Торговец по найму

Мужчина ещё раз посмотрел на вердикт стратегического компьютера, три минуты назад завершившего обсчёт вероятного результата боя:

"Бой без использования главного вооружения СТИЛ "Русь", расчёт потерь эскадры при коэффициенте самосохранения противника — 0:

Пессим-прогноз: уничтожение всех сил прикрытия и трети боевой эффективности СТИЛ "Русь".

Оптим-прогноз: Уничтожение половины сил прикрытия, треть эффективности "Тройной Ноль" и пятой СТИЛ "Русь".

Он вернул взгляд на экран, и попробовал почувствовать, что сейчас думает командир улья-носителя "Дикий сад". И что думают семь тысяч ветеранов, которые прожили сквозь войну, и которых послали умереть, но не принести войну в послевоенное время.

Мужчина задумчиво нащупал мундштук трубки с водкой, глотнул, а потом осмотрел капитанский мостик линкора. Из сотни человек, сидевших в креслах вдоль нагромождённых вдоль стен пультов, уже не менее половины смотрели на него.

Мужчина сделал мрачное лицо, щелкнул тумблером общей связи и буркнул:

— Киянкин.

Один из сотни склонился к пульту.

— Да, кэп? — прозвенел его голос. Один из немногих голосов в эскадре, не сорванный в хрип за месяцы гонки, и не пропитавшийся безумной, засмертной усталостью.

— Ты уже?...

— А то! — бодро выпалил голос. — "Садиком" последние два месяца затыкали орбиту Земли. Лунную. Дальнюю держали первая и третья Ударные. Арабы за последний год войны подали шестнадцать рапортов, китайцы — три. Наши — один в поддержку. Думаю, "Садик" в кондиции. Тем паче, что вакхабиток с него сняли всех перед тем, как поставить орбитальной затычкой.

— А новьё? — хрипло буркнул мужчина.

Его голос на фоне звонкого кияанкиного звучал особенно устало.

— Новьё? Проект приказа о ветеранах. Обязательное психологическое обследование и по результатам ... ну, понятно, кому каким... или принудительная адаптация к не воевавшим супругам, или трудовые резервации.

Кэп посмотрел на экран.

Носитель, выйдя на дальнюю дистанцию развёртывания, остановился. Эскадра уже полчаса как висела в сотне мегаметров от Юпитера.

— Связь. — хрипло бросил кэп. — Киянкин, на подхват.

Через сорок секунд полторы тысячи экранов мигнули и на них возникла маленькая стройная фигурка, обтянутая чёрным пластиком подкомбеза. Из под короткой рыжей с проседью чёлки в экран глянули пронзительно-зелёные глаза. За спиной фигурки, заложившей руки за спину и расставившей ноги, виднелась часть боевого мостика.

Кэп посмотрел в зелёные глаза, хорошо знакомые по сотням голографий, и краешком сознания ощутил оцепенение, охватившее Мостик. Ещё одним краешком сознания он неожиданно для себя вспомнил, что когда-то очень давно, когда ещё были силы думать о чём-то, кроме работы, он брился и причёсывался.

Потом его внимание вернулась на экран.

Женщина на экране, чуть склонив голову на бок, рассматривала его и молчала. Мужчина несколько долгих секунд соображал, почему. Потом воспоминания о мыслях об этой женщине осыпались и он понял.

Генерал-лейтенант Анна Громова, бессменный командир отдельной сводной дивизии легких истребителей, легендарная "Дамасская Молния" понимала, что её послали умирать, и чувствовала, что на неё навалился груз, согнувший её волю до предела. И любое тяжелое слово могло её сломать. Она боялась, что он, небритый дикарь с лицом, раздутым от водки и покрытым термическими и химическими ожогами, почувствует в её словах слабину, попробует надавить, и сломает.

Инженер первого класса Александр Загривенко несколько секунд невидящим взглядом смотрел на экран. Все его силы в эти несколько секунд тратились на борьбу с дикой, скручивающей в звериный вой, вспышкой сострадания. Справившись, он наклонился ближе к камере, и тихо прохрипел, глядя ей за плечё:

— Здравствуй, Ань.

