Артефакты древних могильников

Ализе долго не желала встречаться с ним взглядом, с большим интересом слушая наставления Сибилла о методах пыток и способах причинения максимальной боли. Потом, взяв один из пузырьков, подошла к мужу. И только, приблизившись почти вплотную, посмотрела ему в глаза. В ее взгляде было столько сострадания и сочувствия, что у него потеплело на душе, и казалось, прибавилось сил. "Потерпи, — мысленно попросила она его, — я сейчас помогу тебе!". Когда ее слова дошли до его сознания, он с силой рванулся за ней, умоляя ничего не предпринимать. Ее помощь в данный момент могла только навредить, ломая и круша его планы. Но Ализе его не послушала. Он ничего не мог делать, ему оставалось только наблюдать за тем, что происходило дальше.

Он видел, как она взглядом ищет заранее присмотренные амулеты. Видел, как она косится на мать и Наставника, соизмеряя расстояние, чтобы ударить, как можно точнее. Видел, как она активировала ослепляющий амулет, и даже успел зажмуриться, спасаясь от полной временной слепоты. Когда через секунду он открыл глаза, то успел увидеть, как Ализе всадила в живот Наставнику парализатор. Живот был не лучшим местом, лучше бы она всадила амулет ближе к шее, например, под ключицу. Даххарст оценивал работу Ализе глазами профессионального воина, и недовольно скривился, увидев, как Ализе, жалея мать, возила амулет ей в руку. Это было неумно, хуже места нельзя было и придумать, разве что в щиколотку. Исилите настолько сильна, что быстро сможет преодолеть действие амулета.

Даххарст был великолепным стратегом, до мелочей разрабатывая и продумывая сложные многоходовые операции, иначе он просто не смог бы остаться в живых, будучи шестым претендентом на престол.

Однако, если ситуация требовала принятия спонтанных, неожиданных решений, в таких случаях ему вообще не было равных. И вот сейчас, в пыточной камере, сложилась, именно такая ситуация. Даххарст не ожидал, совсем не ожидал, что тихая, пугливая, нежная Ализе так отважно бросится его спасать, попытавшись, справится с такими сильными противниками. Ее поступок был, конечно, смелым, но уж очень безрассудным, Даххарст не мог этого не отметить. Она не продумала ни пути побега, на случай удачи, ни пути отступления, в случае провала. Она ведь не могла знать о Древнем амулете, который был у Даххарста, который был его главной надеждой на их спасение.

И вот сейчас перед Даххарстом встал вопрос, активировать амулет или нет. Все зависело от Ализе, если она не сможет освободить его от магических штырей, то с амулетом лучше повременить. И все же...

— Ализе, к тебе вернулись силы? — Даххарсту это надо было знать в первую очередь.

— Нет еще, — виновато ответила Ализе, но тут, же ее глаза радостно блеснули, и Даххарст понял, что силы постепенно возвращались.

— Ализе, ты можешь освободить меня от штырей? — Ализе с сомнением и испугом посмотрела на иглы, которыми было утыкано тело Даххарста. — Это надо сделать как можно быстрее, — Даххарст старался не давить на нее, понимая, что Ализе и так делает все, что может.

Она сконцентрировалась и очень осторожно вырвала один осколок из его живота, который причинял ему особенно много боли.

— Мелкие иглы не тронь, вырывай только те штыри, которые вбиты в камень, — командовал Даххарст, — на все другие не обращай внимания.

Ализе снова сконцентрировалась и с трудом вырвала небольшой стержень, что торчал из его кисти. Освобожденная рука плетью повисла вдоль туловища.

— Молодец, — похвалил он. — Теперь вторую кисть.

Даххарста удерживало восемь штырей, Ализе вытаскивала их по очереди один за другим. После каждого усилия она на несколько минут замирала неподвижно, концентрируя энергию. Даххарст все с большим беспокойством следил за Исилите, в какой-то момент ему показалось, что у нее дернулись пальцы на руке. Как ему хотелось закричать жене: "Быстрее! Быстрее освобождай меня!", но он усилием воли сдержал себя, понимая, что любое волнение только еще больше задержит ее.

