Кое-как поднявшись на ноги, я двинулась к кровати. Боль отдавалась в теле при каждом движении, но я, стиснув зубы, терпела. Взгляд упал на веревку, которую мне дала Лейла, чтобы перевязать тюки с одеждой и отдать их нищим, когда те придут попрошайничать. Я осторожно присела на краешек кровати и поправила на себе одежду. Свела ноги, чтобы не видеть пятен крови и свидетельства его удовольствия. Подонок!
Может, повеситься? мелькнула в голове сумасшедшая мысль при повторном взгляде на веревку. Может, тогда он успокоится? Но смерть была слишком легким решением проблемы. Я не доставлю ему подобного наслаждения! Хотел меня сломать, подавить, унизить, показать, что я слабее? Сегодня лишний раз доказал, что я рабыня? Так я об этом никогда не забывала! Каждый гребанный день, когда просыпалась в своей коморке и, оглядываясь по сторонам, вспоминала, где нахожусь, я знала, кем являюсь теперь. Не мирилась с этой мыслью ни на минуту, но прекрасно осознавала, что происходит. Напоминать мне об этом... таким образом не стоило. Хотя, Князь, кажется, думал иначе. Вот и показал, что к чему.
Ненавижу его! Ненавижу! Но больше, чем его, я ненавижу себя. Как я могла хоть на секунду подумать, что он лучше и... благороднее, чем кажется? Как я допустила до себя эту мысль? Как... доверилась?..
Я все же едва слышно заплакала, сжимая пальцами покрывало. Приподнявшись, попыталась лечь, но боль напомнила о себе в тот же миг. Я, скрипнув зубами, резко откинулась на подушки. Хотелось смыть с себя всё, что произошло, стать чистой и не раненной, такой, как была часом раньше. Но реальность больно била в лицо, напоминая о том, чему не дано будет случиться. Никогда.
Я убегу, решительно забилась в сознание глубокая, мучительная мысль. Убегу от него! Он сказал, что не отпустит, что найдет и отправит в колонию, если я ослушаюсь... Что ж, всё лучше, чем находиться здесь. С ним. С демоном и чудовищем! Лучше смерть. Да, лучше так, чем быть здесь.
Отвернувшись к стене лицом, я закрыла глаза и обхватила себя руками, будто меня бил озноб. Почему-то вдруг стало холодно и пусто. Одиноко и темно. Сердце глухо и сильно стучало в груди, а вот дыхание едва можно было различить. Я сжалась на кровати комочком и не пошевелилась, даже когда Лейла пришла за мной. Она тихо позвала меня, но я не ответила, продолжая вздрагивать. Она оставила меня в покое.
Я убегу. Я решила, убегу. Он сказал, что не смогу? Смогу, господин Кэйвано! Смогу, вот увидишь. Ты же растоптал мои иллюзии, значит, и я смогу удивить тебя. Убегу! Я не позволю тебе больше... не позволю тебе... Никогда!.. Слышишь, не позволю!..
Слезы коснулись глаз, и я прикусила губу, чувствуя на языке привкус крови.
Завтра. Завтра я стану свободной от него. Потерпеть, совсем немного потерпеть. Я смогу, выдержу. Чего только не выдержит человек, перед которым маячит хотя бы отблеск надежды на светлое будущее?
С мыслью о ненависти и побеге я заснула.
А на следующий день, к удивлению Кароллы, в Багровом мысе появился гость. Она видела его всего несколько раз, он приезжал в замок к Штефану, а так же присутствовал на Совете в числе важных персон. Его звали Димитрий Мартэ?. Аристократ, дворянин, по всей видимости, друг Кэйвано, а так же личность, имеющая явный и ощутимый голос во Второй параллели. Это девушка поняла быстро, потому что еще во время Совета заметила, что он держался с Князьями, как с равными, открыто и статно. Она была поглощена своими планами, намерением поговорить с Кассандрой, но его выделила из толпы. Он ей даже понравился. Немного, совсем чуть-чуть. Ведь он тоже был одним из них, — тех, кто поработил других. Таким, как демон.
