— Ничего у тебя не получится. — Натан кивнул на Инну, которая так и сидела на полу, куда ее отбросил Дмитрий. — Она скажет правду.
Несмотря на боль во всем теле, я начала подползать к девушке. Хотела выяснить, все ли с ней в порядке.
Теперь на лице Дмитрия возникло выражение самодовольства.
— Ты всерьез думаешь, что Галина поверит человеку? Нет. Когда я скажу ей, что ты из зависти напал на меня и Розу, она простит меня. Ты потерпишь поражение, что станет доказательством твоей слабости. Я отрежу тебе голову и возьму из хранилища кол Розы. Последнее, что ты увидишь, это как она вонзает его тебе в сердце.
Вот дерьмо! Не лучше угрозы Натана сжечь меня... Постойте!
Мой кол?
Лицо Натана все еще выражало высокомерие — по крайней мере, для меня. Но наверно, Дмитрий увидел в нем что-то, удовлетворившее его, что-то, позволяющее думать, будто победа за ним. Он заметно расслабился и расплылся в усмешке.
— Дважды, — негромко заговорил Дмитрий. — Дважды я позволил тебе уйти. В следующий раз... В следующий раз все будет кончено.
Я протянула к Инне руку.
— Ты в порядке? — Пробормотала я.
С выражением ненависти на лице она отпрянула от меня. Не сводя с меня взгляда, Натан попятился к двери.
— Нет, — сказал он. — Дважды я позволил ей жить. В следующий раз она умрет. Я контролирую ситуацию, не ты.
Натан открыл дверь. Инна встала и заковыляла вслед за ним. Я пораженно смотрела, открыв рот и перебирая в уме только происшедшие события. Не знаю, что взволновало меня больше всего. Глядя вверх на Дмитрия, я размышляла, о чем спросить его прежде всего. Что нам делать теперь? Почему Инна защищала Натана? Почему Дмитрий позволил ему уйти? Только вопросы так и не сорвались с моих уст.
Вместо этого я разрыдалась.
ДВАДЦАТЬ ДВА
Я не часто плачу. И терпеть не могу, когда это происходит. В прошлый раз, когда я плакала в обществе Дмитрия, он тут же обнял меня. Сейчас я удостоилась лишь холодного, исполненного гнева взгляда.
— Это ты виновата! — Закричал он, стиснув кулаки.
Я съежилась, широко распахнув глаза.
— Но ведь он... Он напал на меня...
— Да. И Инна. Человек! Ты допустила, чтобы на тебя напал человек. — Он не смог сдержать глумливой усмешки. — Ты слаба. Ты неспособна защитить себя — и все потому, что отказываешься от пробуждения!
Ужасный голос. Ужасный взгляд, пугавший больше, чем взгляд Натана. Дмитрий протянул руку и рывком поставил меня на ноги.
— Если бы ты сейчас погибла, это произошло бы целиком по твоей вине. — Он встряхнул меня, с силой вцепившись в руку. — Тебе предоставляется шанс обрести бессмертие и невероятную силу! Но ты слишком слепа и упряма.
Я проглотила слезы и вытерла глаза тыльной стороной руки. Можно не сомневаться — я размазала весь макияж, который старательно накладывала. Я была так напугана, что, казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Ярость и угрозы — этого я ожидала от Натана, но не от Дмитрия.
"Ты забыла, что он стригой", — прошептал голос в моей голове.
Я уже достаточно долго пробыла без укуса, да и схватка выбросила в кровь достаточно адреналина, чтобы этот надоедливый голос звучал громче, чем когда-либо в последнее время. Дмитрий сказал, что я слаба, потому что не стригой, но на самом деле за этим стояло нечто большее. Я проявила слабость и спасовала перед Натаном и Инной, потому что практически стала наркоманкой, все время пребывая в состоянии блаженного неведения, что не могло не сказаться на моем теле и разуме. Эта мысль пугала, и мне с трудом удавалось задержаться на ней. Жажда эндорфинов вспыхнула с новой силой, и теперь в сознании шла борьба.
У меня хватило здравого смысла не озвучивать эти мысли. Я просто попыталась умиротворить Дмитрия.
