Персональный ад моей души

— Передашь ей мои поздравления... лично боюсь, уже не получится.

— Ты не понял, она аборт хочет сделать.

— Её право. Мне ты зачем подробности рассказываешь? Пусть что хочет, то и делает.

— Саш, ну, ты же нормальный мужик, что из себя теперь строишь? Я же сказал, ей нельзя делать прерывание, возможно, она больше не сможет иметь детей, тем более после первого неудачного аборта... — Он развёл руками от беспомощности, но Синицкий злился только сильнее.

— Я же сказал уже: хочет, пусть делает. Я здесь причём?

— Но она же беременна от тебя. — Вроде бы удивился Борис, говорил уже тише, но только оттого, что не верил в удачный исход этой встречи.

— Интересно. — Синицкий покрутился на месте, разгребая ногой снег, а потом с силой ударил по застывшему сугробу. — Спит с тобой, а беременна от меня? Как у вас всё красиво получается.

— Ты издеваешься сейчас?

Борис уставился на Синицкого, а тот не сдержался и бросился на него, драки не случилось, скорее, небольшая потасовка, и они застыли, плотно держа друг друга за грудки.

— Ты чего к ней полез? Видел же, что она не в себе была, но нет, тебе получить своё захотелось, любой ценой... и не важно, что потом с ней будет. Так?

— Зачем сейчас всё это?! Ты пришёл ко мне тогда и говорил красивые слова, сказал, что я не сделаю её счастливой. А много счастья принёс ей ты?! Даже сейчас только о себе думаешь, о своём ущемлённом самолюбии. Ты себя вообще слышишь? Я тебе говорю о том, что сейчас с ней происходит, а ты всё смириться не можешь с тем, что было?

— А мы не пережили с ней этого, понимаешь? Тогда не пережили! — Синицкий кулаки разжал и Бориса отпустил, но был на взводе, злость его не отпускала. — Да, я изменил ей. Но ты... ты всю жизнь ей тогда сломал.

— Я сломал? Я?

Теперь Борис и сам к нему бросился.

— Только последние уроды заставляют своих любимых женщин аборты делать. — Зло прошипел он, выдыхая прямо Синицкому в лицо.

— А зачем мне твои дети? — От крика у обоих на шее уже повздувались вены, оба красные, разгорячённые и озлобленные.

— Да она от тебя была беременна!

— Да? И как же она, интересно это определила? Карты раскинула?

— Да потому что я не могу иметь детей!

— Что?

Синицкий замер, бурно дышал, но всё ещё не верил услышанному.

— Что слышал.

— И ты хочешь сказать... что Лера это знала?

— Знала, и ты знал, только героя из себя сейчас строишь.

— Какого героя, я впервые об этом слышу!

— Впервые?.. Лера пришла ко мне и рассказала, что происходит у вас дома, — Борис недоверчиво смотрел, говорил быстро и по факту, — я её успокоил и сказал, что не могу иметь детей и в тот же день она счастливая побежала становиться на учёт, к моему отцу. А потом она пошла домой и после разговора с тобой, уже на следующий день, сделала аборт. И ты теперь хочешь сказать, что этого не знал? Да если бы я в тот момент был в городе, она бы никогда такую глупость не совершила! Но меня не было... а ты был, и не остановил её.

— Я этого не знал.

— Ну конечно! И сейчас не знал, что она снова от тебя беременна, не ты её избил, не ты её бросил, да?

— Это она сказала?

— В общем, так, я не знаю, что между вами происходит, но скажу одно: сегодня утром, она хотела повторить свою ошибку снова и этот раз практически наверняка станет для неё последним. Я пытался с ней поговорить, но ты... ты удивительный человек. Ты умудрился ещё раз сломать её настолько, что в сильной, смелой Лере не осталось ни воли, ни надежды. После тебя она как сломанная кукла, словно после столкновения с локомотивом... мешок с костями, не способный жить и соображать. Я не знаю, как тебе каждый раз удаётся это сделать, как удаётся довести её до такого состояния... я бы никогда к тебе не пришёл, если бы Лере не нужна была твоя помощь. Она меня не слышит, но она услышит тебя. И если ты хоть когда-нибудь, хоть одной клеточкой своего тела любил её, то ты ей поможешь. Только ты сможешь убедить её в том, что она должна жить. Потому что сейчас она просто существует. И всё это ты... знал ты это или нет. Хоть раз в жизни веди себя как мужик...