Когда он приехал, девушка была в саду, срезая розы в гостиную а, увидев подъехавшую к парадному входу машину, взглянула на прибывшего незаинтересованным, безразличным взглядом. Никто и ничто, никакое непредвиденное обстоятельство не должно было помешать ее побегу. А этот гость... странный он, осматривается, когда идет, немного прихрамывает на правую ногу, сцепив руки за спиной, головы не опускает, гордо вскинул подбородок. Высокий мужчина, не худощавый и не плотный. Темноволосый, с выразительным острым взглядом. На вид ему можно было дать лет пятьдесят.
Каролла даже не заметила, что рассматривает его, до тех пор пока мужчина не обернулся к ней, тоже ее внимательно рассматривая. Она замерла, слышала, как стучит в груди сердце, отбивая чечетку.
Он легко ей улыбнулся, поприветствовал кивком головы, и Каролла смутилась. Может, перепутал с кем-то? Оглянулась, проверяя, нет ли кого-то рядом, кого бы он мог поприветствовать. Но позади нее никого не было. Зачарованно глядя на мужчину и на то, как он приближается к ней, девушка улыбнулась в ответ.
— Хорошая погода, вам не кажется? — спросил Димитрий, приблизившись к ней. — Уже совсем лето.
— Ммм... да, пожалуй, — смутилась Каролла, опустив взгляд.
— А вот настроение у вас не очень, — нахмурившись, утверждая, а не предполагая, заявил аристократ. — Я прав? — всевидящий взгляд, казалось, проник в нее.
Каролла неопределенно пожала плечами, ничего не сказав.
— Я вас никогда не видел, — осматривая ее сощуренными глазами, проговорил мужчина, — вы давно здесь?
— С осени.
Он помолчал, всё еще внимательно глядя на нее. И Кара не могла произнести ни слова.
— Вы рабыня, — сказал Димитрий Мартэ.
Кара горько усмехнулась.
— А кто же еще? У Кэйвано тут никто больше не задерживается.
Она понимала, что дерзость была лишней, но не могла сдержаться. Нервничала, злилась, негодовала, волновалась перед побегом. А тут этот Мартэ! Извиняться не стала. Да Димитрий и не ждал от нее этого.
— Штефан умеет заводить приятные знакомства, — усмехнулся он.
Кара молчала, не зная, что ответить, да и стоит ли что-то говорить, а он, будто опомнившись, поспешил прочь. Забыв о том, что даже не спросил у девушки ее имени.
Штефан, увидевший из окон кабинета подъехавший автомобиль друга, встретил Димитрия в гостиной, поприветствовал без тени улыбки на лице. Мужчина хмыкнул, вскинув брови.
— Плохое настроение? — поинтересовался он, не надеясь на ответ.
— Да, — пробурчал Штефан. — Я рад, что ты приехал. Я бы хотел с тобой поговорить.
— Об Исааке?
— О том, что за чертовщина вокруг меня происходит, — холодно процедил Штефан и повернулся к другу спиной, бросив: — Пошли в кабинет.
Димитрий Мартэ и Штефан были давними друзьями. Даже несмотря на то, что первому по людским меркам было за пятьдесят, а второму чуть больше тридцати. Непонятно, как они сдружились, но это случилось. После оглашения завещания Бернарда Кэйвано, по условиям которого Штефан признавался единственным наследником рода, именно голос Димитрия Мартэ сыграл решающую роль в постановке точки в этом вопросе. Димитрий всегда плевал на то, что говорят о Штефане другие, он не верил слухам, он не тешил слух байками и россказнями, он просто поступал так, как считал нужным. И он точно знал, что не ошибся, когда, поддерживая Штефана, поставил свою подпись на документе, подтверждающем его истинное положение и законное право княжеского трона. Димитрий Мартэ имел весомый голос в кругах Совета, в пределах всей Второй параллели, и с его мнением считались. Дворянин, истинный аристократ, справедливый правитель и жесткий организатор. Всем вокруг было известно, что его поддержка — синоним защиты, а слово — железно и непоколебимо. Поэтому, когда в день Совета решался вопрос о присуждении Штефану права трона Князя, слово и поддержка Димитрия Мартэ сыграло свою роль. Существенную роль. Конечно, титул достался Штефану по закону, но авторитет Мартэ был велик. С ним не могли не считаться. А подобного Штефан никогда не забывал.
