— Предпочитаю кефир, — скромно потупила глаза волшебница, вспомнив наказ подруги не ругаться с вредной теткой.
— Я постелю тебе в моей комнате, — засуетилась Настя, поспешно выскакивая в коридор.
— Спокойной ночи, — любезно распрощалась Лариса и выскользнула из комнаты.
— Понаедут тут всякие! — донесся ей вслед недовольный голос Василисы. — Стеснят! А родной тетке с племянником потом в одной комнате жаться приходится.
— Да ладно тебе, мам, — робко прошелестел Венечка.
— Веня! Не спорь с мамой! — прогремел суровый рык мадам Суворовой. — За свои права надо бороться!
— Ничего себе — жаться, — тихо фыркнула Лариса, обращаясь к Насте. — Ты им отдала самую лучшую комнату! Да в ней банкеты можно устраивать.
— Типун тебе на язык, — жалобно проскулила подруга, вталкивая ее в свою крошечную спаленку. — Как бы и в самом деле до банкетов не дошло!
— Насть, объясни мне срочно, что происходит, — потребовала удивленная Лариса.
— Тетя Вася — ведьма, — горестно вздохнула Настасья.
* * *
— Я спасла наследника рода, я спасла принца оборотней, — припевала довольная собой Глаша, кружась по поляне. — Как ты думаешь, он теперь обязан на мне жениться, как честный медведь? — огорошила она Оливье, с размаху плюхнувшись рядом с ним, на бревнышко.
— Оборотни женятся только на оборотнях, — осадил ее маркиз, в чьи планы вовсе не входило, чтобы спутница задерживалась в его мире, — и у Вариса наверняка уже есть невеста, какая-нибудь прекрасная красотка-лиса или девушка-рысь.
— Главное, чтоб не ежиха, — заявила Глаша. — Представляешь, как им будет трудно в семейной жизни?
— Ты хоть понимаешь, во что мы вляпались? — тихо сказал Оливье.
— Мы спасли наследника, — с готовностью сообщила девушка. — Точнее, это я спасла наследника, а ты едва не дал ему умереть. Так что заслуга в его спасении — моя целиком и полностью. Ура-ура! Я совершила первый настоящий подвиг! Я не так безнадежна! И, быть может, о моих подвигах еще напишут настоящий роман!
Но взгляд маркиза, обращенный на спутницу, был столь мрачен, словно она только что подписала смертный приговор себе и ему заодно.
— Оливье, ну не строй ты мне козью морду, — взмолилась Глаша. — Чем ты недоволен? Или у вас какие-то личные счеты с этим Варисом? В детстве вы не поделили лопатку, а в юности он, быть может, приударял за Клариссой?
— С такой фантазией тебе только романы писать, — холодно заметил маркиз.
— Ты думаешь? — польщенно спросила Глаша. — Вообще-то я хотела стать актрисой или журналисткой.
— Жур-кем?
— Ну как тебе объяснить, — запнулась она, — это тоже такой писатель, только пишет он про то, что было на самом деле.
— Летописец что ли?
— Ну, если корреспондент, то можно сказать, что и летописец, — согласилась Гликерия. — И он ничего не придумывает, а пишет только правду. Ну, почти правду. Вот, например, из сегодняшнего происшествия с Варисом можно было сотворить и новостную заметку, и криминальную хронику, и интервью со спасенным, и даже удалось бы развить целое журналистское расследование.
— Вот именно, — свирепо отозвался Оливье, — расследование! Об этом ты совершенно не думаешь!
— О чем? — округлила глаза девушка.
— О том, что случившееся с Варисом — не несчастный случай, а наверняка тщательно спланированное нападение. А мы, появившись здесь, смешали все планы заговорщиков.
— Ты думаешь, это покушение? — помрачнела Глаша.
— А ты видела его раны? — хмуро заметил маркиз. — Конечно, покушение!
— И ты думаешь, преступники где-то рядом? — поежилась она.
— Да уж наверняка! И вряд ли они позволят нам уйти отсюда живыми и сдать наследника на руки отцу, — мрачно заявил ее спутник.