— Не думаю, что стала бы сильнее Натана, даже если бы меня обратили... то есть пробудили.
Он провел рукой по моим волосам и как будто начал успокаиваться, но в глазах все еще светились гнев и нетерпение.
— Поначалу, возможно, и нет, но после перемены ты не утратишь ни физической силы, ни силы воли. Он ненамного старше нас... недостаточно, чтобы разница была ощутима, вот почему он всегда отступает в наших с ним схватках.
— А почему ты отступаешь?
Я почувствовала, что его тело напряглось, и осознала, что мой вопрос может быть воспринят как удар по его героизму. Я сглотнула, снова чувствуя страх. Он все еще сжимал мою руку, и она начала болеть.
— Потому что в одном он прав, — сухо ответил Дмитрий. — Если я убью его, Галина разгневается на нас, что непозволительно. Пока.
— Ты говорил раньше, что ты... что мы... должны убить ее.
— Да, и как только мы это сделаем, то с легкостью завладеем и ее имуществом, и ее организацией.
— Что такое ее организация?
Я продолжала отвлекать его: вдруг гнев рассеется, а вместе с ним исчезнет и монстр?
— Многое. Богатство не дается без усилий.
— Нелегальные дела, которые наносят вред людям?
— Это так важно?
Это был, конечно, риторический вопрос, на который я отвечать не стала.
— Но ведь Галина когда-то была твоим учителем. Неужели ты способен убить ее? Я имею в виду, не в физическом смысле... Я имею в виду моральный аспект.
Он задумался.
— Я уже объяснял тебе. Это вопрос силы и слабости. Хищника и жертвы. Если мы сможем одолеть ее — а я в этом не сомневаюсь, — значит, она жертва. Конец истории.
Я содрогнулась. Какое пугающее, жесткое и суровое восприятие мира! Наконец Дмитрий отпустил мою руку, и волна облегчения затопила меня.
Я поднялась на дрожащих ногах и опустилась на кушетку. Он сел рядом со мной.
— Почему Инна напала на меня? Почему она защищала Натана?
— Она любит его, — ответил Дмитрий, не скрывая своего отвращения.
— Как?..
— Отчасти потому, что он обещал пробудить ее, когда она прослужит тут какое-то время. Это говорят почти всей прислуге.
Я вспомнила, Сидни рассказывала, почему алхимики против, чтобы люди узнали о вампирах, — как раз потому, что они могут захотеть, чтобы их тоже обратили. Говорят?
— В большинстве своем они недостойны этого. И очень часто кто-нибудь, проголодавшись, просто съедает очередного человека.
Меня затошнило — и не от близости Дмитрия.
— Как гадко.
— Ничего подобного.
Я не думала, что он снова начнет трясти меня, но его глаза угрожающе замерцали. Монстр притаился совсем рядом.
— Время уходит. Я был очень снисходителен, Роза. Снисходительнее, чем к кому-либо другому.
— Почему? Почему ты поступаешь так?
Я хотела — нет, мне требовалось — услышать: потому, что он любит меня и ради этой любви никогда не сможет заставить делать то, чего я не хочу. Мне нужно было услышать это, чтобы перечеркнуть воспоминания о том ужасающем, яростном создании, которое я видела несколько минут назад.
— Потому что я понимаю ход твоих мыслей. И понимаю, что, пробужденная добровольно, ты станешь гораздо более значимым союзником. Ты независимая и умная — вот что делает тебя такой ценной.
— Ценный союзник, — прошептала я.
Не женщина, которую он любит.
Он подвинулся и теперь нависал надо мной.
— Разве я не говорил, что всегда буду за тебя? И вот я здесь. Я буду защищать тебя. Мы будем вместе. Нам предначертано быть вместе, и ты знаешь это.
В его голосе настойчивость брала верх над привязанностью.
