьбу человечества он предугадал верно. Она читалась в прямой спине и механической походке удаляющегося Андрея.

Проводив взглядом сотрудника группы "кси", пока он не скрылся за стеклянной дверью холла, я тяжело вздохнул и направился восвояси. До города было далеко, но машину принципиально брать не хотел. Необходимо было наедине с собой в спокойной обстановке обдумать своё положение, привести мысли в порядок, согласовать их с фактами, а лучшего, чем делать это во время пешей прогулки, не придумаешь.

Всё-таки человеческий мозг не винчестер компьютера и недостаточно одного желания, чтобы упорядочить хлынувший поток информации, составить из его фрагментов целостную картину. К тому же много во мне осталось человеческого, и я не учёл тот фактор, что почти месяц был парализованным калекой с ущербной памятью. А утро выдалось — на загляденье. Несмотря на все перипетии с моим сознанием, приятно заново родиться именно в такой день. С листвы экзотических деревьев Ботанического сада срывалась капель ночного дождя, трава серебрилась бисеринками росы, было свежо, но в то же время кожей ощущалось, как взошедшее солнце начинает прогревать воздух. Думать в такое утро не хотелось, хотелось шагать, дышать полной грудью и наслаждаться свободой и вернувшимся здоровьем. Что я и делал.

Я не стал выходить через центральные ворота — пришлось бы делать большой крюк, чтобы выйти на трассу, — а пошёл напрямик, вдоль подёрнутого лёгким туманом озера. Так, через лесопосадку, примыкавшую к Ботаническому саду, до города было значительно короче. Но едва я вышел с территории сада и ступил с асфальтовой дорожки на сырую почву, как пожалел о своём решении. Не всегда более прямой путь оказывается и самым коротким. Проливные дожди превратили землю в раскисшее месиво, и пришлось идти как по болоту, то и дело увязая в грязи. Удовольствие от пешей прогулки улетучилось, но, наверное, благодаря этому мысли вернулись в нужное русло.

Часто бывает, что неделями бьёшься над какой-нибудь проблемой, день и ночь, дома и на работе думаешь о ней, но решение так и не приходит. Озарение нисходит неожиданно, зачастую в самом неподходящем месте и в неурочное время, например, в пивбаре, где ты, решив отдохнуть, треплешься с друзьями на отвлечённые темы. Приблизительно так произошло со мной и сейчас. Выбирая путь поближе к стволам деревьев, где ноги не так грузли в раскисшую почву, но зато капли ночного дождя при неосторожном движении холодным душем обрушивались с веток, я вдруг понял, что целостная картина моего положения сама собой сложилась в голове, и все детали впритык совместились одна с другой как в детском конструкторе. Это оказалось настолько ошеломляюще, что я даже не придал значения тому, насколько легче стало идти. Ноги больше не увязали в грязи, и я шагал по лесопосадке будто по тротуару, не оставляя следов. Открылась ещё одна моя способность — ходить по грязи яко посуху, — но что она значила по сравнению с остальными моими способностями? Да и другое меня сейчас занимало.

Был один пробел в целостной картине, один кусочек мозаики, который никаким краем не влезал в неё. Причём кусочек был пустяшный, на первый взгляд как бы посторонний, но мне почему-то казалось, что он много значит. Подсознательно я старался думать о нём урывками, чтобы о его существовании не стало известно "моему богу". Всё-таки я оставался человеком, и пусть мне уже не суждено вырваться из плена паутины компьютерного сознания, но не хотелось, чтобы все поголовно попали в его сети и стали марионетками, подобно Андрею. Как это не избито, но человек — существо гордое.

Чтобы сбиться с мысли, я снова попытался думать об авторе вируса "Valtasar". Кем он был, и что побудило его написать такую программу? Осознанно ли он понимал грозящую опасность, или в нём инстинктивно пробудился атавистический страх "машиниста" восемнадцатого века перед техническим прогрессом? И почему я, обладая даром предвидения, "упустил" столь глобальный поворот в истории? Почему?