— Мамочки! — перепугалась Глаша и бросила взгляд на спящего медведя. — Но ведь Варис силен в своем зверином облике, разве он не сможет защитить нас и себя?
— Не сомневаюсь, что они позаботятся о численном превосходстве. Особенно, если Варис видел, кто за этим стоял.
— Надеюсь, что нет, — поспешно воскликнула она. — В таком случае мы безо всяких приключений доведем его до замка, сдадим на руки отцу и получим свое законное вознаграждение в виде амулета. Ведь правда — спасение наследника того стоит?
— Сейчас не об амулете надо думать, а о том, как самим уцелеть, — заметил Оливье. -Что ты ищешь? — поинтересовался он, увидев, как девушка перетряхивает сумку.
— Наше спасение, — буркнула та, перебирая склянки травницы. Но, как назло, кроме флакона освежина, пузырька растишки для зубов и двух склянок любовного зелья, ничего в запасниках не было.
— Жека, — умоляюще вскрикнула Гликерия, с силой тряхнув в руках книгу, не подававшую признаков жизни.
— Я вам что, служба спасения? — приоткрыла глаз та. — Сами заварили кашу, сами ее и расхлебывайте. Тем более, — ехидно намекнула она, скосив глазок на склянки, — средства для этого имеются. Остается только пораскинуть мозгами, как их использовать!
— Но как, — начала Глаша и запнулась при виде незваных, но ожидаемых гостей, словно тени, бесшумно возникших по периметру поляны. Это были высокие мужчины в дорогих костюмах, вооруженные мечами и арбалетами, и в лицах каждого из них было что-то дикое, звериное.
Глаша охнула, поспешно сгребла с колен бутылочки, вскочила с бревна и отлетела в середину круга — это Оливье рывком притянул ее к себе и отгородил своей спиной от колючих взглядов (насколько это было возможно при его росте). Маркиз держал меч, готовый в любой момент принять бой. Но что же это за бой, когда на одного воина, беспомощную девицу и спящего медведя приходится около двадцати вооруженных головорезов?
Из круга застывших фигур отделился мужчина с вытянутым, непроницаемым лицом, похожим на маску, и двинулся к спящему Варису.
— А хорошо вы его заштопали, — безучастно произнес он, пнув медведя кончиком сапога.
— Не тронь мишку! — бодрясь изо всех сил, рявкнула Глаша.
— А то что? — равнодушно глянул на нее главарь.
— А то силы "Гринписа" тебя покарают, вот что, — страшным голосом сказала девушка.
— Да ты ведьма, — утвердительно произнес он, внимательно изучая ее колючими серыми глазами.
Если обычно глаза называют зеркалом души, то очи оборотня были бездонными колодцами, которые тщательно хранили тайны своего хозяина. От них веяло холодом, и Глаше стало совсем не по себе. Словно она заглянула в глаза мертвеца. Но спорить с этим невозмутимым длиннолицым она не стала — вдруг, удастся запугать его и его банду возможной карой? А если нет, то она хотя бы немного потянет время.
— Но я тоже в некотором роде колдун, — сказал оборотень, неожиданно выхватив из-за пояса узкую пробирку, и вылил ее содержимое на спящего медведя. Его шкура вспыхнула сиреневым пламенем и стала таять на глазах, а внутри ставшей прозрачной фигуры зверя проступили очертания человеческой фигуры. Не прошло и минуты, как медвежья личина спала, как маскарадный костюм, а на земле остался лежать обнаженный спящий юноша. Глаша стыдливо отвела глаза.
— Так-то лучше, — удовлетворенно произнес главарь, отбрасывая пустую пробирку в кусты.
— Отойдите от него, — выкрикнул Оливье, размахивая мечом и делая шаг к длиннолицему.
— А то что? Твоя милая подружка меня заколдует или ты поразишь меня смертельным ударом? — надменно поинтересовался тот и сделал короткий знак своей свите.
Спустя мгновение меч маркиза лежал на земле, а сам он бился в руках четырех заговорщиков, державших его смертельной хваткой.
— Ну а ты, девчонка, — повернулся к ней негодяй с колючими глазами, — на что способна?