Он подтянул меня к себе и поцеловал в губы. Привычный жар охватил тело, но другие мысли продолжали одолевать сознание. Я всегда думала, что нам предначертано быть вместе. И он когда-то говорил, что всегда будет за меня. Я и сама хотела этого — только по-другому, чтобы мы были на равных, чтобы прикрывали друг другу спины. Сейчас все было иначе. Я оказалась беззащитна. Слаба. Никогда, никогда в своей жизни я не была в таком состоянии. Даже сражаясь с превосходящим по силе противником, я вполне пристойно могла противостоять ему. Но не сегодня. Я была в ужасе. Я была слаба и ни на что не способна. Могла разве что сидеть здесь с жалким видом и ждать, пока кто-то спасет меня. Я допустила даже, что человек смог побороть меня в схватке!
Дмитрий уверял, что все разрешится, когда я стану стригоем. На протяжении последней недели он повторял это снова и снова, и, хотя в душе я не соглашалась с ним, прежнего отвращения идея уже не вызывала. Наоборот, она все чаще мелькала в сознании — как туманный, далекий способ быть вместе с ним. А я хотела быть с ним, в особенности в такие моменты, как сейчас, когда он целовал меня и желание потрескивало в окружающем нас воздухе.
Только на сей раз желание не было таким всепоглощающим, как обычно. Оно присутствовало, да, но я не могла отделаться от воспоминания о том, каким Дмитрий был совсем недавно. С пугающей ясностью до меня дошло, что я влюблена в стригоя. Дикость!
Тяжело дыша, Дмитрий прервал поцелуй и пристально посмотрел на меня. Несмотря на характерное для стригоев невозмутимое выражение лица, я чувствовала, он хочет меня. Это сбивало с толку. Передо мной был Дмитрий и не Дмитрий. Наклонившись, он поцеловал меня в щеку, потом в подбородок, потом в шею. Шире открыл рот, и я почувствовала прикосновение его клыков...
— Нет!
Он замер.
— Что ты сказала?
Сердце заколотилось, я приготовилась столкнуться с новой волной ярости.
— Ммм... Нет. Не сегодня.
Он отодвинулся и посмотрел на меня потрясенно и сердито. Поскольку он молчал, сбивчиво заговорила я.
— Я нехорошо себя чувствую... У меня все болит. Я боюсь потери крови, хоть и хочу... — Дмитрий всегда умел определить, лгу я или нет, но следовало попытаться. Я, как могла, придала лицу страстное, но одновременно невинное выражение. — Я хочу... почувствовать укус... но лучше сначала отдохнуть, набраться сил...
— Позволь мне пробудить тебя, и ты снова станешь сильной.
— Знаю, — с оттенком пылкости в голосе сказала я. И отвернулась, надеясь, что это усилит видимость смущения. — И я начинаю думать...
Он резко втянул воздух.
— Начинаешь думать о чем?
Я снова повернулась к нему, рассчитывая убедить его, что всерьез обдумываю возможность обращения.
— Я начинаю думать, что никогда больше не хочу быть слабой.
Он поверил мне — я видела это по его лицу. Надо отметить, мои последние слова ложью не были. Я действительно не хотела быть слабой.
— Пожалуйста. Я просто хочу отдохнуть. И еще немного подумать об этом.
Истина состояла в том, что я лгала не только ему — я лгала себе. Если серьезно, я жаждала этого укуса. Очень сильно. Мое тело настойчиво требовало еще эндорфинов. Они были нужнее, чем еда и воздух. И все же, проведя без них всего день, я обрела определенную, хоть и неполную ясность сознания. Ту мою половину разума, которая жаждала лишь радости бездумного экстаза, возрастающая ясность разума не волновала, однако в глубине души я понимала, что необходимо продвинуться в этом направлении, даже если придется лишиться того, чего мне так страстно хотелось.
Немного поразмыслив, Дмитрий кивнул и встал. Он воспринял мои слова так, как если бы я достигла критической точки в своих рассуждениях.
— Отдохни, — сказал он. — Поговорим позже. Но, Роза... у нас всего два дня.
— Два дня?
— Таков предельный срок Галины. Потом мне придется принять решение за тебя.
— Ты пробудишь меня?
Похоже, вопрос о смерти больше не стоял.