Когда вошли в клинику, Борис сразу заметил странный переполох, а возле палаты Леры скопилось целое толпище медсестёр и охрана.

— Что здесь происходит? — Суровым, хорошо поставленным голосом начальника, спросил он и на него обернулись.

— Борис Андреевич, вы только послушайте...

Растерянная медсестра стояла у самой палаты и чуть не плакала, из-за двери доносился истошный мужской крик на непонятном для присутствующих языке.

— Кто там, я же сказал, никого не впускать?

— Борис Евгеньевич, я не знаю... пришёл мужчина, не один, с женщиной, — затараторила медсестра, — спросил где палата Валерии Павловны, я ему сказала, что к ней никого не впускают, но он и слушать не стал, в сторону меня оттолкнул и тут же они там заперлись. Он сразу кричать начал, даже не спрашивал ничего, как вошёл, так и кричит. И я вот удивляюсь, до чего у некоторых людей глотки лужёные, это же надо, двадцать минут орать не переставая. Кроме него никого и не слышно, а он всё кричит и кричит. Сначала, минут пять, на русском кричал, а потом на своём... кто он там по национальности? Я охрану вызвала, но он не открывает, даже не обращает на нас внимания. Что делать, Борис Андреевич?

— Отойди. — Борис сам начал стучать в дверь, но на его стук действительно никакой реакции не последовало, мужской голос так и продолжал громыхать в той же стороне.

— Может мне попробовать?

— Не стоит. Надо... может дверь сломать?

— Вы с ума сошли, Борис Андреевич? — Поразилась медсестра и тут же замолкла: в палате резко стало тихо и Борис тут же начал стучать в дверь, но никто так и не открыл.

Как раз в этот момент Арсен сидел перед Лерой и внимательно смотрел в её глаза, но не находил в них ни капельки понимания.

— Лера, милая, я знаю, что тебя сейчас очень плохо. И этот взгляд я очень хорошо помню. Но я не могу тебе помочь, пока ты сама этого не захочешь... Ты можешь плакать, ты можешь кричать, только не держи всё в себе.

Сзади, за плечо Леру держала жена Арсена, но за эмоциональным мужем, ей оставалось только вздыхать и придерживать Леру, отгораживая от грозного крика.

— Детка, я сейчас смотрю в твои глаза и понимаю, что ты меня не услышала, и вижу, что услышать ещё не готова, но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Я не могу тебя сейчас переубедить, но я могу тебя уберечь, и поэтому ты поедешь в наш дом, к нашим детям. И ты будешь помогать Маше, заниматься мальчишками, будешь помогать с Наирой до тех пор, пока не поймёшь, что кроме твоего малыша тебе в жизни больше ничего и не надо. Хорошо?

— Я не могу... я не могу и не хочу. Мне очень плохо.

— Я знаю. — Очень нежно и проникновенно говорил он, держа Леру за руки. — Но вместе мы справимся.

— Правда, Лера, поехали, ты сейчас не права. Пожалей свои уши и моего мужа, знаешь ведь, что не успокоится, пока своего не добьётся.

— Маша, я буду вам только мешать и...

— Глупости не говори! Тем более, для групповой поддержки, Арсен Вовку с Вадькой вызвал. — Ещё решительнее, чем минуту назад муж, проговорила она и сама Леру одёрнула.

— Так, всё, одевайся!

Скомандовал Арсен и тут же снял с вешалки платье.

— Арсен, выйди...

— Я сейчас тебе выйду! — Он играючи, замахнулся и тут же бросил платье Лере в руки, она даже улыбнуться сумела, на его порыв.

— Маш, уйми своего мужа. — Лера надула губы, но послушно переодевалась.

— Ой, не знаю, после твоих выходок это просто невозможно. — Улыбнулась та и потянула руки, чтобы застегнуть молнию на платье.