"Запустить бы тебе склянкой с освежином — она самая большая — в наглую рожу, — зло подумала Глаша. — Да вдруг еще пригодится". Вот же жека, предательница, пожалела для них заклинания. "Сами расхлебывайте"! Да что же теперь делать-то?"
— Что там у тебя в руках? — холодно произнес оборотень, делая шаг вперед. — Настойка таинственного Гринписа? Воспламеняющийся эликсир? Дурманное зелье? Что-то непохоже на арсенал боевых магов. Ого, розовый цвет! — он прищурил глаза, разглядывая бутылочки травницы. — Не может быть! — усмехнулся он мгновением позже. — Приворотное зелье, черт меня возьми!
Свита загоготала. Глаша залилась краской и сжала кулаки.
— Красотка, — выступил из круга оборотней развязный юнец со скользкими покрасневшими глазами и блудливой улыбкой, — я готов оказать тебе всю свою благосклонность и безо всяких зелий. Иди сюда, сладенькая...
Глаша еще больше стиснула кулаки, и тонкое стекло треснуло, выплеснув заключенное в него приворотное зелье на куртку девушки. В воздухе разлился дразнящий аромат клубники. От неожиданности Глаша всплеснула руками, тяжелая баночка с освежином и пробирка с растишкой упали на землю и укатились в кусты. Она машинально попыталась поймать вторую склянку с приворотным зельем, подскочившую вверх, но та скользнула в руках, оставив ей лишь пробку, и дождем пролилась на ее волосы, вызвав новый приступ гоготания у бандитов.
Пока девушка отфыркивалась, совершенно забыв о том, что, по словам травницы, одна лишь капля приворотной настойки творит чудеса, хохот смолк, и над поляной повисла зловещая тишина. Когда Глаша вытерла глаза, практически умыв лицо зельем, откинула мокрые волосы, пропахшие клубникой, и с опаской глянула на притихших заговорщиков, то ее поджидал удивительный сюрприз. Злоумышленники, подавшись вперед, таращились на нее с таким благоговением, что Глаша почувствовала себя Дженнифер Лопес, у которой на церемонии вручения "Грэмми" в момент нахождения на сцене слетела не только одна бретелька, но и все платье целиком.
— Миледи, — пролепетал главарь, стремительно срываясь с места и подскакивая к ней. — Возьмите платок. Позвольте, я сам, — не дожидаясь разрешения растерянной девушки, он дрожащей рукой приложил платок к ее щекам и осторожно отер их. Да так увлекся, что спустился ниже, стал поглаживать шею и запустил руку с платком аж в ворот куртки.
— Вы что себе позволяете! — в бешенстве вскричала Глаша, отскакивая сторону.
Главарь поднес платок к лицу и с жадностью вдохнул его запах. Его глаза затуманились.
— Извращенец! — потрясенно пискнула Гликерия, ища поддержки у публики. Но публика сверлила ее возбужденными взглядами, и даже Оливье, безвольно повиснув в руках врагов, не сводил с нее осоловелого взора.
— Моя королева, — пролепетал главарь, бросаясь к ней с явным желанием заключить в объятия и утащить в кусты. От его равнодушия и безучастности не осталось и следа — теперь мужика просто колбасило от переполняющей душу страсти.
— Сэр, вы не джентльмен! — вскричала Глаша, уворачиваясь от его лап.
— Искусительница! — простонал тот, пускаясь в погоню за девушкой.
— Оливье, спаси меня от этого маньяка, — проверещала она, наворачивая круги по поляне. Главарь не отставал.
— Чаровница! — продолжал восхищаться он.
Свита с живейшим вниманием взирала на происходящее.
— Сударь, я юная невинная девушка, — вопила чаровница, перепрыгивая через безмятежно посапывающего Вариса. — Пощадите меня!
По рядам свиты пронесся восторженный вздох.
— О, моя целомудренная роза, — вскричал главный оборотень, прибавив скорости и выронил платок, который до сих пор держал в ладони.
Платок белым лепестком упал на землю, и зрители рванули с мест, затеяв возню за право обладания им. Раздался треск ткани, грязные ругательства, посыпались тумаки. Глядя на это, Глаша на мгновение замешкалась, и тут преследователь сгреб ее в охапку.