Её лицо застыло, удерживая удивление.

— Меня Саша зовут. Я тут старший. Знаешь, я летел ё... долбануть по Земле напоследок, а потом сдохнуть. А сейчас увидел тебя — впервые по связи, а не на голо, и умирать расхотелось... даже вместе с тобой, и тем более с тобой, но по разные стороны. Потому что когда-то... ещё тогда, когда война ещё не стала привычкой, и нужен был какой-то смысл, я, да и многие мужики из тех, кто тут, на бортах, воевали потому, что на этой стороне была ты.

Он сделал паузу и посмотрел на её лицо. Каменная маска на её лице начала плыть под напором бьющих изнутри чувств. Он заглянул ей в глаза и еле слышно прохрипел, вложив в голос всю надежду, которую смог в себе наскрести:

— Может, вместе мы придумаем, как выкрутиться?

Её лицо дрогнуло. Губы скривились. Она быстро кивнула и перевела взгляд в сторону и взметнула скрещенные руки.

Оператор "Дикого Сада" на секунду задержалась с отключением связи, и полторы тысячи мужчин вздрогнули, увидев, как затянутая в пластик рука неумелым движением смахивает слезу.

Увидеть, как стальная пластина воли, с которой вмиг соскользнул груз, распрямилась звенящим хохотом, им не довелось. Об этом им рассказали сорок человек боевой вахты, "Дикого Сада", которые, оцепенев, смотрели на то, как их командир катается по полу и из неё со слезами и хохотом выходит война.

— Записки капитана

"Сад", как я и предполагал, готов был потеряться, но не вернуться, и проблема была только в том, что круиз-двигатель на нём не был предусмотрен вообще. "Русь" с ролью буксира справилась.

Так что после Состыковки нам должно было стать легче. Но, поскольку стало легче, то, в соответствии с законом четырёх компонент стало значительно сложнее. Криогенных капсул у нас не было, и было очевидно, что до Финиша кораблей Конфедерации долетят наши потомки. И, как следствие, всем была ясна необходимость обзаводиться семьями. С другой стороны, личный состав эскадры "Русь", 3314 мужчин и 4612 женщин, состоял из истрёпанных войной ветеранов, которые выжили только потому, что озлобились и ожесточились до крайней степени. И, кроме того, я предполагал, что Шлюз в первые часы станет границей между анархией русского инженерного соединения и жесточайшей дисциплиной огромного носителя, который только за счёт этой дисциплины смог сражаться на два фронта — физически с Конфедерацией и морально — с самцами из Коалиции, которым факт существования "Дикого Сада" регулярно давил на мужское эго. Особенно когда очередная группа пилотесс добиралась до шлюза "Дикого Сада". Зачастую — дезертировав из "набора в части вспомогательного обеспечения". Иногда — отстреливаясь от погони из трофейного бортового или личного вооружения, — в зависимости от способа попадания на борт.

О моих "пьяных гоблинах" я не думал, потому что это была простая-трудая проблема. О том, что такое женщина, большинство наших за последние месяцы просто забыли — наравне с такими вещами, как регулярное питание и сон, бритьё и глаженая одежда. Космиковский рефлекс "смывать запахи" у нас, конечно остался. Но и только.

Не знаю, сколько человек из наших осознавали, что им предстоит вспомнить, что такое женщина — пройдя через внезапно возродившиеся рефлексы самца к самке. Причём, пройдя через них самостоятельно, потому что экипаж "Сада" мог среагировать на эти рефлексы демонстрацией зубов, когтей и бластеров. И ограничиться демонстрацией только в лучшем случае.

До общего ужина я совершенно не предполагал, с какой стороны браться за решение этой проблемы. С техническими моментами мы справились "на раз". Эсминцы засадили в грузовые доки "Сада", состыковали корабли главными шлюзами, "Три Ноля" пристыковали к кормовому шлюзу, за три часа протянули кабели, обсчитали конструкцию и стартовали "куда глаза глядят". С психологическими мы справлялись с трудом...