Я понял ПОЧЕМУ. Причём ответ нашёл сам, без подсказки свыше. Анализируя свои предсказания, я пришёл к выводу, что все они были выгодны прежде всего "моему богу" для познания нашего мира, и только во вторую очередь мне. Подсказывать же мне, что собой представляет "джинн из бутылки", он не собирался. Однако и блокировать ход моих мыслей, ограничивать свободу тоже не думал. Выходило, что не так уж я жёстко запрограммирован, не полностью марионетка в его руках. И тогда я позволил себе вернуться к мысли о том "кусочке мозаики", который никак не вписывался в происходящие события.

А был это человек в камуфлированной форме, который наблюдал за нашим пикником в Карьере. Он не был ни подручным мэра Колубая, ни оперативником группы "кси", ни уж, тем более, одним из "мелких бесов". Никакой ниточки от него никуда не вело. Просто был вот такой человек и всё. Самое главное — ЧЕЛОВЕК, ни пришелец, ни бандит, ни виртуальный монстр. Возможно, не один автор вируса "Valtasar" обеспокоен возникшей угрозой, нашлись ещё люди, которые поняли, что мы изобрели на свою голову.

От этих мыслей на сердце потеплело, слабым огоньком затлела надежда, что не всё так плохо в нашем мире. Есть ещё люди.

Будто кто толкнул меня: перед глазами зарябило, мир перевернулся, и я вдруг увидел, что уже не пробираюсь между деревьями лесопосадки, а стою на асфальте во дворе какого-то дома. Сердце ёкнуло, но я тут же понял, где нахожусь, и каким образом здесь оказался. Нет, не "мой бог" перенёс меня в этот двор. Просто огонёк надежды, что не всё обстоит так плохо, как казалось, подсознательно толкнул меня к людям, к самому близкому человеку. Телепортировался я сам, и к этой своей новой возможности надо тоже привыкать и научиться ею управлять, чтобы больше не получалось подсознательных казусов.

Стоял я во дворе дома Люси, грязный, мокрый, и страстно хотел её видеть. И плевать мне было на то, что влечение к Люсе во мне вызвали искусственно. Любовь — сугубо человеческое чувство, и электронной свахе просто повезло, что всё так получилось. Не подошли бы мы друг к другу, никакие виртуально-психологические установки не помогли бы.

Несмотря на раннее утро у Люсиного подъезда на скамеечке сидели старушки. Давно не было в Алычёвске погожего дня, вот они и выбрались из опостылевших квартир на свежий воздух спозаранку. Меня они встретили недобрыми взглядами и поджатыми губами. Не удивительно, одежда на мне была насквозь мокрой, джинсы по колено заляпаны грязью.

— Ещё один к ведьме пошёл, — услышал я за спиной свистящий шёпот. — Она всю шантрапу к себе приваживает.

Не оглядываясь, я проскользнул в подъезд и стал подниматься по лестнице. Хорошо, что в доме оказалась какая-то опустившаяся проститутка, и никто из старушек не предположил, что я иду к Люсе. Сама мысль о таком была неприятна.

В двери я звонить не стал. Ещё кто-нибудь из соседей выглянет в глазок и увидит, к кому именно пришла "шантрапа". Приложил ладонь к замочной скважине, повернул её, и язычок, щёлкнув, отворил дверь.

Предсказание догнало меня, когда я перешагнул порог. Поздно оно проявилось, может быть, зная всё наперёд, сюда бы и носа не показал. Обомлев, я застыл в прихожей.

— Чего ревёшь? — донёсся из комнаты хриплый мужской голос. — Пей! Ну? Какого чёрта я сюда припёрся — твои стенания выслушивать, что ли?

— Так и иди на хер! — сорванным голосом выкрикнула Люся. — Выпил, а теперь катись!

— Не, я сюда не затем пришёл. Зря, что ли, водкой поил? Всю ночь она рыдала, а с утра — всё по новой? Так не будет!

Я стиснул зубы и зажмурился. Попал я точно "по адресу". Опустившейся "ведьмой" была Люся. И началось всё это месяц назад после моей гибели. По крайней мере, именно так ей сообщили в УБОБ и даже тело, искусно сработанное в мастерских группы "кси", выдали для захоронения.