— Да. И для всех нас будет лучше, если мы не станем дотягивать до этого момента. — Словно внезапно вспомнив что-то, он сунул руку в карман. — Ох! Это тебе.
Он протянул мне браслет, инкрустированный опалами и мелкими бриллиантами, с таким видом, словно это мелкий пустячок. Браслет был потрясающий, каждый опал сверкал тысячью цветов.
— Какая красота! Он... Он великолепен.
Я надела его на запястье, но — странное дело — подарки Дмитрия больше не значили для меня так много, как раньше.
С удовлетворенным видом он наклонился, поцеловал меня в лоб и ушел. Я осталась лежать на кушетке, изо всех сил стараясь не думать о том, как сильно хочу, чтобы он вернулся и укусил меня.
Остальная часть дня прошла мучительно.
Мне приходилось читать о наркоманах, о том, как тяжко приходится тем, кто отказывается от алкоголя или запрещенных наркотиков. Я однажды даже стала свидетельницей того, как "кормилец" сошел с ума, когда ему пришлось оставить свое служение. Он стал слишком стар, и посчитали, что продолжать давать кровь мороям рискованно для его здоровья. Я в изумлении смотрела, как он умолял, чтобы ему позволили остаться, как клялся, что готов рисковать. Я знала, что здесь работает эффект привыкания, но все равно не могла понять, почему это так много значит для него, что он готов рисковать своей жизнью. Теперь осознала.
Час проходил за часом, и, клянусь, я рискнула бы жизнью ради нового укуса. Это был своего рода каламбур — если бы я позволила еще раз укусить себя, то точно рисковала бы жизнью. Теперь я не сомневалась, что, если разум мой затуманится снова, я приму предложение Дмитрия. Однако с каждым мучительным мгновением без эндорфинов мысли мои прояснялись все больше. Ох, мне еще предстояло пройти долгий путь, чтобы совсем освободиться от вампирских эндорфинов. Когда нас в Спокане захватили в плен, стригои использовали Эдди как источник крови, и прошло немало дней, прежде чем он полностью оправился. С каждым проходящим мгновением я все лучше осознавала, как важно для меня оставаться без укусов и дальше. Правда, физически легче мне от этого понимания не становилось.
Зато мои проблемы вырисовывались весьма отчетливо. Похоже, так или иначе, я обречена стать стригоем. Дмитрий хотел обратить меня, чтобы мы составили вампирский вариант Бонни и Клайда. Натан хотел обратить меня, чтобы захватить Лиссу — и убить обеих. Пожалуй, предложение Дмитрия предпочтительней, но ненамного. Теперь нет.
Вчера я решила бы, что перспектива стать стригоем не так и ужасна. Но сегодня я осознала весь ужас пробуждения и прежнее восприятие вернулось. Мне предлагали, по сути, самоубийство, я могла продолжить свое существование как порождение зла. Правда, с Дмитрием. Вот только Дмитрий не очень-то походил на себя. Или все же он остался во многом прежним? Все так сложно. Я снова напомнила себе, что он говорил давным-давно — как ни походил стригой на того человека, которого я знала, он им не был. Однако нынешний Дмитрий уверял, что ошибался.
— Чертовы эндорфины. Они как наркотики... — простонала я, спрятав лицо в ладонях.
Я сидела на кушетке, телевизор бубнил в качестве фона. Прекрасно. Я уже разговариваю сама с собой.
Предположим, я смогу избавиться от воздействия Дмитрия, от этого одурманенного состояния... ну и?.. Я снова оказывалась перед первоначальной дилеммой. Нет оружия, чтобы сражаться со стригоями. Нет оружия, чтобы убить себя. Я полностью отдана на их милость, правда, сейчас ближе к тому, чтобы затеять приличную драку. Конечно, мне в ней не победить, но если я дольше сумею обойтись без эндорфинов, то смогу одолеть Инну. Все упиралось в эндорфины. Каждый раз, когда я перебирала варианты и заходила в тупик, меня отбрасывало назад, к физической реальности. Я жаждала кайфа. Жаждала возвращения блаженного тумана. Он был мне необходим, а иначе я просто умру, и тогда угроза стать стригоем отпадет сама собой...