Эсминцы в доки Сада сажали его абордажные команды. Пришлось издавать временный приказ о запрете на переход на "Сад". Одновременно с приказом Анны по батальону палубной охраны о запрете огня на поражения по нарушителям периметра кроме непосредственной опасности жизни.

Бортинженер "Сада" наших потрясла. С двигателями быстрого хода и обсчётом параметров ей явно приходилось сталкиваться только теоретически. Но — медики Сада до сих пор молчат какой ценой — она за полчаса разобралась в расчётах нестандартной конструкции корпуса, которые спейсэнергетики накидали "на коленке". По крайней мере, разобралась достаточно, чтобы вычленить обе ошибки, которые ей подложили. Нам повезло, что Киянкин просчитал ситуацию, и закрытый на пароль пакет с описанием ошибок был направлен полковнику Ли одновременно с расчётами, а не в ответ на встречные претензии, как обычно при проверке компетенции того, кто пытался проверить наши расчёты. В пакет они, правда, заглянули только после того, как Анна, перед отдачей приказа о взятии нас на абордаж и устранением от управления "пьяных тупиц", решила всё-таки со мной переговорить...

В общем, до первого ужина я совершенно не представлял, как мы уладим столкновение матёрого инженерно-мужского раззвездяйства с закоренелой феминисткой паранойей.

Реконструкция. Восемьсот сорок лет назад.

Инженер второго класса главный кок "Руси" Ли Вай затаил дыхание. Три гостьи, усевшись за стол, заинтересованно осмотрели салатницы и вазы с фруктами.

Церемонию встречи в шлюзе транслировали по сети, и Вай знал, что маленькую обманчиво хрупкую китаянку в парадной форме подполковника пехоты, севшую слева от адмирала, звали Сю Лей. И её мнение о столе, который он сотворил из неприкосновенных запасов, Вай волновало больше, чем мнение адмирала, и тем более, мнение плотно сколоченной брюнетки капитана первого ранга Василисы Блюмберг.

Адмирал, закончив осмотр стола, обменялась быстрыми взглядами с соседками и скорее мысленно, чем глазами бросила взгляд за спину, где застыло отделение почётного караула в полной штурмовой экипировке.

Потом адмирал пристально окинула взглядом Загривенко, инженера второго класса Киянкина, завершавшего вскрытие шампанского, и выпрямившегося и натянутого, как трос под критической нагрузкой, командира Тройного Нуля кап-два Сергея Топова.

Дождавшись, пока шампанское окажется в бокалах, адмирал слегка улыбнулась и тихо спросила:

— Мужики, вы что, последние месяцы на одной хлорелле сидите?

Вай, наблюдавший за ужином из приоткрытой двери на кухню, окаменел.

Загривенко начал медленно краснеть. Краснота особенно отчётливо проступала на свежевыбритом белом подбородке.

Киянкин, которого вопрос застал с поднятым бокалом, медленно опустил его на стол, прокашлялся и почтительно сказал:

— Госпожа адмирал чрезвычайно наблюдательна... раскройте секрет — как вы пришли к такому выводу?

Адмирал бросила взгляд на Блюмберг. Василиса, поймав взгляд командира, улыбнулась, и над столом прозвенел её низкий чистый голос:

— Господа инженеры, как младшая по званию, представлю нашу делегацию не только по именам, но и по должностям. Я — комендант "Дикого Сада". И заодно — начальник службы снабжения. Полковник Сю Лей — начальник службы палубной охраны... и по совместительству, неофициально — начальник собственной службы внутри флотской разведки и контрразведки. Госпожу адмирал представлять нет нужды. Как профессионал в снабжении и питании хочу сообщить вашему повару... — она повернула голову к двери. — что ужин великолепен. Я, несмотря на тяготы войны, люблю покушать и прекрасную трапезу ощущаю интуитивно. Выражаясь конкретнее, я бы хотела в ближайшем будущем направить несколько моих поварих для обмена опытом.

А что касается прозорливости... на столе нет ни одного блюда с хлореллой. Для боевого корабля в автономии — нонсенс. Объяснить его можно только сильным стремлением спрятать от дорогих гостей факт, что экипаж корабля питается исключительно мод-хлореллой. И, возьмусь предположить, что свод внутренних правил Флота, неофициальный, вам не знаком, и выдам консультацию: при приёме любой делегации принято подавать на стол меню, которое расширено дополнительными блюдами, но в котором присутствует базовый стол экипажа без исключений.