— Молнию должен застёгивать только мужчина. — Быстро проговорил Арсен, и свои слова подтвердил решительными движениями. — Машунь, давай, с Леркой иди, а я тут вещи её соберу.

Женщины открыли двери и тут же разинули рты, увидев перед собой толпу страждущих. На самом деле, пока Арсен кричал, она действительно не слышали, что кто-то стучит в дверь, а под его гипнотизирующим взглядом, который в такие моменты становился темнее ночи, не слышали ничего, даже когда он смолк. Лера окинула взглядом толпу и среди незнакомых лиц увидела Бориса.

— Лера, что это было? — Тихо спросил он.

— Дружеское внушение, — улыбнулась она, — такое конкретное внушение, чтобы мозги на место встали.

— Лер, я не понял, это все вещи?

Из палаты вышел улыбчивый Арсен и вряд ли кто-то из присутствующих женщин мог подумать, что такой симпатяга всего минуту назад своим криком собрал весь этаж. Он смотрел на Леру, а все остальные смотрели на него. У Арсена в руках была небольшая дорожная сумка, он так же окинул всех взглядом и тут же растеряно, но очень уж заботливо добавил:

— Я там из тумбочки всё достал, в шкафу вообще ничего не было...

— Я всего на один день собиралась. — Улыбнулась Лера и своей тёплой улыбкой по отношению к этому деспоту, всех окончательно запутала.

— Так, расходитесь, всё в порядке.

Требовательным тоном заговорил Борис, когда на него уставилось несколько пар глаз одновременно, а когда в коридоре стало пусто, Синицкого заметили. Лера изменилась в лице, Арсен проследил за её взглядом и так же потемнел лицом, понимая, кто стоит перед ними. Маша тут же схватила мужа за руку, а Лера и вовсе стала на его пути, почувствовав, как сгущается напряжение.

Он стоял в стороне и не мог на неё насмотреться. Как только Лера вышла из-за двери, он увидел её худощавое бледное лицо, без лишней косметики она выглядела всё такой же девчонкой, которой он её запомнил. Милой, нежной, которой она всегда была рядом с ним. Только взгляд был другим, словно не живой, без блеска, без присущего ей азарта. И синяк... сердце сжалось от такого вида. Хрупкие плечи неуверенно ссутулены, красивые длинные пальцы, которые ловко заправляют в причёску выбившуюся прядь волос. А уже через секунду она меняется, её улыбка, искренняя и открытая, её глаза оживают и теперь она держит за руку мужчину... это ему предназначен её счастливый взгляд. А потом он ловит её взгляд, и этой улыбки больше нет.

— Лера, поехали домой. — Тихо проговорил Арсен и из-за её спины вышел.

Она не ответила, но готова была поддаться и пойти за ним, Синицкой не отпускал её взгляда, стоял спокойно и молчал, но напряжение между ними чувствовалось и на расстоянии.

— Арсен, им нужно поговорить.

— Лера, пойдём... Я ему не доверяю.

Арсен себя сдерживал, Синицкого ему уважать было не за что, в отличие от Маши, тот в подробностях знал эту историю, и с каждой секундой его терпение накалялось всё сильнее.

— Лера, нам нужно поговорить. — Наконец, сделал шаг вперёд Синицкий, но Арсен сделал ответный шаг ему навстречу.

— Арсен, не надо, я поговорю с ним.

— Лера...

— Но он ведь пришёл...

Арсен выругался на непонятном многим языке, но руку её отпустил, на всякий случай, напомнив, что будет за дверью.

— Лера, ты беременна от меня? — Нерешительно начал Синицкий, как только закрыл за собой дверь.

— Давай пока остановимся на том, что я просто беременна.

— Ты ничего мне не сказала.

— Ну, почему же, — она колко улыбнулась и гордо вскинула подбородок, — я сказала, а ты мне ответил. Или ты не помнишь, что конкретно ответил мне два дня назад. Напомнить?

— Лера, что происходит?

Она как раз хотела присесть, но остановилась, понимая, что его слова нужно выслушать стоя, слишком уж решительно тот начал, даже как-то неожиданно.

— Ты что-то конкретное имеешь в виду?

— Не играй со мной. Хватит, наигрались так, что дальше некуда. Мне не нужны твои шипы, я просто хочу поговорить.

