Импровизированная судоподъёмная бригада с большей частью своего хозяйства разместилась на борту госпитальной "Монголии", поскольку водолазам вполне могла понадобиться медицинская помощь, да и усиленное горячее питание плюс полноценный отдых были необходимы не меньше.
В распоряжение "отряда подводных работ особого назначения" Макаров передал и еще один, не менее комфортный в мирное время грузопассажирский пароход, ставший по мобилизации вспомогательным крейсером "Ангара". Он отличался от крейсеров специальной постройки объёмом бункеров и вместимостью трюмов. Из-за чего при надлежащей разгрузке проходил мимо борта "Фусо" даже в полный отлив.
В плане работ "Ангаре" была отведена та же роль, что и у безвестной баржи на Балтике — быть понтоном, перекатывающим в прилив утопленный броненосец. С той лишь разницей, что "Ангара" по водоизмещению была в 10 раз крупнее баржи, а "Фусо" вдвое меньше "Гангута". И хотя упакованный в ящики "Фусо" "Ангара" с лёгкостью разместила бы в своих трюмах, но все же предосторожности ради мастеровые-балтийцы в соответствии с расчетом и чертежами инженеров укрепили связи силовых элементов её верхней палубы и пиллерсы под ней.
Для начала под чутким руководством Балка (минно-взрывной курс спецназовца-диверсанта ГРУ был сдан им с оценкой "хорошо") водолазы растянули по дну вдоль борта лежащего с небольшим креном "Фусо" шланг с динамитом, аккуратно выведя на берег тщательно заизолированные провода. Теперь оставалось только сделать маленькое "бум".
В момент наивысшего прилива, под скептическими взглядами Стесселя и его свиты, которым исхитрившийся влезть в доверие к самому наследнику престола молодой выскочка активно не нравился, Василий мысленно выматерился вместо молитвы, и с благословения Макарова, провернул рукоятку взрывной машинки. Стекла дребезжали по всему городу минуты три...
Пара сотен килограммов взрывчатки никак не могла выбросить из воды, разорвать или хотя бы сдвинуть с фарватера четыре с лишним тысячи тонн забетонированного металлолома. Но правильным образом расположенные и прижатые к борту корабля начиненные динамитом шланги должны были при взрыве вскрыть старый броненосец как консервный нож банку с тушенкой. И не столь важно, что при этом начисто снесло несколько плит броневого пояса "Фусо". Главное, что теперь в разорванном борту обнажились шпангоуты, за которые можно было цеплять стальные тросы и цепи.
После обследования результатов взрыва водолазы разочаровано протянули, что если и дальше так пойдет, то на все про все нужно не менее четырех месяцев. Что уже приближалось к вердикту Кутейникова, который изначально предлагал поднимать брандер понтонами целиком. Однако, когда пыль от отъезжающей коляски раздосадованного Стесселя и его ядовито шушукающейся кавалькады рассеялась, старшина смены водолазов, плечистый унтер с "Цесаревича" Тихомиров "поправился", растянув губы в белозубой улыбке. Теперь по его бодрому докладу выходило, что разблокировать гавань можно в течение трех-четырех недель.
В связи с чем последовали объяснения Василия удивленному Макарову, что всей этой толпе больших сухопутных начальников знать о точном сроке разблокирования фарватера вредно. За что Балк получил по спине могучий хлопок от двоюродного брата, чуть не сбивший его с ног, и пока устную благодарность от Макарова. Отвязавшись от обеда в его честь, молодой офицер заработал очередной одобрительно-оценивающий взгляд адмирала, после чего рванул в госпиталь проведать Ветлицкого. А флаг-офицер командующего лейтенант Дукельский готовить на Балка наградной приказ. Третью степень Владимира с мечами за три месяца сокращения срока заточения эскадры командующий посчитал вполне уместной.