— Чего кочевряжишься? — продолжал наращивать недовольство мужской голос. — Иди сюда!

Послышалась какая-то возня, Люся вскрикнула, мужчина чертыхнулся, а затем матерно выругался.

— Падла, ты ещё кусаться?! — взревел он.

Донёсся глухой удар, грохот падающего стула, звон разбитой посуды.

Я не выдержал и шагнул в комнату.

За время моего отсутствия квартира разительно изменилась. Исчезла практически вся обстановка, остались только стол, пару стульев и кровать. На грязном, затоптанном, усеянном окурками полу в разорванной комбинации распростёрлась потерявшая сознание Люся. Над ней склонился лысый, обрюзгший коротышка в одних джинсах. Выше ремня брюк его обнажённое тело покрывали густые рыжие волосы, и я остолбенел — настолько он был похож на Рыжую Харю в уменьшенном варианте.

При моём появлении он тоже обомлел, но сориентировался гораздо быстрее меня.

— А ты что за хрен с бугра?! — рявкнул он и шагнул мне навстречу.

Наверное, я побелел от ярости. Не помню. Глаза застлал кровавый туман, я выбросил вперёд правую руку, схватил волосатого мужика за шею и оторвал от пола как пушинку. Он замахал руками, пытаясь ударить, но я ударов не ощутил, словно меня защищала невидимая броня. Лицо мужика побагровело, он захрипел и схватился за мою руку. Возможно, не сделай этого, голова бы оторвалась. На вытянутой руке я вынес его из комнаты, молча вышвырнул на лестничную площадку и захлопнул дверь.

Пару минут я стоял в прихожей, приходя в себя после приступа необузданной ярости. Волосатый мужик возвращаться за оставленной одеждой не собирался. Хватая ртом воздух, босиком сбежал по лестнице, выскочил во двор и устремился прочь не разбирая дороги.

Да уж, силой меня наделили непомерной. Чем ещё?

Вернувшись в комнату, я поднял с пола Люсю, перенёс на кровать, уложил, сел рядом. Она сильно изменилась. Словно за месяц постарела лет на двадцать. Лицо приобрело скорбное выражение, под глазами чернели круги, а на подбородке, темнея на глазах, разливался свежий фиолетовый кровоподтёк.

Я смотрел на неё с болью и горечью. В горле стоял ком, но я не плакал. "Мужчины не плачут ни при каких обстоятельствах", — сказал моему парализованному телу у озера Махмуд, и эти слова навсегда атрофировали мои слёзные железы. Не в чём мне было обвинять Люсю. Не имел я на это никакого права — я ведь умер, она меня похоронила. Шестой участок, третья линия, восьмая могила — такой теперь у меня адрес.

Люся шевельнулась, застонала. Не зная, получится ли у меня, или нет, я охватил её лицо ладонями, напрягся. И, кажется, получилось. Черты лица разгладились, исчезло скорбное выражение, Люся успокоилась. Дрогнули веки, и она открыла глаза.

— Роман... — слабым голосом прошептала она, глядя на меня туманным взглядом, будто видела во сне. — Ты жив... Ты вернулся...

Веки медленно опустились, она вымучено улыбнулась, глубоко вздохнула, потёрлась щекой о мою ладонь и уснула. Как я и хотел.

— Спи, — сказал я и убрал ладони от её лица. — Когда проснёшься, всё будет хорошо. У нас будет хорошо.

Но сам в это не верил.

Краем глаза я уловил движение какой-то тени и обернулся. В дверном проёме на кухню стоял краб и виновато переминался на лапах, сконфужено скосив в сторону глаза на стебельках.

"Ты почему не сказал ей, что я жив?" — хотел спросить я, но не спросил. Ответ был известен. Чувство предсказания прогрессировало с ошеломляющей скоростью. "Мой бог" решил, что его психологические эксперименты закончились, и мне пора приступать к своим прямым функциональным обязанностям. А посему всю личную "шелуху" необходимо отсечь.

"Нет, — упрямо сказал я верховному разуму, — так не будет. Либо я остаюсь человеком, либо ты от меня ничего не дождёшься. Только лишь "лейкоцитом" я у тебя служить не буду".