— Говори.

— Борис сказал... Лера, это правда... ты знала, что он не может иметь детей?

— Правда. — Она произнесла это с такой лёгкостью, что Синицкий не сразу и вспомнил, что нужно что-то ответить. Неуверенно моргал и не понимал, что всё это значит.

— И-и это всё, что ты хочешь сказать?

— Давай конкретнее, я устала и хочу отдохнуть.

— А я, значит, тебя задерживаю? — Лера взглянула на него, намекая, что сейчас уйдёт и он продолжил. — Хорошо, давай по-другому. Почему ты мне об этом не сказала?

— Я сказала, что ребёнок от тебя, что ещё ты хотел услышать.

— Сказала? Лера, да ты тогда сама себе не верила. Ты твердила, что ребёнок от меня, но я чувствовал твою неуверенность, твой страх, ты сама себе не верила. Сама себя ненавидела в тот момент, сама себя мучила. Но я сейчас не о том. Что произошло в промежутке времени, когда ты вышла от Бориса, но ещё не дошла домой. Я ведь правильно понимаю, что-то произошло именно тогда?

— Правильно понимаешь.

— И что?

— Ничего, просто я поняла, что будет правильнее сделать так, как ты сказал.

— Ты сейчас врёшь.

— Глупости. Я говорю чистую правду.

— Он сказал, что ты обрадовалась, что хотела поделиться этим со мной, что к отцу его на приём пошла и всё было хорошо.

— Да.

— Но мне ты ничего этого не сказала, почему?

Лера отошла ближе к окну и попыталась всматриваться вдаль, только чтобы не заплакать, потому что уже чувствовала, что проигрывает. Ногтями до боли впивалась в свои ладони, закусила губу, чтобы хоть как-то отвлечь ту боль, которая скопилась внутри, попыталась спокойно вздохнуть, но получился порывистый, шумный всхлип.

— А что ты мне сказал, в тот вечер, когда я вернулась домой, ты помнишь?

— Помню. — Он поджал губы и сделал шаг вперёд. — Но ты уже тогда приняла решение, ведь так?

— Так.

— Что произошло?

— Ничего особенного, просто один человек открыл мне глаза.

Она тяжело вздохнула, губы уже начинали дрожать, но пока слёзы можно было сдерживать.

— И кто этот добрый человек?

— Случайный прохожий.

— Ты издеваешься?

— Что ты, как я могу. Это действительно был обычный прохожий мужчина. Я сидела в парке, перед детской площадкой, а он пришёл туда со своими детьми. Два мальчика и маленькая девочка. — Голос Леры задрожал, и первая слеза покатилась по лицу, она ловко её сбила и старалась улыбаться. — Они весело играли, он ещё заботливо так, за мальчишками приглядывал, колготки им подтягивал, сопли вытирал... Они резвились на горке, на качелях, бегали, просто ураган какой-то, а не дети, а он только приговаривал, чтобы осторожнее были. Девочка была немного младше и не могла за ними угнаться, а он над ней только посмеивался. Мы разговорились, он начал рассказывать про них, хвалить, и знаешь, с таким теплом отзывался о детях, никаких различий между ними не делал, он всех их любил одинаково. Он их просто любил, без всяких "но". Я ещё тогда подумала, что и ты так же будешь любить наших детей... я ведь думала, что их будет много. — Лера со смехом выдохнула и сдержанно улыбнулась, стараясь скрыть слёзы. — А потом появился мужчина, обычный, ничем не примечательный, он тихо подошёл к мальчикам, взял их за руки и повёл в сторону. Я тогда крикнула ему, но он улыбнулся и сказал, что это его сыновья. Я не поняла, а тот, с кем я разговаривала, пояснил, что это дети жены от первого брака, а родная ему только дочь. Он сказал, что любит их, потому что это дети его любимой женщины. Да, абсолютно нормальный ответ, согласись. Вскоре он ушёл, а я осталась и вдруг подумала: неужели ты любишь меня меньше, чем этот человек любит свою жену? Ведь ты говорил такие слова, смотрел, а потом вот так просто отказался от меня, от того, что было для меня важно...