— Ах ты, бродяга смертный прыщ! — гневно взвизгнула "роза", одним кулаком двинув пылкому поклоннику в лоб. Тот лишь сдавленно пискнул, но хватки не ослабил, а напротив, даже умудрился приложиться мокрыми ледяными губами к ее шее.
— Ах, сударь! — вскричала она, обращаясь к ближайшему оборотню из свиты, долговязому брюнету с бородкой-эспаньолкой, отхватившему свой кусок драгоценного платка и теперь с нежностью поглаживающему огрызок ткани в руках. — Что же это такое делается! Что же вы стоите и смотрите-то? Ах, спасите меня скорее!
Тот как будто только и ждал ее призыва — тут же вылетел вперед и пронзительно взвизгнул, обращаясь к главарю:
— Милорд, вы негодяй! Я вызываю вас на дуэль!
— Ты, Каспар? — поразился тот, нехотя отрываясь от любования Глашиными прелестями, открывающимися в вырезе куртки. — Ты бросаешь вызов мне, своему хозяину?
— Сейчас же отпустите миледи! — вскипел Каспар.
— С удовольствием избавлю прекрасную леди от такого досадного поклонника, — процедил главарь, отпуская Глашу и вынимая меч.
Дуэлянты закружились по поляне, кто-то нежно тронул девушку за плечо.
— Месье, — прозвенел тут же высокий мужской голос. — Оставьте даму в покое!
— Ах, вы, месье, негодяй!
— Вы ответите за свои слова, подлец! — и минутой позже по поляне кружила вторая пара дуэлянтов.
— Сударь, — оскорбленно вскричала Глаша, начинающая наслаждаться этой неожиданной заварушкой, обращаясь к тощему блондину, не сводящего с нее взора мутных глаз. — Ваши взгляды для меня оскорбительны!
Тут же трое заговорщиков бросились с побоями на бедного блондина.
Гликерия, забавляясь, носилась по поляне, уворачиваясь от желающих ее потрогать, потискать, заключить в объятия и осчастливить любым другим способом, сея зерна раздора и натравливая тех, кто еще недавно был союзниками, друг на друга, и обещая победителю свою глубочайшую признательность, нежнейшую благосклонность и любовь до гроба.
— Ах, сударь, врежьте ему хорошенько! — звонко командовала она. — Он на меня косо посмотрел! Да вот, так, так! Ах, вы мой герой! Милостивый государь, проучите этого вульгарного гоблина, и я вас обязательно поцелую... Потом! (Дубиной по лбу, если станете настаивать), — добавляла она про себя.
Двойная доза любовного зелья превзошла все ожидания. Забыв про свои преступные намерения, коварные заговорщики воспылали страстью к Гликерье и ревностью друг к другу и устроили бой не на жизнь, а на смерть. Спустя полчаса поляна была завалена трупами и ранеными. Несколько человек, спотыкаясь и перепрыгивая через тела своих недавних товарищей, продолжали выяснять отношения с помощью меча, кинжалов и кулаков, а прекрасная дама, устало сидя на краю полянки, продолжала подбадривать их кричалками, вопелками и обещаниями станцевать победителю танец живота. Оливье со спящим Варисом угрюмо отсиживался в кустах. Еще в самом начале заварушки, Глаша приказала ему оттащить наследника оборотней в сторонку и караулить его безмятежный сон. Маркиз, подпавший под влияние убойного любовного зелья, нехотя послушался и теперь страдал, мучаясь завистью к своим соперникам, ловко порхающим по трупам под внимательным присмотром девушки.
Гликерия не была кровожадной по своей природе, ей даже было жаль глупых оборотней, истреблявших друг друга под влиянием любовных чар. Но она прекрасно понимала, что, кабы не зелье травницы, которое она, умница, прихватила украдкой от Оливье, оборотни, решившиеся убить наследника рода, живыми бы их не отпустили. А потому она решила относиться к происходящей на ее глазах бойне как к компьютерной игрушке, чтобы не принимать все близко к сердцу и не раскваситься раньше времени.