Из госпиталя герой дня планировал отправиться на "Монголию" и проследить лично за подготовкой к кантовке "Фусо", однако в храме Гиппократа его ожидала совершенно непредвиденная задержка. Госпиталя в России всегда были магнитом для молодых девиц из хороших семей. Ну, где еще уместно искать себе партию приличной девушке, если не среди героев, проливших кровь за отчизну? А уж молодой красавец-поручик со знаменитого на весь Артур бронепоезда, на котором в осажденную крепость как рыцарь на белом коне с чудотворной иконой в руках прорвался на помощь подданным сам наследник престола!
В общем, такого обилия женского внимания поручик Ветлицкий не испытывал никогда, и от полной безысходности ситуации уверенно шел на поправку. Никакие объяснения, что сам он был приписан к бронепоезду "Алеша Попович", который прикрывал отход, тогда как Товарищ Великий Князь был за четыре версты, на головном "Добрыне Никитиче", не могли прервать просьбы описать геройские подвиги Его Высочества. "А почему поручик называет Великого Князя своим товарищем?" — мгновенно следовала пулеметная очередь следующего вопроса. Поэтому, когда в дверь палаты, прорвав осадные боевые порядки девиц, ворвался Василий Балк, Ветлицкий встретил его как избавителя.
Кольцо прелестных надушенных головок, мгновенно оставив Ветлицкого, сомкнулось вокруг Балка, у которого почему-то сразу всплыла в голове забавная картинка. Однажды на охоте в тайге он, отстав от товарищей, был окружен стаей волков, те тоже перемещались слажено, быстро, но без лишней суеты...
Мотнув головой, чтобы отогнать столь странную ассоциацию, Балк принялся куртуазно раздавать комплименты и давать уклончивые и подобающие ответы на заданные с придыханием вопросы. В отличие от помолвленного, трепетно любящего свою невесту, да еще и раненного Ветлицкого, Балк был совсем не прочь в легкую пофлиртовать и наслаждался приятным обществом.
— Лейтенант, но почему вы не остались во Владивостоке, на "Варяге"? Это ведь самый героический корабль нашего флота? — раздался очередной вопрос из щебечущей стайки поклонниц.
— Мне скучно, бес! — как не раз и в своем времени, и уже в этом, во Владивостоке, ответил на подобный вопрос Балк. Но тут стандартное течение беседы — после такого признания обычно следовали восхищенные вздохи женской половины слушателей, и можно было подсекать подходящую жертву — было нарушено.
Из дальнего угла палаты, где в тяжелом забытье лежал позабытый всеми мичман с "Баяна", раненый еще во время ночного рейда на японские транспорты, раздался глубокий, уверенный и насмешливый девичий голос. Поившая мичмана девушка, до сих пор не обращавшая на происходящее никакого внимания, внезапно решила поучаствовать в беседе:
Что делать, Фауст?
Таков положен вам предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет —
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.
— Сухая шутка, — машинально пробормотал себе под нос пораженный Балк, и довольно невежливо отодвинув с дороги обступивших его девиц, направился в декламатору.
Из угла на него из-под платка и копны кое-как уложенных рыжих волос, смотрела пара голубых, нет, синих, нет — ярко-васильковых глаз. Герой войны, взявший на абордаж броненосный крейсер, подорвавший мост, построивший бронепоезд, прорвавший на нем кольцо вражеского окружения, и почти разблокировавший гавань Порт-Артура, лейтенант, обласканный вниманием двух адмиралов, наперсник самого Наследника Престола, был поражен в самое сердце, и тонул, тонул в этих глазах...
* * *
Утром следующего дня в газете "Новый край" был дан комментарий, что сила взрыва японского брандера была намеренно ограничена соображениями безопасности горожан и кораблей. И что для полного дробления "Фусо" на куски потребуется ещё минимум 40-50 таких подрывов. Читатели были благодарны газете за ее всегдашнюю оперативность и правдивость: обыватели радовались за свои сохраненные в целости стекла, японская резидентура за незыблемость трехмесячного сидения артурской эскадры под замком...