Осталось два штыря, но силы совершенно покинули Ализе. Теперь, в ожидании накопления магической энергии, она уже не могла стоять, а сидела на полу, бессильно привалившись спиной к стене. Даххарсту было мучительно жаль ее, но сам без ее помощи он не мог освободиться. Он тоже находился в плачевном состоянии, Наставник весьма умело воткнул магические иглы в его тело, регенерация была практически заблокирована, но Даххарст не обращал на это внимания. Главное — отлепиться от стены, потом он схватит Ализе, и Саннаэтель вытащит их отсюда.

Когда остался последний штырь, Даххарст активировал амулет. Сначала ничего не происходило, потом он почувствовал, как половинка амулета, что была на его груди, стала накаляться.

И в этот момент Исилите дернула рукой и стала приподниматься с пола.

— Ализе, твоя мать пришла в себя! — закричал Даххарст.

Ализе бросилась к столу в надежде найти еще что-нибудь, чтобы хотя бы на время нейтрализовать ее. Но она не успела. Исилите мгновенно поняла, что происходит, и метнула в Даххарста поток магической энергии, снова пригвоздив его к стене. Ализе бросилась вперед, прикрывая мужа и принимая на себя весь удар, а потом мешком свалилась на пол.

Исилите переступила через тело дочери и, подойдя к Наставнику, освободила его от парализатора. А затем они вместе с большим удовольствием снова вбили штыри в тело Даххарста. Сам он в отчаянии смотрел на жену, лежащую без сознания, и понимал, что все пропало. Они не успели. Он почувствовал, как раскалился амулет, и как натянулась нить, чтобы тащить их. Но все было напрасно, они не успели освободиться. Последним усилием воли, собрав все свои силы, он сжег амулет, свое единственное средство спасения. Дороги назад не было.

Глава 11

...Миранэль давно не плакала. Очень давно. Вернее сказать, ТАК не плакала, поскольку пьяные слезы вперемешку с соплями и в сочетании с острой жалостью льются из глаз и носа, или нарочитые слезы пред очами очередного любовника с целью выкачать из него побольше денег, привилегий или каких-то услуг, плачами в настоящем понимании этого слова она не считала. Настоящим плачем также не считались слезы "за компанию" — это когда в редкие периоды своей жизни она приятельствовала с какой-нибудь эльфийкой, и подружки по очереди делились друг с другом горькими обидами, полученными от мужчин.

Слезы, которые сейчас лились из глаз Миранэль, были другими. Они по-настоящему разъедали ей сердце, рвали его на части от боли.

Кажется, в последний раз она так плакала, когда ее бросил Даххарст. Как же больно ей тогда было! И вот история повторяется, только теперь с его младшим братом. Хотя, конечно, формально он ее не бросал, просто он ведет себя так, словно их разделяет ледяная стена или непроходимая пропасть.

Сначала Миранэль понравилась эта холодность и отстраненность, особенно после тех двух сумасшедших ночей. Она даже втихомолку подсмеивалась над ним: "Ершись, ершись, мой мальчик, все равно ты скоро приползешь и ляжешь у моих ног милым котиком. В чем, в чем, а в соблазнении юных отроков мне нет равных!"

Миранэль была уверена в силе своих чар. Таггар не Даххарст. Таггар не был искушен в любовных играх, как его старший брат. Да, даже Даххарст поддался ее обаянию и казался вполне влюбленным в нее аж до того прискорбного случая с его отцом, когда Миранэль не в добрый час вспомнила о своей былой влюбленности.