— Исаак хочет убрать тебя с трона? — напрямую спросил Димитрий, едва они вошли в кабинет. — Мы не успели поговорить во время Совета, извини. Так что?
Штефан прошел к столу и наклонился над ним, не глядя на друга.
— Да он спит и видит, как бы выбросить меня на помойку и заграбастать себе Багровый мыс и трон!
— Думаешь, это он? — после секундного молчания спросил Димитрий, подойдя к другу со спины.
— Сомневаться не приходится, — рыкнул Штефан, резко повернувшись к нему. — Я нутром чую, что это его рук дело, а доказать, мать его, ничего не могу! — мужчина выругался, сверкнул глазами. — Он умело заметает следы, в этом ему не откажешь! Но я знаю, — ударил он по столешнице, — знаю, это он!
— Тише, успокойся, — совершенно без эмоций проговорил Димитрий, тронув друга за плечо. — Пойдем-ка, покатаемся. Ты мне всё расскажешь. А заодно и пообедаем, я, честно говоря, проголодался.
Штефан сдержанно кивнул, пытаясь заглушить в себе ярость, нахлынувшую волной при воспоминаниях о дядюшке.
— Тебе нужно иметь холодную голову на плечах, — заявил Димитрий, открывая перед Кэйвано дверь, — не стоит пороть горячку. Исаак, если это действительно он, только и ждет, когда ты ошибешься. А ошибешься ты только в случае, если, как сейчас, не будешь держать себя в руках. Хладнокровие и расчет, вот залог победы, — заявил Димитрий, выходя за другом из комнаты.
— До сих пор не пойму, — сказал Штефан, остановившись в дверях и заглянув Мартэ в глаза, — почему ты тогда поддержал меня, а не Исаака? Он, по всем канонам должен был бы стать Князем.
— Но ведь ты — единственный наследник рода, — мягко упрекнул его Димитрий. И Штефану показалось, что он знает гораздо больше, чем говорит или показывает.
— Многие в этом сомневались в свое время, — сказал Штефан, задумчиво сощурившись. — Но не ты.
— Не я, — согласился Димитрий, наклонив голову. — Это потому, что я всегда знал правду, — хитрый взгляд щекотал нервы, но Штефан не дрогнул, а друг добавил: — Ты истинный Кэйвано.
Штефан ничего не ответил, приказав Лейле не накрывать на стол сегодня и предупредив ее, что приедет после обеда, он вместе со своим другом умчался из замка.
Вернулся в четыре, спустя пять часов. Не сказать, что полностью довольный, но удовлетворенный, это точно. Димитрий обещал помочь в поисках доносчиков, подключив своих людей. А эта помощь, как и его поддержка на Совете много лет назад, была поистине неоценимой.
— Мы выведем их на чистую воду, — решительно уверял Мартэ, когда они входили в гостиную замка Кэйвано. — Невозможно работать чисто всегда, рано или поздно что-то сорвется, кто-нибудь да проколется. И тогда мы будем готовы, чтобы повязать их по рукам и ногам.
— Я знаю, что поймаю эту гниду, — выдохнул Штефан с плохо скрываемой яростью, — а когда поймаю...
— Пожалуйста, без подробностей, — усмехнулся Димитрий. — Вообще-то, я заехал, чтобы забрать машину.
— Не выпьешь чашку кофе? — предложил друг. — Не хотелось бы показаться негостеприимным хозяином.
Димитрий вновь усмехнулся.
— А ты и не кажешься. В библиотеку? — и, не дождавшись ответа, направился в комнату.
Штефану оставалось только хмыкнуть, не обозлившись, а усмехнувшись подобной дерзости, и, отдав приказание промелькнувшей мимо него с каким-то испуганным лицом служанке, чтобы она принесла кофе в библиотеку, последовать за ним. Странно, что это с ней, подумалось ему. Вроде, не зверствовал сегодня. А вообще, правильно. Пусть боится. Именно страх внушает уважение.