Как только осел, или был вынесен отливом поднятый взрывом ил, водолазы стали крепить тросы к обнажённым взрывом шпангоутам японского "утопленника". Будучи перепущенными через верхнюю палубу "Ангары", тросы и удлиняющие их цепи были заведены на сваи, вбитые в грунт Тигрового хвоста. В отлив на крейсер доставили 500 тонн угля в мешках, натянув все тросы. И с первым приливом японская груда железа и бетона накренилась и сдвинулась с места...
Выждав момент, водолазы растянули вдоль показавшегося из грунта днища броненосца следующий шланг с динамитом. Город услышал очередное раскатистое "бум".
Пожелавший присутствовать при этом событии генерал Фок, не замеченный в свите Стесселя на первом подрыве, неосторожно высказался об "очередной неудачной затее моряков". После чего получил от Макарова весьма резкую отповедь, суть которой сводилась к необходимости организации противодесантной обороны полуострова и обязанности Фока поднять квалификацию армейских наблюдателей, чтобы те не путали миноносец с крейсером и русскую канонерку с японской. И еще, что Великий князь Михаил Александрович...
Но тут, нацепив на себя маску холодной учтивости, генерал-лейтенант благоразумно и весьма быстро откланялся, не ожидая продолжения эскапад распалявшегося Степана Осиповича. Ретирада Фока в сторону поджидавшей его пролетки, сопровождалась злорадным хихиканьем собравшихся морских офицеров, грозящим перерасти в откровенное ржание.
Наблюдавшему ситуацию Балку подумалось, что ТВКМ, похоже, заработал авторитет и на флоте, пусть в том числе и ценой "бития носа" (ведь и верно — кому докажешь?) одного конкретного представителя армейского генералитета...
Три следующих дня водолазы крепили к японскому брандеру новый комплект тросов, на этот раз уже цепляя их за килевую балку практически лежащего на борту корабля. Затем эти тросы натянули, и вслед за окончательной разгрузкой "Ангары" от угля и котловой воды, очередной прилив позволил откантовать "Фусо" — ни много ни мало, а аж на 15 метров от его первоначального положения! Еще одно повторение, и этого станет вполне достаточно для прохода броненосцев в большую воду. Хотя, теоретически это можно было сделать уже сейчас, но для всех не посвященных фарватер всё ещё был закрыт, так как существовала опасность навала на полуобнажённые останки брандера.
Потом был пущен в ход третий шланг с динамитом, а когда вода успокоилась, на все так же торчащий над водой изуродованный борт "Фусо" были запущены два десятка китайцев с молотками и зубилами. Для сторонних наблюдателей, а среди них были и весьма заинтересованные лица с азиатской внешностью, это был ярчайший жест несостоятельности всей прежней затеи с взрывами — зубилом хоть и медленнее, но надёжней. Посвящённые же натягивали тросы для решающего рывка, призванного окончательно расчистить фарватер...
* * *
К концу первой недели водолазных работ, о том, что разделаться с "Фусо" решил весьма популярный в кругах молодых офицеров сорвиголова с "Варяга", знал весь Артур. Способствовали этому и регулярные вечерние посиделки, которые Василий после очередного дня подводной борьбы с "Фусо", на пару со своим двоюродным братом, отличившимся со своими "силачами" еще во время ночного поединка по "сумо надводному" с тем же самым броненосцем, регулярно устраивал. Общество собиралось обычно или в кафешантане на Этажерке, или в ресторане "Звездочка", примыкавшем к полупустому в связи с военным временем зданию гражданского управления Порт-Артура.
Эти "Этажерочные ассамблеи" отличались удивительной демократичностью, о чем прямо и говорилось в шутейном уставе сих мероприятий, по большей части бессовестно содранном с известного Петровского указа. Балк-младший сразу поставил дело так, что за столом были равны все: и моряки, и армейцы. Вскоре сие "культурное мероприятие" сделалось духовно-энергетическим центром для всех молодых "офицеров военного времени" крепости и эскадры. Во многом благодаря неуемной энергии, приветливости и бездонному фольклорному кладезю в виде анекдотов и песен, щедро источаемых означенным Балком на окружающих, а так же его истинному воинскому обаянию.