Миранель даже заскрежетала зубами от злости на саму себя: "Ну почему, ну почему меня так тянет к Темным? — с тоской думала она. — Ну почему мне так противны вежливые, выхолощенные до такой степени, что хочется выть, нудные и правильные Светлые? Ну почему меня раздражают эти скромненькие букетики цветов и умилительные игрушки, от которых другие светлые эльфийки пищат в восторге? Почему меня бесят долгие и невыносимо скучные ухаживания, которыми славятся точно соблюдающие букву этикета мужчины Светлых? Ну почему мне нравится страсть, огонь, когда одно прикосновение дает почувствовать, хочешь ты этого мужчину или нет. А если ты его хочешь, и он хочет тебя, то к черту условности! Темные ведут себя именно так!" — Миранэль снова вздохнула, припомнив студенческое лето, когда она впервые узнала о своих вкусах, таких несвойственных для Светлых эльфийек. У нее как раз тогда начался достаточно страстный роман с Эллентиэлем, и роман этот должен был закончиться свадьбой. Она даже слышала краем уха, что ее кандидатура была одобрена для роли жены третьего принца.

Миранэль один раз видела, как отец Даххарста одним только взглядом своих черных сверкающих глаз смог соблазнить сразу трех девиц, которые имели неосторожность бродить поблизости. И все три подружки остались более чем довольны последующими событиями, даже не поссорившись между собой из-за ревности — отец Даххарста каждой уделил достаточно внимания. Сама же Миранэль в это время сидела на поваленном дереве, любуясь стоячим озерцом, затянутым тиной, и слушала нескончаемую любовную балладу в исполнении Эллентиэля, одновременно представляя, что сейчас творится у Темного в спальне. Да... Тоска зеленая.

Она и сама не заметила, как влюбилась, а тут еще Эллентиэль очень кстати уехал на некоторое время, оставив ее на попечение друга. Миранэль возликовала: ее час настал. Поразмыслив, она решила, что небольшое любовное приключение ей не повредит. Замуж за отца Даххарста она не собиралась, и она была полностью уверена, что он не расскажет об этом флирте Эллентиэлю, такими вещами не делятся.

Она продумала все варианты, кроме одного. Отец Даххарста просто-напросто выгнал ее из спальни, когда она пришла к нему в гости в одном пеньюаре, под которым ничего не было. Выгнал достаточно грубо. Вот тогда Миранэль испугалась и испугалась достаточно сильно, все-таки синица в руке в виде Эллентиэля, лучше... чем совсем ничего.

Миранэль в ужасе раздумывала, что ей предпринять, и не придумала ничего лучшего, чем обвинить Темного в попытке ее соблазнения и даже насилия. Она думала, что Эллентиэль поверит ей, а он поверил другу. Это было обидно не только из-за раненного самолюбия, но еще и из-за того, что она потеряла такого жениха.

Миранэль долго страдала. Единственным утешением были доходящие до нее слухи, что семейная жизнь отца Даххарста была очень далека от идиллии. Он постоянно ссорился с женой, или она с ним, слухи ходили и те, и другие. Они не просто ссорились и ругались, они дрались! Дрались по-настоящему. То она ходила с синяком под глазом, то он с расцарапанным лицом. Эти сплетни были бальзамом на ее обиженную душу.

Прошло много-много лет, и вот в один из дней она познакомилась с самим Даххарстом. Она долго не знала, кто его родители, и не подозревала о его высоком статусе. Даххарст вскружил ей голову. Вот в него она влюбилась во второй раз в жизни.

Он был не таким, как его отец. Намного более утонченный, любезный (когда этого хотел), веселый и страстный. Она просто потеряла голову. Какое-то время ей казалось, что и он испытывает к ней серьезные чувства, иначе чем другим можно было объяснить то, что он повез ее знакомить со своими родителями? Вот тогда все и случилось.

Сначала все шло более-менее хорошо. Мать Даххарста Ханния, никогда не видевшая Миранэль, приняла ее достаточно благосклонно, да и отец Даххарста, когда у него прошел первый шок, не выказал никакой враждебности. А потом Даххарст с матерью отправились по делам, а Миранэль со своим будущим свекром, сидя у камина, предались воспоминаниям о минувших днях. То ли вино было слишком крепким, то ли обида так и не утихла в ее сердце, только слово за слово, и они снова вернулись в тому вечеру, когда Миранэль нагрянула к нему в спальню.