Когда дверь за ним закрылась, Димитрий сказал:
— Мне кажется, или у тебя еще что-то произошло?
Штефан застыл, на лице маска из смеси холодности и безразличия.
— С чего ты взял? — надеялся, что проницательный друг не заметил, как он невольно сжал руки в кулаки.
— Ты нервный, — пожал плечами Димитрий Мартэ. — И, уверен, не только в Исааке дело. Расскажешь?
Князь Четвертого клана взглянул на мужчину, наклонив голову набок, будто на что-то решаясь. Есть ли смысл в том, чтобы делиться... личными переживаниями с другом? Сможет ли он понять, ведь сам Штефан с трудом понимал, что происходит? Поймет ли, примет ли, не осудит ли? А чем сможет помочь?..
Стук в дверь отвлек его от правильного ответа, и Штефан, выругавшись, позволил стучавшему войти.
На пороге возникла фигура Максимуса. Лицо волевое, лишенное эмоций, но что-то блеснуло в глубине черных глаз, что уловил Штефан и вмиг напрягся.
— Что-то случилось, Максимус? — приподняв подбородок, спросил Кэйвано. — У меня гость, видишь ли...
— Случилось, господин, — отважился перебить его Ищейка, чем насторожил Штефана еще больше. — Произошло непредвиденное. Я знаю, что я виноват во всем, — каялся мужчина, продолжая ходить кругами, и не называя вещи своими именами. — Только я виноват. Я не уследил. И я готов понести заслуженное наказание. Любое, какое только вы можете... предложить мне.
— Что. Случилось. Максимус? — выделяя каждое слово, выговорил Штефан сквозь зубы, подходя к слуге, почти нависая над ним, хотя роста они были почти одинакового.
— Кара, господин, — тихо, но твердо произнес Максимус, а Штефану уже сносит крышу.
— Что с ней?! — вскричал Князь, подскочив к Ищейке и не обращая внимания на то, с каким изумлением смотрит на него Димитрий, раскинувшийся в кресле.
— Она... убежала.
Кажется, Штефан не понял его с первого раза. Или не осознал до конца смысла слов.
— Что-о?!
— Я не уследил... — проговорил Ищейка, стиснув зубы. — Я понимаю, что виноват, и что...
— Как это произошло?! — зарычал Кэйвано. — Когда вы узнали?!
— После обеда. Ее никто не видел после часа дня, — сказал Максимус. — Она убиралась в комнатах, а потом по указанию Лейлы работала в саду, и...
— Найти немедленно! — вскричал Штефан. — Вернуть в замок живой! Головой отвечаешь за нее, — прошипел Кэйвано, угрожая немедленной расплатой за неповиновение. — Ты меня понял? — Максимус кивнул. — Тогда выполняй!
Ищейка задержался всего на секунду, будто желая сказать что-то еще, но потом, так и не произнеся ни слова, кивнул и стремительно покинул библиотеку.
А в мозгу Штефана до сих пор вертелось одно: убежала, Кара убежала. Отважилась на побег. И убежала. Как она посмела? Как она смогла?! И время удачно выбрала, пока его в замке не было. Но камеры должны были засечь, как она передвигалась и куда. И кто ей помогал. А в том, что она не обошлась без чьей-то помощи, Штефан не сомневался.
Блеск серо-голубых глаз был ужасен, он предвещал бурю. На мгновение Штефан забыл, что находится в комнате не один. А опомнился, лишь когда друг неуверенно кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Извини, — холодно проронил Штефан, поджав губы. — Проблемы.
— Рабыня? — приподнял брови Димитрий.
— Своевольная упрямая девчонка! — зло чертыхнулся Кэйвано себе под нос. — Рабыня, черт ее побери!
— Так хороша, что ты не желаешь ее... хм... отпустить? — сощурился друг.
— Никто и никогда не уходил от Кэйвано, — сквозь зубы прошипел Штефан, налил себе виски и отхлебнул из стакана, даже не поморщившись от его горечи. — Не будет этого и теперь.
— И это, — наклонившись к нему, проговорил Димитрий, — единственная причина?
Штефан посмотрел на него со смешанными чувствами недопонимания и раздражения. Что это, б
* * *
, означает?!