Но не только молодежь тянуло в эту шумную компанию. Покинув общество "больших начальников", обычно собиравшихся в центральном ресторане "Саратов", в этот заводной и веселый "клуб" перекочевали полковники Ирман, Семенов, Мехмандаров и некоторые из их офицеров, зашедшие первый раз из простого любопытства, — взглянуть на моряка, рискнувшего пойти в бой на "сухопутном крейсере". Здесь же предпочитал "долечиваться" полковник Третьяков, утекавший из госпиталя на Этажерку сразу после вечерней перевязки. Регулярно наведывались сюда крепостные артиллеристы Гобято, Шихлинский и Коровин с Электрического утеса, поручик Люпов с Золотой горы. Запомнился многим своим горячим спором с Балком о перспективах полевой фортификации подполковник Рашевский, ближайший помощник и друг генерала Кондратенко.
Ну и, естественно, моряки. Частыми гостями ассамблей стали командир "Манчжура" Кроун, старший офицер "Победы" Герасимов, кавторанг Лутонин и лейтенант Рощаковский с "Полтавы". Активную лепту в дебаты вносили кавторанги Васильев, Русин, Шульц и Лебедев 2-й, лейтенанты Киткин, Коссинский, Кнорринг, Подгурский, Тырков и Бестужев-Рюмин. В свободные часы забегали "на огонек" флаг-офицеры Макарова Дукельский, Кедров, Бурачек и Шмидт. "Прописались" у Балков и почти все получавшие разрешение к сходу на берег каюткампанейские с "Новика", несколько раз заявлявшиеся во главе со своим отважным командиром Николаем Оттовичем фон Эссеном. Регулярно видели здесь командира "Гайдамака" Иванова 6-го, а так же многих из командиров "своры легавых" — артурских миноносцев. И конечно же, "балковские крабы" — Колбасьев, Горст и Янович, куда ж без них...
На то, что иногда там шумели, а порой даже постреливали на заднем дворе, и Гантимуров и Микеладзе закрывали глаза, поскольку как и за фон Эссеном, за лейтенантом Василием Балком уже прочно закрепился имидж макаровского протеже. И не удивительно, ведь "беспокойный адмирал" лично предоставил означенному лейтенанту особые полномочия при проведении работ на "Фусо", вплоть до отдачи прямых распоряжений начальнику порта и мастерских! Сие беспрецедентное свое решение, шутка ли — лейтенант указывает контр-адмиралу, Макаров откомментировал штабным и Григоровичу коротко и просто: "Времени у него нет, господа, копаясь на этом "Фусо" треклятом, по инстанциям с бумажками туда — сюда бегать. Что скажет — считайте я так и приказал!" Вторая часть фразы Макарова быстро стала достоянием артурского общества...
Была, кстати, у "балковских вечеров" еще одна особенность, позволившая посвященным сделать вывод о том, что адмирал Макаров не только был прекрасно осведомлен о формах досуга наиболее активной части своего офицерства, но и негласно тому потворствовал. Действительно ли существовал его устный приказ отправлять с кораблей эскадры не абы как, а по графику, десяток наиболее шустрых и боевых матросов с парой таких же бравых унтеров по вечерам менять прислугу в заведении и прислуживать господам офицерам, попутно присматривая за чужими и скоренько их выпроваживая, доподлинно не известно. Но в итоге лишние уши так и не услышали практически ничего, что говорилось, шепталось или выкрикивалось за этим столом. А из тех нижних чинов, что потрудились вечерами в указанном заведении, больше половины оказались потом в числе двухсот добровольцев, что были внесены Балком в списки довольствия первых двух рот морского спецназа...