— Всё очень просто, господа. — завершила Анна.

Вай с трудом поборол желание выйти в залу и ответить. Наверное, он бы не справился со своим желанием, но его опередил Киянкин. Лучезарно улыбнувшись белоснежной улыбкой, он мягко прожурчал:

— От лица нашего повара приношу глубокую благодарность. И, принося должное вашей прозорливости, хотел бы отметить для госпожи коменданта, что из данного правила по приёму делегаций есть одно совершенно неписанное исключение... — Киянкин поднял бокал. — Стол по быстрому накрывают лучшим, что есть на борту, когда в гости на небольшую пьянку залетает друг. За дружбу, дамы и господа.

Адмирал довольно расхохоталась. Её смех наполнил комнату и заставил всех улыбнуться в ответ. Подняв бокал, она миролюбиво произнесла:

— Один-один, господа инженеры. Вы достойны нашей дружбы. За дружбу.

Звякнули бокалы. Стукнули вилки.

Анна, улыбаясь глазами, неспешно подчищала салат и заинтересованно наблюдала за Загривенко, который, уткнувшись в тарелку, медленно и чуть неуклюже орудовал вилкой.

— Саша, — тихо окликнула она. Загривенко чуть вздрогнул и поднял взгляд. Остальные на миг замедлились, а потом чуть неуверенней продолжили движение, за которым их застала неожиданно проникновенная фраза. Анна, поймав его взгляд, быстро подмигнула и спросила: — У тебя есть идеи, как мы дальше?

Загривенко вздохнул, скользнул взглядом по Сю и Варваре и глухо спросил:

— Водку будете?

— Конечно. — Мгновенно откликнулась Анна. — нам по тридцать капель.

Загривенко взял со стола бутыль с самогоном высшей очистки, развёл по тонким хрустальным стопкам, и, дождавшись, пока все разберут стопки, коротко уронил:

— За нас.

— За нас. — нестройным эхом откликнулись остальные.

Вместе с тонким звоном соприкоснувшихся стопок по комнате прокатилось непривычное, надрывающее что-то внутри чувство единения.

Варвара и Анна, на миг затаив дыхание, потянулись за маринованными огурцами. Сю, не меняясь в лице, медленно налила себе сока.

Анна, прохрустев огурцом, бесшабашно буркнула:

— Ладно, если напьёмся — охрана домой дотащит.

Загривенко опустил голову и взъерошил короткий ежик волос. Потом поднял взгляд, наполненный болью понимания, прорывавшейся через привычки и остатки воспитания, и прохрипел:

— Анна, извини, если оскорблю неверным предположением, но... я в очередной раз убеждаюсь, что ты — великий человек. Только великий человек может понять, что здесь, на борту, мужики, которые напрочь отвыкли от женщин, и просто не знают, что в их присутствии делать. Понять — и начать себя вести так, как нужно вести себя с бандой озверевших от многомесячного аврала славянских инженеров. При этом, уверен, сосредоточив весь палубный батальон рядом со створками Шлюза для штурм-прорыва, если что-то пойдёт не так.

Три женщины, застыв, смотрели на Загривенко. Он посмотрел на отложенные ими вилки и грустно продолжил:

— И мы, те, кто в этой комнате, разумом понимаем, что нам надо учиться быть вместе. Но сердцем чуем, что это будет сложно. Очень сложно. Потому что у меня — полк свихнутых на работе мужиков, у которых не вытравлены и не пропиты разве что базовые рефлексы, а у тебя — дивизия асов, которые с мужиками сражались — на два фронта. Миша Киянкин — Загривенко кивнул на Киянкина — и Серёга Топов — исключение. Один из сети не вылезал, второй тактически мобилен и может охватить любую ситуацию. И таких — человек сто на три с половиной тысячи. Наверно, у тебя наберётся столько же тех, кому не надо терпеливо и нежно помогать выбраться из шипастой скорлупы?