— Ты помнишь, как выгнал меня тогда? — с горечью спросила она, и пьяные слезы безудержно полились из ее глаз. — Помнишь?

— Помню, — сдержанно отвечал Темный, — я помню все.

— Почему ты так поступил?! Ты не имел права выгонять меня!

— Я не имел права оставить тебя, — глухо возразил он. — Как бы ты мне ни нравилась.

— Я тебе нравилась? — тут же ухватилась Миранэль за это признание и в мгновения ока оказалась у него на коленях. — Я знала, я знала это! Я чувствовала, что нравлюсь, — пьяно лепетала она, обвив его шею руками и впиваясь поцелуями в его шею...

И вот, в этот самый момент вернулись Даххарст и Ханния. Что потом было!

Ханния, как тигрица, бросилась к ним. Отец Даххарста повел себя, как настоящий мужчина, приняв весь удар на себя. А Даххарст схватив Миранэль за руку, перенес ее в какой-то богом забытый уголок земли и там бросил, не пожелав слушать никаких объяснений.

И вот теперь она влюбилась в третий раз, и снова неудачно.

Глава 12

Сначала она не восприняла Таггерта всерьез, отнеслась к нему, как к очередному любовнику, таких у нее было предостаточно. Все изменилось в тот момент, когда Таггерт осознал, что он натворил. Никакие уговоры и доводы, что "похищение" Даххарста было спланированной операцией, что он не предавал брата, что только так Даххарст мог попасть к Светлым, не вызвав у тех подозрения, не помогали. Таггерт чувствовал отвращение к самому себе за этот подлый поступок и не желал слушать никакие успокоительные слова и убеждения. А еще он больше не проявлял никакого интереса к Миранэль, и это очень сильно ее задело. Она пыталась вызвать его желание обычными женскими штучками, например, своим чудесным халатиком. Халатик этот еще ни разу не оставил равнодушным ни одного из мужчин, Таггерт оказался исключением.

— Таггерт, ты же сам желал ему смерти, — в сотый раз пыталась его успокоить Миранэль.

— Да, желал. Да, я его ненавижу, — с горечью подтвердил Темный. — Но я хотел убить его сам лично, в честной дуэли, и уж точно не собирался отдавать его Светлым.

— Твоя честная дуэль была бы в твоей жизни последней! — все так же терпеливо твердила Миранэль. — Ты, как воин, по сравнению с Даххарстом просто беспомощный котенок, ты же это понимаешь? Он убил бы тебя, даже не запыхавшись от усталости.

— Пусть так, — Таггерт стиснул зубы и повторил: — Пусть так. Но это лучше, чем мысль о том, что все будут считать — это я отдал своего брата на растерзание Светлым, тем более, Светлым из Древнего леса.

Миранэль тяжко вздохнула, упрямство Таггерта начинало ее раздражать, тем более, что при этом он почти не обращал на нее внимания. То бегал, как заведенный из угла в угол, то сидел неподвижно у стены, сжавшись в комок. Миранэль его не понимала, совсем не понимала. Что ему еще нужно? Даххарст добровольно отправился к Светлым спасать женушку, воспользовавшись помощью брата. Если всю ситуацию рассматривать с этой точки зрения, то Таггерт вообще получается героем. Но Таггерт думал иначе. Он считал себя предателем из предателей. Такая взгляд на ситуацию злил Миранэль, особенно потому, что ей не удавалось его изменить.

"Ничего, — думала она, — вот вернется Даххарст, и я заставлю его сказать Таггерту, что этот поступок не был подлостью", — мысль о таком решении вопроса успокаивала Миранэль, она с нетерпением ждала, когда же вернется Даххарст.

Все это время они все вместе жили в его доме. Благо дом был огромен, и комнат хватало на всех.